В русской культурной традиции встречается значительное количество мифологических имен, однозначно ассоциирующихся с образом поэта: Аполлон, Орфей, Марсий, Фамира-кифаред и т.д. Очевидно, данное многообразие вызвано тем, что за каждым из этих образов, помимо основного символического значения – «поэт» – закреплен какой-либо дополнительный семантический оттенок. Выявление его в каждом отдельном случае может способствовать более глубокому осмыслению того, как в разные периоды русскими авторами раскрывалась тема «поэт и поэзия», столь значимая для отечественной культуры.

 

Одним из самых популярных мифологических сюжетов о поэте является история чудесно спасенного из морской пучины певца Ариона. Первым известным упоминанием этого мифа в русской поэзии, очевидно, можно считать несколько строк из стихотворения «Орел Российский» (1667 г.) Симеона Полоцкого: «Плыви в Россию по морской пучине, / Арион славный, хотя на дельфине! / И Амфиона привлещи с собою, / Да в струны биет своею рукою»¹. Функции обращения к мифологическому материалу в данном случае достаточно очевидны. Во-первых, таким образом маркируется знание западноевропейской традиции символического и перифрастического использования античных мифонимов и, соответственно, обширная эрудиция и некоторая «европейскость» самого автора. Во-вторых, имена Ариона и Амфиона, легендарных античных певцов, используются для иносказательного обращения к современным заграничным поэтам, которым обещается покровительство российских властей, будто бы чрезвычайно благосклонных к изящным искусствам. Конечно, обращение это носит во многом риторический характер, поскольку ориентировано в первую очередь на то, чтобы быть услышанным собственными покровителями в качестве похвалы им и намека на необходимость дальнейшего поощрения его, автора. Нам оно интересно уже постольку, поскольку показывает не случайность выбора имени Ариона: ведь, согласно древнегреческим источникам, спасенный Арион был принесен дельфином к берегам Коринфа, где его радостно встретил местный тиран Пелиандр, принявший певца под свое покровительство и осыпавший его всяческими благодеяниями. Именно этот счастливый финал, по-видимому, и является ключом к пониманию данного мифа в интерпретации Симеона Полоцкого.

 

Оба мифонима, появляющиеся в этом тексте (Арион и Амфион), будут употребляться в качестве равнозначных перифрастических обозначений понятия «поэт» на протяжении всего XVIII века, являясь традиционными «отсылками» к античной культуре и не играя самостоятельной роли в произведении.

 

Некоторые незначительные изменения сложившейся ситуации можно обнаружить в шутливых посланиях В.А. Жуковского 1812 – 1815 гг., где драматическая история Ариона упоминается по контрасту с бытовыми происшествиями из жизни знакомых автора, с целью создания комического эффекта. «Ты знаешь сам: у нас от наводненья / Премножество случалось разоренья. / И пользою сих неизбежных бед / Есть то, мой друг, что мой кривой сосед / Чуть не уплыл в чистилище на льдине! / Уже ревел окрест него потоп; / Как Арион чудесный на дельфине, / Уж на икре сидел верхом циклоп…» (В.А. Жуковский «Послание к Плещееву»)²; «Платок ваш странствует по царству Аквилона, / Но знайте, для него не страшен Аквилон, – / И сух и невредим на влаге будет он! / Самим известно вам, поэта Ариона / Услужливый дельфин донес до берегов, / Хотя грозилася на жизнь певца пучина! / И нынче внук того чудесного дельфина / Лелеет на спине красу земных платков!» (В.А. Жуковский «Графине С.А. Самойловой»)³. Здесь образ Ариона по-прежнему не является центральным в произведении. Однако следует отметить новый значимый момент в обращении В.А. Жуковского с мифологическим материалом: соотнесение его с подлинной (а не идеализированной) повседневной действительностью, реалиями современной жизни.

 

Безусловно, наибольшим новаторством отличается знаменитое стихотворение А.С. Пушкина, появление которого можно по праву назвать ключевым моментом в истории обращений русской поэзии к мифу об Арионе. Известно, что в отечественном литературоведении сложилась устойчивая традиция восприятия стихотворения А.С. Пушкина «Арион» (1827 г.) в биографическом контексте его «вольнолюбивых» воззрений и связей с декабристским движением. Формальное «самоотождествление» с легендарным образом долгие годы объяснялось исключительно желанием поэта обмануть цензуру и трактовалось как разновидность иносказания: ведь, как правило, «это произведение традиционно рассматривается как обобщение размышлений поэта о собственном месте среди декабристов» (И.В. Немировский)⁴. При этом не учитывалась принципиально важная особенность пушкинского наследия, удачно сформулированная еще Р. Якобсоном в «Заметках на полях лирики Пушкина»: «Неоднозначность, или, более точно, множественность смыслов, есть базисный компонент поэтических произведений Пушкина»⁵. Подробно описывая черновую работу А.С. Пушкина над текстом «Ариона», другой исследователь, Н.А. Богомолов, особое внимание уделяет его авторским колебаниям в выборе местоимений и глагольных форм: «с одной стороны, ему хотелось уйти от возможности спокойно отождествить Ариона стихотворения с самим поэтом <…>, но с другой – возникала опасность стать слишком далеко от реальности своего исторического времени, заставить читателей отстраненно отнестись к описанному в стихотворении, тем самым снизив эмоциональный градус высказывания»⁶. Необходимо отметить также, что в данном случае повествование от первого лица впервые стало повествованием «изнутри» исторического или мифологического предания, которое открыло возможности совсем другого содержательного плана: соединение актуального настоящего с вечным, автобиографического с надличностным, утверждение непреходящего значения идей, содержащихся в тексте.

 

Несмотря на колоссальное количество исследований знаменитого стихотворения «Арион», достаточно редко внимание исследователей привлекает и тот факт, что сюжет этого произведения оказывается более чем далеким от ситуации, описываемой в античном мифе об Арионе (в качестве исключения можно отметить работы И.В. Немировского, Ю.П. Суздальского). Согласно преданию, древнегреческий рапсод, выигравший значительный денежный приз на поэтическом состязании, был сброшен в морскую пучину польстившимися на его богатства матросами и спасен дельфином, которого очаровало пение Ариона. В итоговом варианте пушкинского текста нет и намека на неудавшееся покушение и его чудесный исход: напротив, разбойники превращаются в друзей, а образ дельфина-спасителя отсутствует как таковой. (Хотя известно, что в черновых вариантах 13 строка произведения звучала как «Спасен Дельфином, я пою»). Для А.С. Пушкина было важно показать свободного поэта, победившего в борьбе со стихией, оставшегося верным себе и своему высокому предназначению («Я гимны прежние пою»). Стоит ли говорить о том, что в данном случае мотив высокого покровительства, с которым изначально был связан в русской поэтической традиции образ Ариона, попросту уничтожается? Фактически в данном случае можно говорить о трансформации исходной мифологемы в соответствии с индивидуальными художественными задачами автора.

 

Наследование этой традиции интересно проследить на примере стихотворения «Конь Арион» В.И. Иванова. В этом произведении ХХ века осуществляется контаминация двух мифологических образов античности: поэта Ариона и чудесного коня Арейона, сына Деметры и Посейдона, служившего богам и героям⁷. Очевидно, имя «Арион» избирается В.И. Ивановым как традиционный синоним слова «поэт». Однако при этом им создается принципиально новая (как по отношению к обоим первичным мифам, так и по отношению к общеизвестному пушкинскому тексту) сюжетная основа: погоня бога Диониса, чья фигура символизирует здесь творческую стихию, за певцом-конем: «Пред Дионисом я бежал, / Как тень коня пред колесницей. / Я ланью загнанной дрожал: / Он крался медленной тигрицей. / Я серым камнем каменел; / Но в плющ мой камень облачался. / Я сонным омутом чернел: / Бог звездочкой в струях качался»⁸. Моделирование в стихотворении В.И. Иванова собственной сюжетной ситуации (хотя и, несомненно, базирующейся на традиционном для мифологии и фольклора сюжете о погоне-состязании могущественных чародеев) выглядит именно как апелляция к традиции переосмысления исходного мифологического сюжета, заложенной А.С. Пушкиным в соименном произведении. Пушкинские размышления на тему высокого предназначения поэзии в чем-то продолжает и итог описанного В.И. Ивановым чудесного состязания: борьба завершается общей победой, взаимопроникновением и слиянием поэта и божества в одно; конь превращается во всадника, а всадник в коня. «Вскрутился вихрь, сорвал, умчал / Мой золотой и тонкий волос, / И в лире солнечной звучал / Меж струн воздушных новый голос. / Я пел, а облак смоляной / Меня стремил над высью горной; / Летит, распластан подо мной, / Конь огнедышащий и черный»⁹.

 

Итак, по-видимому, можно сделать вывод, что за образом Ариона в русском культурном сознании закрепились значения творческой свободы и торжества поэта, хотя первоначально они не ассоциировались с данной мифологемой. Переломным моментом в ее осмыслении русской поэзией стало появление одного «знакового» текста – стихотворения «Арион» А.С. Пушкина.

 

Автор статьи: Моисеева Анна Александровна, кандидат филологических наук, ассистент кафедры русской литературы Пермского государственного университета

 

-----

1. Русская поэзия XVII – XX веков // Электронная библиотека: Шедевры мировой культуры на CD. – М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2004. – С. 34232.
2. Там же. – С. 14525.
3. Там же. – С. 14641.
4. Немировский И.В. Декабрист или сервилист? Биографический контекст стихотворения «Арион» // Легенды и мифы о Пушкине: Сборник статей / Под ред. М.Н. Виролайнен (Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН). – СПб.: Гуманитарное агенство «Академический проект», 1999. – С.175.
5. Якобсон Р. Заметки на полях лирики Пушкина // Работы по поэтике: Переводы / Сост. и общ. ред. М.Л. Гаспарова – М.: Прогресс, 1987 –12 л., илл. – (Языковеды мира) – С.217.
6. Богомолов Н.А. «Арион»: попытка чтения // Богомолов Н.А. От Пушкина до Кибирова: Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. – М.: Новое литературное обозрение, 2004. – с. 11
7. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т./Гл. ред. С.А. Токарев – М.: НИ «Большая Российская Энциклопедия», 2000. – Т.1. А – К. – С. 101.
8. Русская поэзия XVII – XX веков // Электронная библиотека: Шедевры мировой культуры на CD. – М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2004. – С. 16048.
9. Там же. – С. 16049.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: