В конце XIX – нач. XX в. в «Известиях Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук» (ИОРЯС) публиковалось немало статей и других материалов о народной речи, в том числе об условных (тайных) языках. С тех пор прошло более века, однако эти публикации не только не устарели, но становятся всё более интересными и ценными в научном отношении.

 

Уже в XIX в. исследователей интересовали причины существования данных форм русской речи, источники их пополнения и т.д. По мере сбора, опубликования и сопоставления лексики из разных социальных вариантов языка, приходило понимание того, что раньше в России существовал единый условный язык бродячего люда («офенский язык»), варьирующийся в профессиональном, социальном и территориальном отношениях. «Начало его неизвестно; родина – Алексинская волость Ковровского уезда Владимирской губернии, откуда уже в 1700 г. по всей России расходились коробейники, называя сами себя масыками» [22:202]. Владимирские мелочные торговцы вразноску – это и были «старинные, коренные офени, своим промыслом занимающиеся издавна» [18:483].

 

Сейчас считается доказанным, что именно «офенский язык» лежит в основе всех других языков ремесленников-отходников (шерстобитов, шорников, портных и т.д.), а также и воровского языка XIX в. – «вымышленного, условного языка, на котором изъяснялись между собою лица, занимающиеся воровством, мошенничеством, нищенством и т.п.» [22:201]. Базовая лексика условных языков оказалась настолько живучей, что многие слова до сих пор используются в современных жаргонах и уголовном арго. М.А.Грачев называет следующие из наиболее ранних арготизмов, уже давно вошедших в литературный русский язык, – ватага «шайка», калика «нищий», мошенник «вор кошельков», поход «отправление на кражу» [5].

 

Говорят, «из песни слова не выкинешь», так и из языка ничего нельзя выбросить. Можно, конечно, стараться не замечать существования некоторых пластов русской лексики либо пренебрегать ими. Однако язык – живой организм, и то, что существует на его периферии, так или иначе связано со всем массивом языка. Рассмотрим материал, отраженный в публикациях ИОРЯС, с современной точки зрения: какие слова из языка старинных «ходебщиков» и сейчас понятны большинству говорящих на русском языке?

 

В этом отношении ясно выделяются три группы лексики: 1) метафорические наименования (метафора «прочитывается» уже в силу своей образности); 2) названия предметов по их признакам (эти слова в самой своей структуре содержат некоторую подсказку); 3) слова, которые и сейчас используются в общерусском жаргоне [9], хорошо известны многим людям или узнаваемы как члены словообразовательных рядов.

 

Помимо этого, в условных языках XIX в. имеется немало слов, гораздо менее понятных или совсем непонятных сейчас, в начале XXI в. Они либо были заимствованы из других языков, либо создавались искусственно. Комментарии специалистов, изучавших условные языки непосредственно в среде их бытования и включивших свои пояснения в тексты публикаций ИОРЯС, помогают понять и раскрыть соотнесенность этой специфической лексики с единицами, принадлежащими к другим пластам русского языка.

 

Обратимся к следующим публикациям: В.Н.Добровольский «Некоторые данные условного языка калужских рабочих» (далее помета – «раб.») [8], Н.С.Усов «Язык приугорских портных» (1898) (помета –«порт.»)[19], И.Смирнов «Мелкие торговцы г. Кашина Тверской губ. и их условный язык» (1902) (помета –«торг.») [15], Н.Н.Виноградов «Галивонские алеманы. Условный язык галичан Костромской губ.» (1915) (пометы – «галич.» и «тюр.») [3], Н.Н.Виноградов «Жгонский язык. Условный язык Приветлужья Костромской губ.» (1918) (помета – «жгон.») [4], Н.А.Смирнов «Слова и выражения воровского языка, выбранные из романа Вс. Крестовского «Петербургские трущобы» (1899) (помета – «вор.») [16].

 

В работе В.Н.Добровольского представлена, в основном, лексика из условного языка ямщиков и портных («калужских ремесленников»), которую автор собирал сам, расспрашивая разных людей. Н.С.Усов о собранных им материалах говорит следующее: «Приводимые ниже слова искусственного языка приугорских портных записаны мною от крестьянина деревни Дошино Медынского уезда Калужской губернии» [19:247]. По его сведениям, данным языком пользовались не только портные, но и слепые-побирушки.

 

В материалах И.Смирнова находим лексику «базарников» Тверской губернии (мелких торговцев из мещан). Они, по данным автора, нередко собирались в артели и торговали сообща, причем торговля «велась большею частию недобросовестно», «обвешивали и обмеривали» с целью получить побольше прибыли. Смирнов пишет: «Обман в большинстве случаев сходил с рук благополучно, главным образом, потому, что базарники вели между собою все секретные переговоры (о цене, обвесе, обмере и т. под. плутнях) на особенном условном языке, который они сами называют «мазовским» [15:89-90].

 

В двух статьях Н.Н.Виноградова анализируется уникальный материал «условного языка галичан Костромской губернии» (это и есть собственно офенский язык; как определял его В.И.Даль - «галивонский, кантюжный, офенский – вымышленный язык владимирских (ковровских) коробейников» [7]), а также текст письма, написанного на «тарабарском языке» по «ши-цы» [4:91] (то есть с добавлением этих слогов) русским солдатом из австрийского плена в 1915 г. («жгон.»). Это письмо, пишет Виноградов, «вполне беспрепятственно прошло через австрийскую и русскую военные цензуры и обратило на себя внимание лишь на месте получения, благодаря ретивости местных полицейских властей» [4:90]. Уездный исправник, переправивший письмо в канцелярию костромского губернатора, сообщал, что «письмо писано на наречии, особенно распространенном в Туранской, Белышевской и Архангельской волостях Варнавинского уезда» [4:91].

 

Описываемый в первой статье Н.Н.Виноградова условный язык, использовавшийся еще в XVIII столетии в городе Галиче Костромской губернии, существует, по его данным, и «поныне» (в начале XX в.) «в некоторых купеческих обществах» и «никто разуметь их не может», а в прошлом он служил «некоторым из тамошних граждан для тайного разговора и переписки». Рассматривая лексику, описанную Виноградовым в этой статье, мы далее используем не одну, а две пометы в связи с тем, что автор публикует еще и словарик тюремной лексики («тюр.») [3:243], сравнивая его единицы с офенским языком («галич.»).

 

Несколько особняком стоит публикация Н.А.Смирнова, основанная на литературно-художественном материале [16]. Однако мы посчитали возможным рассмотреть здесь и эту работу, приняв во внимание слова автора о том, что В.Крестовский, написавший роман «Петербургские трущобы», не раз высказывал желание напечатать исследование о воровском языке и приложить к нему словарь. Крестовский писал: «У воров и мошенников существует своего рода условный язык (argot), известный под именем “музыки” или “байкового языка”. Этот язык, между прочим, представляет много интереса и в филологическом отношении. В нем кроме необыкновенной образности и лаконической сжатости, отличительных качеств его, заметен сильный наплыв слов, звучащих очевидно не славянскими звуками» [16:1065].

 

Итак, перейдем к рассмотрению материала.

 

 

Названия предметов разного рода: сукно – парус (порт.), табакерка – лоханка (вор.), цепочка от часов – перевязь (вор.), порох – пыль (торг.), весовые гири – стаканы (торг.), кандалы – браслетики (вор.), сено – перо (торг.) и др. Последнее слово автор статьи поясняет так: «Листья на стеблистых растениях вообще называют пером» [15:96].

 

Одежда и обувь: шапка – комель (торг.), комлюга (порт., раб.); сапоги – сандали (галич.), коньки (раб.); кушак – подпруга (галич.) и др. Н.Н.Виноградов раскрывает значение слова сандали как «древняя обувь, носимая западными монахами; подвязные подошвы» и приводит слова В.И.Даля о русских «сандалиях» – они были «без окрайков, но с оборами для обмотки» [3:219].

 

Деньги: рубль – плитка (тюр.), рубль серебряный – колесо (вор.), денежный кошелек – шмель (торг., тюр., вор.) и др. Например: Шмеля срубил, да выначил скуржаную лоханку (вор.) – «кошелек из кармана вынул, да украл серебряную табакерку». Метафора «кошелек – шмель» И. Смирновым поясняется так: вероятно, кошелек, туго набитый деньгами, напоминает своею «пузатостью» фигуру шмеля [15:97].

 

«Инструменты» для «работы»: нож – перо (тюр.), отмычки – перья (вор.), карты – святцы (тюр.) и др.

 

Итак, метафоризация как способ наименования использовалась в рассматриваемых формах русской речи достаточно активно, как, впрочем, и в современных жаргонах. М.Н.Приемышева приводит следующие примеры номинативной метафоры в языке петербургских «мазуриков» (воров) в XIX в.: купец – аршин, паспорт – глаз, ложка – весло, вор – музыкант и др. [13]. Д.С.Лихачев также писал о метафоричности воровских разговоров: «Чтобы не привлечь внимание, слова в них берутся русские, обыкновенные, по значению они подбираются так, чтобы речь имела какой-то смысл для постороннего и не привлекала внимания своей странностью. Слова в них заменяются только самые необходимые, самые нужные» [10:57].

 

 

Предметы: часы – вислики (порт.), стукала, стуканцы (торг.); кнут – визжак (торг.); солома – долгуша (торг.) и др. Название кнута «визжак» автор статьи объясняет таким образом: «Воздух, рассекаемый быстрым взмахом кнута, издает свистящий, как бы визжащий звук» [15:95].

 

Обувь: лапти – липосы (галич.) и др.

 

Деньги: рубль – хруст (порт., галич.), хрусток (раб.) и др. Слово хруст в значении «рубль» было зафиксировано исследователями также и во время экспедиций в 1950-60-х гг. в записях условных языков бывших горьковских и брянских портных [1:77].

 

«Инструменты»: карты – пеструхи (галич., торг.) и др.

 

Части человеческого тела: ноги – ходари (торг., жгон.), ходарки (порт.), оходари (галич.); шея – вшивица (торг.); руки – граблюхи (торг., вор.); нос – сморкало (жгон.); рот – зевак (галич.), дыхало (вор.); язык – звякало (вор.) и др. Например: Что звякало-то разнуздал? – «Что язык распустил?».

 

Помещения и их части: изба – парка (галич.), парюга (порт.); баня – теплуха (торг.); окно – светляк (порт.), дыхло (торг.); дверь, калитка – лазейка (торг.); ворота – скрыпы (галич.) и др.

 

Поселения: деревня – курёха (порт., торг.) и др. (в деревнях были так называемые «курные печи»).

 

Транспорт: телега – громы (торг.), громотуха (галич.); колёса – катала (торг.) и др.

 

Животные: корова – трубёха, бык – трубас (торг., галич.); кошка – мырса (жгон.) и др.

 

Еда: сахар – беляк (жгон.), щи – пучки (галич.) и др.

 

Приведем некоторые комментарии авторов статей: «Телега при езде гремит» – громотуха; часы названы так, «очевидно, за издаваемое часовым маятником стуканье»; «мычанье коров и быков очень похоже на звук пастушеской трубы и валторны»; «Пастух везде в Костромской губернии трубит при сгоне стада, в ответ сейчас же начинается мычание коров» – трубёхи; липосы – «лапти из липовых лык», шутливо их называют также «липовой машиной», например: «В Питер на паровой, а из Питера на липовой» [3:218].

 

Сопоставив номинативные единицы первой (метафорической) и второй (признаковой) групп с точки зрения их предметной соотнесенности, можно заметить, что среди метафорических названий преобладают имена вещей (гиря, сукно, сено, порох, цепочка, табакерка, кандалы, шапка, сапоги, кушак), а среди признаковых – названия частей человеческого тела (ноги, руки, шея, нос, рот, язык).

 

Метафора – это образное наименование предмета через отсылку к другому предмету (например, если сообщается, что на ком-то браслетики – понимай «кандалы»). В случаях использования не прямого, известного всем названия предмета, а обозначения намёком, образно, говорящий стремится к уменьшению круга понимающих его речь. Не случайно, «наиболее широко метафоризация представлена в языке воров» [13:110]. В рассматриваемых материалах «зашифрованными» в метафоре оказываются, прежде всего, понятия о предметах воровства.

 

Признаковые наименования имеют более ясную мотивировку, и для любого, знающего русский язык, они могут оказаться более или менее понятными. Сравним: сено – перо (метафора), солома – долгуша (признаковая номинация). Слово «перо» отсылает слушающего к иному понятийному ряду, не связанному с названиями орудий убийства (куры, пух, перья), тем самым сбивая с толку, а существительное «долгуша» (от долгая в значении «длинная») своей языковой формой может подсказать слушающему, о чем идет речь в конкретной коммуникативной ситуации.

 

Достаточно прозрачными являются также и названия частей тела: ходари (ноги), граблюхи (руки), вшивица (шея), сморкало (нос), зевак или дыхало (рот), звякало (язык). Обратим внимание на то, что, ноги здесь уважительно именуются по их основному, очень важному в условиях бродячей жизни предназначению – от глагола «ходить»; названия для носа и рта достаточно нейтральны, хотя и экспрессивны, а вот язык обозначен негативно-оценочно звякало (сравн. записанные Лихачевым в 1930-х гг.: рот – дыхало, едало, курятник, сарай [10:81]).

 

В названиях помещений – парка, парюга (изба), теплуха (баня) отражен жизненно важный в условиях бродячего существования признак тепла; в наименованиях разного рода входов – выходов фиксируется не только возможность проникновения через них в помещение (калитка – лазейка), но и такая их «предательская» особенность, как наличие шума при открывании (ворота – скрыпы).

 

Создается впечатление, что если метафорические наименования применялись с целью завуалировать свою речь, сделать ее непонятной для непосвященных, то названия признаковые – это проявление языковой игры, в которой реализуется дифференцированно-оценочный подход к миру. М.Н.Приемышева в работе «Опыт структурной классификации тайных языков (на материале тайных языков XIX в.)» за основу своей классификации берет форму языкового знака и приходит к выводу, что четко выделяются два типа русского тайноречия: «номатический» (условной оказывается форма слова) и «семантический» (условным является значение общеизвестных слов). Первый тип исследователь определяет как собственно «условные языки», отмечая, что в них вид наименования предполагает скрытие содержания акта коммуникации, но при этом сам акт коммуникации не скрывается. А второй может быть определен как «тайные языки» [13].

 

К обеим специфическим формам русской речи также приложимо понятие «арго», которое характеризуется узкой профессиональной направленностью (как арго коробейников) и особой искусственной условностью (арго воров). Однако Д.С.Лихачев подчеркивал, что тайные языки и современное арго глубоко различны по своей сущности, так как «в арго шифр становится настоящим, живым словом, лишаясь своего искусственного характера» [11:101].

 

Приведем далее примеры наименований, сохранившихся в том или ином виде в современной жаргонизированной речи (лексические единицы наших дней имеют помету «уг.» и даются после наклонной черты) [17].

 

Одежда: штаны – шкеры (тюр.) / шкары – брюки (уг.) и некот. др.

 

Деньги и то, что к ним относится: тысяча – косуха (торг., галич.), косуля (вор.) / косуха – тысяча рублей (уг.); деньги – катеришки (раб.) / катя – сто рублей (уг.); бабки (вор.) / бабки, бабули – деньги (уг.); лавья (раб.) / лавьё – деньги (уг.); грош – баш, башлыга (галич.) / башли – деньги (уг.); четвертак – чирик (галич.) / чирик – десятирублевая купюра (уг.); бумажник – лопатошник (торг., вор., галич.) / лопаточник, лопатник – кошелек, бумажник (уг.). Пояснение автора статьи в ИОРЯС к последнему слову следующее: бумажник своею плоскою, продолговатою формою несколько напоминает фигуру нижней части лопаты [15:96].

 

«Инструменты»: ломик для сворачивания замков – хомка (тюр.) / фомка – воровской инструмент, используемый для взлома (уг.) и др.

 

Помещения: дом – хаз (галич.), двор – хаз (порт.), квартира – хаза (галич., тюр.) / хаза, хазовка – квартира; притон (уг.).

 

Названия лиц: девица – мара, маруха (торг., вор.) / мара – любовница; женщина легкого поведения (уг.); скупщик краденого – блотняк (тюр.) / блатной – имеющий связи с преступным миром, принадлежащий ему (уг.); мужик – лох (раб.), сосед – лох (галич.) / лох – потерпевший (уг.); тюремный надзиратель – менд (тюр.) / мент, ментяра – милиционер (уг.); нечаянно попавший в тюрьму человек – фраер (тюр.) / фраер – неопытный вор; интеллигент (уг.); мошенник – жох (вор.) / жох – грабитель; нищий (уг.); благородная дама – краля (вор.) / краля – любовница вора; красивая проститутка (уг.). Лох на офенском языке – мужик, крестянин вообще [7], это слово использовалось как противопоставление «клёвому офене», который всегда облапошивает лопоухого мужика (галич.)[3:230].

 

Бумаги: письмо – ксива (тюр.) / ксива – письмо; документ, удостоверяющий личность (уг.); фальшивый вид на жительство – липа (тюр.) / липа – подделка (уг.).

 

Названия действий: делать – мастырить (галич.) / мастырить, мастрячить – делать (уг.); брать – стябрить (порт.) / стибрить – украсть (уг.); украсть – тырить, стырить (вор.) / стырить – украсть (уг.); украсть, вытащив из кармана – срубить (вор.) / срубить – украсть из кармана деньги (уг.); пить – керить, напиться – накериться (торг., раб., галич.) / кирять – употреблять спиртное (уг.); есть – хавать (тюр.) / хавать – принимать пищу (уг.); спать – кимать (раб., жгон., галич., тюр.) / кимарить – спать (уг.); смотреть – шпарить (жгон.), стремить (вор.) / шпарить – утаивать часть добычи от соучастников (уг.), стремить – стоять на страже сообщников при совершении преступления (уг.); попасться – засыпаться (тюр.) / засыпаться – быть пойманным с поличным (уг.); знать, понимать – петрить (тюр.) / петрить – понимать, знать (уг.); говорить – бухтеть (раб.) / бухтеть – говорить, болтать, обманывать (уг.); выболтать – вызвонить (вор.) / звонить – разглашать воровские тайны (уг.); шататься по улицам – гопать (вор.) / гопать – шататься по улицам, не имея пристанища (уг.); скрыть – затынить (вор.) / затынить – заслонить жертву от окружающих при карманной краже (уг.); отправиться по этапу – сгореть (вор.) / сгореть – быть замеченным или арестованным при совершении преступления (уг.); пролезать через форточку – форточничать (вор.) / форточник – вор, который проникает в помещение через форточку (уг.).

 

Примеры из ИОРЯС: Побухтим с газетам – «поговорим с хозяином» (раб.). Поди-кось, всё как было вызвонил? – «на допросе выболтал» [8].

 

Названия признаков: хороший, красивый – клёвый, хорошо, красиво – клёво (торг., жгон., галич., тюр., вор.) / клевый – надежный, верный; клёво – хорошо, удачно (уг.); неграмотный – дубовый (тюр.) / дуб – глупый, упрямый (уг.).

 

Вот забавный, на современный взгляд, пример из ИОРЯС: Клёвая коржанка – означает «хорошая старуха» (жгон.) [4:99]. Отметим еще ряд любопытных фактов. В воровской речи XIX в. использовалось слово забугорный в значении «зауральский» [16:1071]; буграми назывались Уральские горы и горы вообще. Сгореть в бугры означало – «уйти в Сибирь» [15:1081].

 

Слово ксива было заимствовано офенями из еврейского языка для названия письма, а в современном русском общем жаргоне оно используется в значении «документ, удостоверяющий личность» и употребляется даже в устной речи милиционеров как название служебного удостоверения (фиксируется, в частности, в Ижевске).

 

Слово барыга в воровской речи означало скупщика краденого; в русском просторечии советского периода это было название спекулянта, сейчас барыга – куда более респектабельный человек, «коммерсант», например: «У этого барыги дело попёрло» – о частном предпринимателе [12:17].

 

В наше время «одна и та же лексема может принадлежать двум, а то и трем социальным диалектам» [6:5]. Так, офенское по своему происхождению слово лох используется в разных молодежных жаргонах в обобщенном значении «простоватый, неприспособленный к жизни, не умеющий за себя постоять и, как следствие, обычно материально необеспеченный» человек [2:66]. В отдельных жаргонах значение этого слова конкретизируется, например, в словаре футбольных фанатов лох – это человек, который не интересуется футболом. В старых условных языках слово лох могло обозначать и небедного человека, например: «стадыжный лох» – значило «богатый мужик» [8:1399].

 

Приведем еще отдельные факты изменения семантики жаргонных номинаций в истории русского языка: фраер – «нечаянно попавший в тюрьму человек» (кон. XIX в.), «неопытный вор» (кон. XX в.), а в речи учащихся одного из ижевских ПТУ – «хорошо подготовленный к уроку ученик» [14:128]. Срубить, означавшее «украсть, вытащив из кармана», в современной речи обычно используется в значении «заработать». Глагол хавать «есть» в студенческой жаргонизированной речи 1990-х годов можно было услышать, пожалуй, так же часто, как и в XIX в. в языке отходников [21:7]. Слова бабки (они же – бабули, баксы, башли в современных жаргонах), а также более узкие по употреблению лава, лавьё, со времен первых условных языков и до сих пор используются для названия денег, напр. совр.: «Бабками не свети перед ментами», «Лава там неплохая выходит», «Чем будем башлять, деревянными?» [20:11].

 

Самыми устойчивыми в смысловом отношении оказались три следующих офенских слова: керить (выкерить, накериться, прокериться, керый, керужной и др.), кимать (покимать и др.), клёвый (клёвенький и др.). Данные слова (или их формы) известны всем современным студентам, владеющим молодежным сленгом: кирять, кирюха, кирной – «это о выпивке» (так поясняют студенты филфака УдГУ), кимарить – «значит спать», клёвый – «хороший, красивый». Обратим внимание на то, что среди этих слов одно – оценочное, а два других обозначают актуальные как для крестьянина-отходника, так и для современного молодого человека понятия.

 

1.Бондалетов В.Д. Арго горьковских (борских) портных в сопоставлении с арго брянских (стародубских) ремесленников // Социальные варианты языка: Материалы междунар. науч. конф. – Нижний Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2002.

2.Веселовская Т.М. О жаргонизме «лох» // Диалектологические и историко-лингвистические проблемы. – Омск: Омск. гос. ун-т, 1999.

3.Виноградов Н.Н. Галивонские алеманы. Условный язык галичан Костромской губ. // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. - Пг., 1915.

4.Виноградов Н.Н. Жгонский язык. Условный язык Приветлужья Костромской губ. // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. – Пг., 1918.

5.Грачев М.А. Русское арго. – Нижний Новгород, 1997.

6.Грачев М.А. Некоторые проблемы современной социальной диалектологии // Социальные варианты языка:Материалы междунар. науч. конф. – Нижний Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2002.

7.Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1981.

8.Добровольский В.Н. Некоторые данные условного языка калужских рабочих // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук.

9.Ермакова О.П., Земская Е.А., Розина Р.И. Слова, с которыми мы встречались: Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999.

10. Лихачев Д.С. Черты первобытного примитивизма воровской речи // Лихачев Д.С. Статьи ранних лет. – Тверь, 1993.

11. Лихачев Д.С. Арготические слова профессиональной речи // Лихачев Д.С. Статьи ранних лет. – Тверь, 1993.

12. Основы социолингвистики: Вопросы и задания для студентов филфака / сост. С.Г. Шейдаева. – Ижевск: Удм. ун-т, 2001.

13. Приемышева М.Н. Опыт структурной классификации тайных языков (на материале тайных языков России XIX в.) // ftp://lib.herzen.spb.ru/priemysheva

14. Прокуровская Н.А. Город в зеркале своего языка: На языковом материале г. Ижевска. – Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1996.

15. Смирнов И. Мелкие торговцы г. Кашина Тверской губ. и их условный язык // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. – СПб., 1902.

16. Смирнов Н.А. Слова и выражения воровского языка, выбранные из романа Вс. Крестовского «Петербургские трущобы» // Известиях отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. – СПб., 1899.

17. Толковый словарь уголовных жаргонов / Под ред Ю.П.Дубягина и А.Г.Бронникова. - М., 1991.

18. Уманский А.М. Офеня // Энциклопедический словарь / под ред. Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – СПб., 1897. Т.44.

19. Усов Н.С. Язык приугорских портных // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. – СПб., 1898.

20. Шейдаева С.Г. Профессиональный жаргон в сфере торговли // Русская речь в Удмуртии: Межвуз. сб. ст. – Ижевск, 2004.

21. Шейдаева С.Г. История изучения русских социолектов филологами Удмуртского государственного университета // Русская речь в Удмуртии: Межвуз. сб. ст. Выпуск 2. – Ижевск, 2008.

22. Яновский А.Е. Воровской язык // Энциклопедический словарь / под ред. Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - СПб., 1894. Т.13.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: