Интерес к межпредметной интеграции на уроке литературы всегда был высок, а в профильных гуманитарных классах межпредметное и внутрипредметное взаимодействие становится особенно актуальным: межпредметные связи помогают формировать целостное представление о литературном процессе, об авторской художественной системе. Хочется подчеркнуть, что интеграция предполагает не механическое совмещение в рамках одного урока различных учебных предметов, но их системное объединение в содержательную общность нового качественного характера, когда каждая составляющая системы испытывает «силовое притяжение» смежных областей, что помогает увидеть ее по-новому, «остраненно» и более концептуально. «Интеграция способствует преодолению фрагментарности и мозаичности знаний учащихся, обеспечивает овладение ими комплексным знанием, системой универсальных человеческих ценностей, служит формированию системно-целостного взгляда на мир.

 

Будущее школы связано с синтезом разных учебных предметов и прежде всего предметов гуманитарного цикла в парадигме культуры, разработкой интегрированных курсов, взаимосвязью и взаимопроникновением всех школьных дисциплин. Сейчас уже не является неожиданностью увидеть уроки, на которых происходит объединение разных предметов; появились уроки, которые совместно проводят учителя-предметники. Цель таких уроков – приобретение системы знаний и ценностей, "погружение" в определенную культурную эпоху, диалог с ней, постижение ее картины мира и человека в знаках, символах, образах, моделях бытия»¹.

 

Изучение творчества Ф.И.Тютчева в профильном гуманитарном классе предполагает более глубокое, концептуальное знакомство с особенностями художественного мира поэта, а потому урок интеграции литературы и живописи способен вывести восприятие одной из ключевых тем поэзии Тютчева – темы взаимоотношения человека и мироздания – на более высокий уровень.

 

 

Ф.Тютчева и Н.Рериха роднит сходство мотивов, обращение к теме взаимоотношений человека и мироздания. Природа в художественных системах поэта и художника не столько реальный земной пейзаж, сколько проявление вечного бытия, мироздания. Природа и в картинах Н.Рериха, и в стихотворениях Ф.Тютчева – живой организм, Вселенная, пронизанная присутствием Мировой Души, она дышит, живет по законам вечности. Полюса мироздания в художественных системах Тютчева и Рериха – свет и тьма, отношения между которыми – единство и борьба.

 

Мироздание, по Тютчеву, имеет два лика – «дневной» и «ночной», не случайно одно из стихотворений названо «День и ночь». День – это гармоничная, устроенная и дружественная человеку Вселенная, это Космос; ночь – это мир Хаоса, когда господствуют непознанные и непознаваемые стихии. В мировой мистерии акт светлого, гармоничного бытия сменяется новым актом – бытия ночного, хаотического, исполненного трагизма. День – это «златотканый», «блистательный» покров, наброшенный на бездну, это оживление, солнечный свет и блеск, «благодать», исцеление души; ночь – это роковой мир тайн, мглы, бездны.

 

Метафорический образ «покрова златотканого» отражает непроходимую грань между двумя мирами - Космосом и Хаосом. Образы «завесы», «покрова», «окна» в поэзии Тютчева выявляют мысль поэта о «двойном бытии», о вечном раздвоении жизненных сфер, о взаимопритяжении и взаимоотталкивании противоположностей. «Две силы, два голоса, две беспредельности, два мира – это пристрастие поэта к числу «два» свидетельствует о его диалектическом восприятии жизни, о видении им противоречивых, противоположных начал в ней. В жизни Тютчев видит вечное раздвоение, разрушающее жизнь и созидающее в процессе движения новую»².

 

Основной образ стихотворения «Как сладко дремлет сад темно-зеленый» – плавное, всеохватное движение от дня к ночи, ощутимое во всем: в меняющемся цвете, звучании, человеческих чувствах. «Пространство Тютчева характеризуется направленностью, ориентированностью. Оно всегда направлено откуда-то и куда-то. Наиболее значимые ориентации – горизонтальная и вертикальная»³. Разноцветье дневного мира («сад темно-зеленый», «цветами убеленной», «месяц золотой») сменяется чернотой и тьмой, поглотившими цвет. Мир ночной «слышный, но незримый», «бестелесный» и бесформенный, утративший конкретность и привычность очертаний. Движение этого бестелесного мира Тютчев передает лишь в одном слове, но какой экспрессией оно наполнено – «роится». В этом «роится» чувствуется движение стремительное и хаотичное, таинственное и враждебное человеку. Гармоничная мелодия дня («музыки дальной слышны восклицанья», «соседний ключ слышнее говорит») сменяется ночным «гулом» – «чудным», «непостижимым». В самом фонетическом рисунке слова «гул» (резкое «г», длинное «у» и не смягчающее длинноту этого звука «л», который утрачивает в этом фонетическом контексте свою мягкость) чувствуется что-то глухое, угрожающее, враждебное.

 

Ночной мир страшит и одновременно притягивает человека своей не разгаданной в веках тайной, тревожит и заставляет мучиться неразрешимыми вопросами. Диалогичность – неотъемлемое свойство лирики Тютчева – создает особую экспрессию стихотворения, особенно последней строфы, которая являет собой вопрос, обращенный человеком к миру ночи, Хаоса, мглы, вопрос, оставшийся без ответа.

 

Космичность пейзажа Н.Рериха, эпичность его художественного мира могут отразить многие картины гималайской серии, например «Канчэндзона» и «Канчэнджунга».

 

 

Поражает огромность пространства Земли и Неба: все изображенное словно увидено из Космоса, перед нами не просто земля, но Земля-планета. Это ощущение космического пейзажа дополняют яркие, насыщенные краски. Ярко-красное небо, насыщенно-синие, почти черные скалы создают своим кричащим контрастом атмосферу необычности. Между теплыми и холодными тонами картины не столько отношения противоборства, сколько единства, не случайно отблески красного – на скалах, синего – на небе. Уже это стремление красок к слиянию показывает единство этого мира.

 

 

 

Картина может передавать движение, однако, на первый взгляд, в картинах «Канчэндзона» и «Канчэнджунга» – как раз отсутствие движения, торжественная застылость, словно сама вечность – в этих четко прорисованных контурах, в ясности и определенности очертаний. Но вся эта скованность не мертвая, дыхание природы чувствуется и в поднимающемся над скалами тумане, и в самом разнообразии форм этого мира, и в насыщенности красок, в которых, казалось, сконцентрирована энергия жизни. Можно вспомнить строки Н.Рериха: «Дух, вечный, неизносимый, нерастрачиваемый, питает все энергии», «присутствие, великое присутствие наполняет природу. С чего бы колыхаться травинке. Почему трепетать ветке дерева, откуда хруст валежника, почему срывается песок с горы: Он идет. Он приближается…»

 

 

В стихотворении Тютчева «Как океан объемлет шар земной» отражается модель мироздания. Четыре элемента всего сущего: огонь («горящий славой звездной», «пылающею бездной»), вода («океан», «стихия», «прилив», «неизмеримость волн»), земля («шар земной», «земная жизнь», «берег», «пристань»), воздух («сны», «небесный свод») – находятся в отношении противоборства и единства одновременно. «С особенным благоговением Тютчев относится к воздушной стихии. Воздух – бездна, «бездна голубая» и «животворная». Воздух, как река, опоясывает землю и является условием жизни, он самая легкая и чистая стихия, которая связывает все живое, вбирает в себя и распространяет проявления жизни, самую жизнь»⁴; вода также оказывается в художественном мире Тютчева воплощением жизни, движения, бурного преображения, поэтому часто синонимом слова «вода» становится слово «стихия», «вода холодна, подвижна и изменчива, она живая, гармоническая, самая древняя и самая могущественная стихия»⁵; «воде противостоит огонь. Он и животворен, и опасен. Если родина воды – глубины земли, то родина огня – небо, поэтому у Тютчева небо – это «твердь пламенная», «небеса сияют», освещенные огнем солнца. Огонь проникает во всё: в растения и в человека, он горит в его груди, светится в его глазах. Но огонь и зол, это «злой истребитель», «стихийная вражья сила», он словно «красный зверь», всё испепеляющий, мертвящий»⁶. Земля в стихотворении становится воплощением тверди в подвижной стихии мироздания, «берега», «пристани», помогающей человеку обрести устойчивые, вечные, животворные и оберегающие начала.

 

Однако природные стихии воды, огня, воздуха и земли, при всем своем различии и внешней противоположности качеств, находятся в глубокой связи, поэтому не случайно в стихотворении появляется круг как символ гармонии и взаимосвязанности всего со всем («шар», «объемлет», «кругом объята», «небесный свод», «со всех сторон окружены»). Все четыре первоосновы мира взаимосвязаны, вовлечены в единую жизнь, единое движение. «Образ круга настойчиво повторяется Тютчевым. Характерно пристрастие поэта к глаголам (и производным от них) со значением охвата, окружения»⁷.

 

Образ круга в этом стихотворении помогает ощутить и место человека в мироздании. Тютчев положил основание новому взгляду на личность и ее взаимоотношения с миром. Человек в поэзии Тютчева ощущает себя в круговороте безбрежного океана Вселенной, он причастен к мировому круговращению (поэтому не случайно человек в этом стихотворении оказывается в центре символического круга: «и мы плывем, пылающею бездной со всех сторон окружены»). Однако эта причастность не только не исключает драматизм взаимоотношений человека с мирозданием, но, напротив, предопределяет его. Человек затерян в мировом хаосе, но при этом не растворен в нем, его «Я» не исчезает во мгле и ночи. Вселенная, величественная, неизмеримая в пространстве и времени, властная, таинственная, нуждается в человеке, ее «глас» «нудит» и «просит». Без человека мир пуст. «Мы» в стихотворении – это и человечество, и Земля, и вся Вселенная.

 

Море ночное в стихотворении «Как хорошо ты, о море ночное» – символ стихии мироздания – становится воплощением движения, оно всегда разное, нетождественное самому себе в каждый миг. Движение моря так же непредсказуемо, гармонично даже в самом своем хаосе, как жизнь, поток которой стремителен, неудержим и свободен: «ходит», «блещет», «дышит», «блеск и движенье», «волны несутся». Ритмическая организация поэтической строки уподобляется движению моря: строка «на бесконечном, на вольном просторе» удлиняется за счет синтаксического параллелизма, в то время как следующая за ней строка «блеск и движенье, грохот и гром» – краткая, стремительная, напряженная. Такое ритмическое разнообразие отражает движение моря, то плавное, объемно-величественное, то стремительное и убыстренное. Звучание изображенной в стихотворении картины моря врывается и в стихотворную строку, отражая игру жизненных сил, праздничный шум, ликование и в то же время сокрушительную силу стихии: аллитерация звуков «р» и «г», ассонанс «о» создают звучание «бездны роковой».

 

Лирический герой Тютчева ощущает сопричастность жизни моря, вступает в открытый диалог с его бесконечной беспредельностью, обращается к ней на «ты»: «Зыбь ты великая, зыбь ты морская». Однако уже следующая строка: «Чей это праздник так празднуешь ты?» – вопрос без ответа. Взыскующий глас человека, обращенный к мирозданию, часто остается без отклика. Тютчевский герой как будто постоянно чувствует себя на краю бездны, он ощущает ее неизмеримость, ее дыхание. Таинственная «зыбь» живет непостижимой жизнью, что создает особый драматизм взаимоотношения человека и мироздания.

 

В художественном мире Тютчева диалектически взаимосвязаны противоречия: Космос и Хаос, слабость и величие человека, его страх перед ликом бездны и в то же время таинственное притяжение к ней – именно это открывается нам в стихотворении «О чем ты воешь, ветр ночной?». «Ветр ночной» говорит с человеком «понятным сердцу языком», «музыка сфер» Тютчева зачастую хаотична, страшна, но и в этой дисгармонии чувствуется своя мелодия, которая, оставаясь непонятной человеческому сознанию, пробуждает в его душе схожее звучание. «Мир души ночной» сродни стихии ночи, и в сердце человека – те же бури, непознанные тайны. Рвущееся, стремительное, ничем неудержимое движение заключено в самом человеке: «ветр ночной» бушует в человеческом сердце, «роет и взрывает» в нем «неистовые» звуки («Из смертной рвется он груди, он с беспредельным хочет слиться»). Не случайно хаос назван «древним и родимым». Стихия внутренняя сопрягается со стихией внешней, стихия мироздания и стихия человеческой души близки своим непостоянством, мятежом, они равновелики, единосущностны: «О, бурь заснувших не буди – под ними хаос шевелится».

 

«Мир дремлющий», «сумрак» в стихотворении «Тени сизые смесились» становится воплощением грани, помогающей постичь возможность взаимопроникновения противоположных начал бытия. Движение, ощутимое в двух направлениях: движение мира сверху вниз и движение человеческой души снизу вверх – «вглубь», отражает взаимоустремленность человека и мироздания. Момент их пересечения – та грань воссоединения дня и ночи, создающая мир «сумрака», – будет моментом взаимопроникновения, уравновешенности: «Всё во мне и я во всём».

 

Человек стремится к слиянию с мирозданием, поэтому не случайно в стихотворении так много глаголов в повелительном наклонении: «лейся», «залей», «утиши», «переполни», «дай». «Дай вкусить уничтоженья, с миром дремлющим смешай». «Уничтоженье» – это не бесследное исчезновение, а явление в иной форме – в форме части мира. «Растворение в небесном – не исчезновение, а усиление подлинного бытия»⁸. О страстном желании такого растворения говорит парадоксальное сочетание «вкусить уничтоженья»: «вкусить» – это очень желанное, несущее наслаждение, радость.

 

У Рериха нет мотива разлада человека с природой, в человеке – та же гармония, тот же «строй во всем», что и в мире. Человек не чувствует себя песчинкой перед ликом мироздания, ему нет нужды молить о слиянии всего со всем, так как это даровано ему изначально. В человеке нет напряженности, только спокойствие и самоуглубление, созерцание величия мироздания. Об этом, например, картина «Королевский монастырь».

 

 

В ней нет буйства красок: всё выдержано в одном тоне. Серебром светящаяся Земля неслышно плывет в бескрайних космических просторах, поэтому большую часть занимает ночное небо. Но небо и земля так же, как в картине «Канчэндзона», связаны, но теперь уже не только цветом, но и светом. Мерцающий свет звезд и невидимой луны заливает космическим сиянием и землю. Именно в этом мерцании слышится тихая, торжественная музыка. По Рериху, «звук и свет нераздельно связаны между собой. Симфония сфер будет звучать и будет возвышать дух человеческий к новым творениям». Рерих сумел создать особую атмосферу, в которой рождаются мысли о вечном. Знаменитую фразу Достоевского «красота спасет мир» Рерих произносил иначе: «Сознание красоты спасет мир».

 

Эту же мысль продолжает и картина «Тень учителя».

 

 

Радостные блики света, светящиеся краски, но уже не тихо светящиеся, а ликующе, победительно, также говорят о единстве неба и земли. Но самое главное в этой картине – человек, его присутствие в мире. Тень Учителя невозможно заметить сразу: она словно «вросла» в скалу, ее контуры уподобляются контурам гор, она стала неотъемлемой частью мира природы, уже невозможно представить, что ее могло не быть – она останется вечно. Присутствие человека одухотворяет этот мир, не случайно тень расположена в центре – словно душа этого мира. Важно для Рериха показать величие человека, поэтому художник не изображает самого Учителя, который уподобился бы маленькой песчинке по сравнению с величием и громадностью скал. Кроме того для Рериха важно показать значимость именно духовного присутствия человека в мире, поэтому только тень. Ведь именно духовно, а не физически человек равен мирозданию, его душа – часть общей Мировой Души.

 

Одиночество человека среди природы – это также значимо для Рериха. Только в одиночестве, несуетности можно постичь величие мира, приобщиться к его торжественному покою, «с-мириться». Слово «смирение» Рерих трактовал именно так: с-мирение, соединение с миром, слияние с ним. Человек-микрокосм несет в себе энергию мироздания, часть Мировой Души, но и в свою очередь Космос одухотворяется присутствием человека.

 

Мир в изображении Тютчева противоречив: враждебность мироздания, его хаос, мгла, страхи и тайны – и его величие, гармония в самой стихийности; Человек – песчинка перед ликом мироздания, он в разладе с собой и миром – и человек един со всем сущим, он неотъемлемая часть мироздания. У Тютчева нет выхода из этих противоречий, а у Рериха само наличие разности – проявление жизненной энергии, условие существования мира. В художественном мире Рериха противоречия не трагедийны, не катастрофичны, а естественны. Мир Рериха эпичен, в то время как мир Тютчева драматичен. Напряженность героя Тютчева – от сознания своей особости, выделенности из мира. Это, пожалуй, то новое, что ребята поймут именно на этом уроке, а потому произойдет углубление восприятия поэзии Тютчева.

 

-----

1. Доманский. Литература и культура. Культурологический подход к изучению словесности в школе. – Томск, 2002.
2. Касаткина В.Н. Поэзия Ф.И.Тютчева. – М.: Просвещение, 1978. – С.12.
3. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. – Л., 1972. – С.164.
4. Касаткина В.Н. Поэзия Ф.И.Тютчева. – М.: Просвещение, 1978. – С.14.
5. Касаткина В.Н. Поэзия Ф.И.Тютчева. – М.: Просвещение, 1978. – С.12.
6. Касаткина В.Н. Поэзия Ф.И.Тютчева. – М.: Просвещение, 1978. – С.13.
7. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. – Л., 1972. – С.162.
8. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. – Л., 1972. – С.156.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: