О, как мне жаль Александра Андреевича Чацкого. Всё при нём. И чувствителен, и весел, и остёр. Он любит Софью, а она слепа. Помню его расставание с Софьей – спрашиваю: «Что, сударь, плачете? Живите-ка смеясь». А он в ответ: «Недаром, Лиза, плачу, кому известно, что найду я воротясь? И сколько, может быть, утрачу».

 

Бедняжка, как будто знал, что Софья полюбит другого. Да ладно хоть бы замена была достойная, а то Молчалин. Да как же ему не совестно так играть чувствами Софьи Павловны? О Боже, не дай, чтобы об этой любви узнал Павел Афанасьевич. Ведь запрёт, да ладно ещё со мной, а то, помилуй Бог, всех вместе вон прогонит: и меня, и Молчалина. А Софье всё нипочём. Сидит, запершись, целыми ночами со своим избранником, а мне что делать? Я уж и так не знала, что сказать барину. Роман, говорю, читает.

 

Павел Афанасьевич тоже хорош. Старик, а туда же! Чуть свет – и он уж здесь. Жмётся, заигрывает. Мол, зелье я! Привлекательная, вредная, проказ и ветру на уме, а сам-то разве не ветреник, опомнился бы – ведь старик. Не дай Боже, Софья чего услышала бы! Я ему так и сказала: чуть дверью скрипнешь, чуть шепнёшь, всё слышит, а он мне: «Всё ты лжёшь!» Но ушёл всё-таки, минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.

 

А она, счастливая, часов не наблюдает – ну, конечно, пусть не наблюдает, её власть, а в ответ мне за неё пропасть. Да и ради чего! Александр Андреевич – это да!.. Скучно ему здесь. Говорят, лечился он на кислых водах, да не от болезни, чай, от скуки повольнее. И вот приехал: надежда, вера, любовь – да поздно. Она с Молчалиным ночи напролёт сидит, сама мне говорила; мол, возьмёт он руку, к сердцу жмёт, из глубины души вздохнёт – ни слова вольного, и так вся ночь проходит… Мне тогда её тётушка на ум пришла. Как из дому у ней молодой француз сбежал. Хотела схоронить свою досаду, да не сумела, забыла волосы чернить и через три дни поседела.

 

Твердила же я ей, не будет от любви от этой прока. Ну, даже если б любил её Молчалин, что ж из того? Барин, как все московские, желал бы зятя со звездами да с чинами, как Скалозуб – и золотой мешок, и метит в генералы. А по мне – так будь военный, будь он статский, лучше Александра Андреевича не найти. А что остёр он, да шутит, так на это и Скалозуб горазд, ведь нынче кто не шутит? А она всё – Молчалин. А что он? С барышней скромен, а с горничной повеса.

 

Ну, люди то в нашей стороне: она к нему, а он ко мне. А я любви до смерти трушу, но как же не полюбить мне буфетчика Петрушу? Он и прям, и прост, не то что эти. Плетут, плетут, да сами же и запутаются в этой паутине. А нынче ещё лучше. Слыхала я, что Чацкий сошёл с ума. Да не поверю я в байки эти. А если и сошёл с ума, так только от любви к Софье. Вот барышня тоже: один, как камень, а она к нему, а кто душой всей, так она от него.

 

Ну, теперь это уж всё! Барышня всё узнала, вывела этого негодяя на чистую воду. Ох, как же она переживает такое предательство! Ведь переживаю и я! Сколько себя помню, всегда вместе были. Ведь воспитана я в этом доме, и не столько она мне барышня, сколько подруга. Полюбила я её всем сердцем, да и как же не полюбить! А вот если б я была на месте Софьи, несомненно Александру Андреевичу бы сердце отдала. Уж больно нравится он мне… Ох, что это я заговорилась, бежать надо, поздно совсем.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: