Как известно, перестройка ознаменовалась процессом, получившим название «возвращение литературы». Это было возвращение не только из забвения, но нередко и из небытия. «Реанимацией» подобного рода занимались «толстые» журналы. Профиль и формат «Огонька» не позволял ему соперничать в этом деле с «Новым миром», «Знаменем» или «Дружбой народов». Однако в общее дело ликвидации «белых пятен» внес свой вклад и он.

 

Очевидно, что отбор возвращаемого литературного материала, характер его освещения и способ подачи были напрямую связаны с профилем, с форматом журнала и, конечно же, определялись его общественно – политической платформой. Журнальные подшивки за два перестроечных года (1989-1990) наглядно свидетельствуют о том, что ставка делалась на имя, угол зрения задавался по преимуществу проблемой «художник и власть», формой подачи оказывалась презентация.

 

Круг «возвращенных» «Огоньком» авторов был широк: М.Горький, М.Булгаков, Е.Замятин, А.Платонов, М.Зощенко, И.Сельвинский, Н.Гумилев, М.Волошин, А.Ахматова, В.Маяковский, И.Бабель, Б.Савинков, В.Шкловский, В.Розанов, П.Романов, Н.Клюев, А.Соболь, Г.Оболдуев, И.Эренбург, К.Чуковский, В.Шаламов, А.Солженицын, В.Некрасов, А.Твардовский, Ф.Горенштейн, В.Аксенов (называю имена тех, кто попал в журнал в 1989-1990 гг.). Приведенные имена свидетельствует, что среди них нет случайных, что в совокупности своей они представляют отнюдь не краткий курс истории русской литературы советского периода. Среди них классики и авторы, не успевшие ими стать, те, кто при любом раскладе войдет в число лучших в ХХ веке, и писатели так называемого «второго эшелона». Это разные творческие индивидуальности, они разные во всем, кроме одного: все так или иначе (в тот или иной период творчества, в том или ином произведении) оппонировали власти. «Оппонирующее сознание» (если воспользоваться термином Г.Белой), в конечном счете, и обеспечивало им место на страницах перестроечного «Огонька».

 

Писатели становились героями разных журнальных рубрик. Каждая из них имела свой особый предмет. «Хранить вечно» (ведущий В.Шенталинский) специализировалась на публикации рассекреченных архивных материалов (здесь печатались протоколы судебных дел Н.Гумилева, Н.Клюева, И.Бабеля). В рубрике «Из истории современности», речь шла, например, о судьбе Б.Савинкова («Б.Савинков, он же Ропшин, и другие»), автор материала Ю.Давыдов предпринял попытку реабилитировать Савинкова как талантливого прозаика. Рубрика «Поверх барьеров» (ведущий В.Ерофеев) ориентировалась на писателей-эмигрантов третьей волны, оказавшихся в «поверхбарьерной» ситуации, когда родина возвращала им некогда отнятое у них гражданство. «Поверх барьеров», в оправдание своего названия, отказывалась от всяких «перегородок», в том числе эстетических: в ее рамках находили место и «авангардист» В.Аксенов, и «консервативный» реалист Ф.Горенштейн (использую терминологию В.Ерофеева). Возвращенная лирика (наряду с поэзией, не подвергавшейся запрету) была широко представлена в рубрике «Поэтическая антология. Русская муза ХХ века» (ведущий Е.Евтушенко). В перестроечном «Огоньке» имелась и специальная рубрика, посвященная возвращенной литературе, она называлась «Русская проза. ХХ век. Из запасников», ее вел Б.Сарнов.

 

Что печатали и в этих рубриках, и вне их пределов? Дневники (М.Булгакова, А.Платонова, К.Чуковского, Д.Самойлова и др.). Мемуарную и эпистолярную литературу (воспоминания об А.Ахматовой, письма В.Маяковского и Лили Брик, В.Некрасова, А.Твардовского, Б.Пастернака и др.). «Человеческие документы», являющиеся лучшей характеристикой и эпохи, и тех, кому они принадлежали, в течение длительного времени находящие под запретом, пользовались особой популярностью, поскольку с ними неизменно связывалась возможность «из первых рук» узнать правду о жизни, которая еще недавно казалась навсегда утерянной.

 

Перестройка имела в качестве прецедента хрущевскую оттепель, отсюда колоссальный интерес к событиям четвертьвековой давности – интерес к 1960-м гг. в целом и к литературным явлениям оттепели, в частности. Привлекали внимание знаковые события оттепели. Например, история появления в печати начала 1960-х гг. рассказа А.Солженицына «Матренин двор», как известно, оказавшего заметное влияние на литературу второй половины ХХ века; создание альманаха «Тарусские страницы», активно занимавшегося возвращением неоправданно забытых писателей. Знаковым событием, обозначившим свертывание оттепели, стал судебный процесс над Ю.Даниэлем и А.Синявским; имевший мощный общественный резонанс в 1960-е гг., он вызывал огромный интерес и в общественном сознании конца 1980- начала 1990-х гг.

 

Что касается собственно художественной литературы, то формат издания не давал возможность печатать крупную эпическую форму, предпочтение отдавалось стихам и коротким рассказам (романы, являвшиеся на страницах «Огонька» редкими исключениями, были представлены отдельными главами, большие рассказы печатались в сокращении). Среди них были произведения, опубликованные впервые, однако таких было немного. К ним относятся, например, «Стихи из синей тетради» И.Сельвинского, стихи Н.Клюева под названием «Песня Гамаюна» (с пометой «из приложения к протоколу допроса»), рассказ И.Бабеля «Старательная женщина», рассказы В.Шаламова «Выходной день», «Васька Денисов, похититель свиней». 1989 год был юбилейным для А.Платонова (90 лет со дня рождения). На страницах «Огонька» увидели свет не только платоновские записные книжки 1927-1950-х гг. («Деревянное растение»), но и прежде не известный «Технический роман».

 

Повторю, хотя рубрика и имела подзаголовок «Из запасников», в подавляющем большинстве в ней печатались опубликованные ранее произведения. Поводов для их публикации на страницах «Огонька» могло быть несколько. Прежде всего, учитывалось отсутствие советских изданий. На этом основании в «Огоньке» увидел свет, например, рассказ И.Эренбурга «Любопытное происшествие», изданный в 1922 г. в Берлине и, как отмечал Б.Сарнов, с тех пор в СССР ни разу не публиковавшийся. Основанием для публикации могло стать наличие искажений в прежних изданиях. Например, желая показать читателю подлинного Шкловского – беллетриста, Сарнов опубликовал отрывок из «Сентиментального путешествия», который, по его словам, полностью в нашей стране никогда не печатался или приобретал в печати такой изуродованный вид, что мог дать весьма слабое представление об этой, может быть, лучшей его (Шкловского) книге. В полном объеме предстали печатавшиеся прежде с сокращениями рассказы И.Бабеля «Линия и цвет», «Соль». Поводом для публикации могло стать намерение открыть новые грани той или иной творческой индивидуальности. Так, помещая в журнале известные рассказы М.Зощенко, публикаторы подчеркивали, что воспринятые современниками как бытовые, они сегодня приобретают провидческий смысл. Публикация рассказов М.Горького «Испытатели» и «Законники» была продиктована стремлением снять с автора «хрестоматийный глянец», отойти от иконописного портрета создателя официальной литературы, показать «другого Горького».

 

Какими бы мотивами ни была продиктована публикация, автор мог быть представлен, как правило, одним или двумя произведениями, которые отбирались для печати по принципу «визиток»: они были призваны дать представление о его творчестве в целом, продемонстрировать характерные особенности его художественной манеры.

 

Сегодня, очевидно, что возвращение литературы прошлых лет было сопряжено с множеством проблем, в том числе и текстологических. Об одной из них позволяет судить, например, публикация на страницах перестроечного «Огонька» «Технического романа» А.Платонова. С течением времени выяснилось, что напечатанным оказался не оригинальный платоновский текст, а его НКВД-ОГПУшная версия. По словам Н.В.Корниенко, сотрудники органов, желая скомпрометировать автора, сами сделали из платоновского произведения произведение откровенно антисоветское. Читатели «Огонька» об этом не знали.

 

Возвращение неоправданно забытых, вычеркнутых из истории литературы произведений сопровождалось их современным осмыслением (преамбулы, написанные Б.Сарновым, В.Ерофеевым, Е.Евтушенко, несмотря на краткость, давали возможность увидеть публикуемый текст не только с историко-литературной точки зрения, но и в историко-функциональном освещении).

 

Введению в читательский оборот забытых старых и не известных прежде имен сопутствовала публикация материалов, связанных с переосмыслением хрестоматийных текстов официальной советской литературы. Показательна в этом отношении (не утратившая своего значения и по сей день) статья И.Коноваловой, посвященная «Поднятой целине» («Михаил Шолохов как зеркало русской революции: перечитывая заново известный роман советского классика»).

 

Перестроечная «оглядка» на хрущевскую оттепель выразилась в том, что, как в 1960-е, так и в 1980-е гг., бал правили шестидесятники, господствующее положение заняла либерально-демократическая концепция литературы – взгляд на литературу как средство противостояния духовной тирании, как орудие борьбы за духовную свободу. С ними полемизировали не только представители так называемого охранительного лагеря, но и те, кто противился диктату всякого «общего мнения», кто считал, что насаждение любой, даже «сверхпрогрессивной» идеи губительно прежде всего для нее самой (оно приводит к ее девальвации), кто замечал, что идейные противники почти не отличаются друг от друга, когда берутся за доказательство собственной правоты.

 

В эту дискуссию «Огонек» включился, опубликовав статью П.Вайса и А.Гениса «Миф о застое». В ней речь шла об «эстетической оппозиции», проводились параллели между перестройкой и оттепелью, подчеркивалось, что, как прежде, так и теперь «литература поделена между двумя лагерями, не оставившими ничейной территории для тех, кто стоит вне войны за перестройку». Авторы утверждали, что «поколение не примкнувших, наученное прошлым опытом, и не ждет от гласности ничего хорошего», что «именно сейчас, в расцвет свобод, в Советском Союзе вновь появился обширный самиздат», который, в отличие от самиздата 1960-х гг., «не имеет отношения к политике».

 

Однако, опубликовать дискуссионную статью – не значит принять ее как руководство к действию. Перестроечный «Огонек» был либерально-демократическим органом, что отчетливо видно, в частности, и в отборе возвращаемой литературы и в ее подаче. Журнал проявлял интерес, прежде всего, к тем авторам, для кого духовная несвобода стала личной трагедией. Героями публикаций становились по преимуществу репрессированные писатели, для которых тема «художник и власть» стала глубоко личной. Показательно, что в тех случаях, когда публикуемый материал с этой темой расходился, публикаторы, обязательно обращали внимание на отмеченное несовпадение в комментариях. Сегодня подобного рода уточнения особенно бросаются в глаза, причем даже там, где они кажутся вполне оправданными, как, например, в случае с перепечаткой рассказа Е.Замятина «Наводнение». В послесловии к публикации Зоя Богуславская, говоря об авторе как об эмигранте не только политическом, но и творческом, противопоставляла публикуемый рассказ роману «Мы». Она подчеркивала, что «в "Наводнении" писатель устремлен как бы к противоположному» – не к «пророческим постижениям» грядущих социальных катастроф, а к тому, чтобы «постичь тайны человеческой сущности».

 

Итак, «Огонек» с его авторитетом и внушительными тиражами внес весомый вклад в процесс переоценки ценностей, в восстановление исторической правды и справедливости. Возвращение насильственно изъятых из истории отечественной литературы произведений, помимо собственно эстетического, имело огромное воспитательное значение. Журнал включал в процесс освоения нового, прежде неведомого литературного массива огромную читательскую аудиторию, и тем способствовал ее духовному росту. Наряду с «толстыми» литературно-художественными журналами «Огонек» участвовал в написании новой истории русской литературы ХХ века, той истории литературы, которая, как сегодня кажется, и не могла быть другой.

 

Нам тогда казалось, что перестройка – начало нового периода в развитии и общества, и литературы. Сегодня, на мой взгляд, следует согласиться с теми, кто считает, что она явилась концом советского этапа истории и государства и литературы, она стала началом их конца. Перестройка, завершая ХХ век, отдавала его «долги». «Огонек», наряду с другими периодическими изданиями, активно участвовал в этом процессе публичного покаяния, в процессе коллективного подведения итогов, в том числе и итогов литературного развития. «Возвращенная литература» на страницах перестроечного «Огонька» – не что иное, как возврат накопленных «железным» веком задолженностей.

 

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: