В юности не думаешь о воспоминаниях, скорее нуждаешься в переживаниях, впечатлениях, мечтах. Воспоминания – часть опыта, они живут в окружающем пространстве (приятные – в верхних слоях, дурные – в глубине). Они приходят, как сновидения, неожиданные и яркие, настолько осязаемые и реальные, хоть рукой дотянись. Они падают на голову, как яблоки с дерева. Эта «яблочная куча» эмоций, страхов, заблуждений, радостей и иллюзий и есть наша жизнь, наша история, которой уже не избежишь и в которой ничего не изменишь.

 

Но сами воспоминания изменчивы и подвижны. Как ни странно, на память приходят мелочи, а то, что казалось когда-то важным, со временем отступает и забывается. Описывать свои воспоминания очень трудно. Е.Гришковец говорил: «Как можно описать череду воспоминаний? Можно сказать: "он вспомнил давний разговор с другом" - после этого можно воспроизвести сам этот разговор. Но практически-то в процессе воспоминаний вспоминается сам разговор и при этом сам этот разговор не воспроизводится. Он вспоминается весь и сразу. Так же целиком и сразу приходят из прошлого эпизоды, события, ситуации, люди. А на описание этих воспоминаний и на воссоздание самой их череды может уйти много времени, и пропадут подробности, и исчезнет смысл».

 

Поскольку воспоминание – род встречи, я попытаюсь вернуться на сорок лет назад, к себе самой, чтобы почувствовать, как далеко мы ушли, как много потеряли, какими другими мы были.

 

 

В Пермский педагогический я пришла случайно, можно сказать с улицы, прочитав объявление в газете о конкурсе, не подозревая, что конкурс объявляется уже на определенного человека. Меня, стоявшую в растерянности и робости возле расписания занятий, заметил Г.Сенников (он был председателем ГЭК в ПГУ и запомнил мою бойкую защиту диплома) и привел на кафедру русской и зарубежной литературы. Там я увидела двух женщин, диаметрально противоположной внешности: одна – худенькая, скромно одетая и чрезвычайно заботливо-доброжелательная; вторая – полная, строгая и царственно-командная. Это были Людмила Александровна Заозерская – зав. кабинетом литературы и Мария Александровна Ожегова – зав. кафедрой. До сих по не пойму, чем я «показалась» М.Н.Ожеговой, но судьба моя решилась: я стала почасовиком, через полгода – ассистентом кафедры. Тогда я и помыслить не могла, что задержусь здесь так надолго и даже почти двадцать лет буду этой кафедрой руководить.

 

 

С факультетом и институтом у меня связаны как самые теплые, смешные и трогательные воспоминания, так и моменты, вызывающие стыд, недоумение, грусть.

 

Многие особенности тогдашней жизни (идеологический контроль, повсеместная регламентация, подчинение личного – общественному и т.п.) сейчас воспринимаются как атавизм, а сегодняшними молодыми вообще не воспринимаются. И слава богу! Но мы в этом жили и даже весело, лихо жили. Лекции – лекциями, а после – начиналось самое интересное. Каждый находил, чем заняться: на факультете было несколько научных кружков, один Пушкинский под руководством Инны Викторовны Малышевой чего стоил!

 

 

Заседания клуба «Зеленая лампа», неизменным участником которых был Израиль Абрамович Смирин, собирали всех интересующихся искусством.

 

 

Сегодня, в век инноваций и повальной компьютеризации, не верится, сколь скудны были наши тогдашние возможности. Фотография запечатлела И.А.Смирина на фоне стендов, которые я собственноручно делала на кафедре: красила, наклеивала вырезки из «Огонька». Они сослужили службу не одному выпуску филологов, жаль, что их выбросили за ненадобностью, как и Пушкинскую выставку. Жаль и фрески из 47 аудитории, закрашенные и заклеенные обоями во время ремонта. Лучше бы замазали дыры в полу в коридоре.

 

Вокруг редакции газеты «Учитель» группировались увлеченные журналистикой. Поскольку «Учитель» был официальным изданием, лицом института, то самодеятельные вольности допускались к излиянию в стенной печати. Весь факультет вожделенно ждал выхода очередного номера стенгазеты «Слово – оружие». В 70-х я руководила редакцией, мы собирались со студенческим активом, накануне выпуска часто у меня дома, до утра печатали, рисовали, клеили. Рано утром бежали в институт, чтобы до занятий успеть вывесить наш громоздкий «продукт», состоявший из 8 – 9 ватманских листов. Творческая свобода самодеятельных журналистов вызывала порой нарекания со стороны партийного начальства, и приходилось объясняться иногда по самым нелепым поводам.

 

Случалось подобное и с концертами Студенческой весны. Не забуду, как потребовали объяснений после выступления клуба поэтов, где Миша Цветов прочел свои стихи, кончавшиеся словами, что в финале жизни его «прибьет к родному русскому погосту»… Какой поднялся шум! Не может советский студент писать такие пессимистические стихи! Но все это ничуть не мешало нашему самовыражению. Мы пели, плясали, играли спектакли. У каждого выпуска, безусловно, были свои кумиры. Назову тех, кто для меня оказался особо отмечен некими личными чувствами: Таня Решетникова – замечательная «Золушка» с незабываемым голосом, Люда Лашова, с которой мы не зря так настойчиво репетировали стихи С.Кирсанова, Николай Парфенов – студент и режиссер, которому беспрекословно подчинялись даже преподаватели, игравшие в его постановках. Меня он ругал за плохое знание чеховского текста и был прав. На премьере, войдя в раж, вместо «Господин такой-то…», я воскликнула: «Товарищ!» и тут же поправилась: «Тьфу! Господин…».

 

Кстати, преподаватели были активны не менее студентов: замечательно пели Елена Константиновна Мисюра и Ольга Евгеньевна Соловьева, читал свои юморески Виктор Иванович Бурдин, декламировала Татьяна Анатольевна Юшкова, играла на баяне и пела Лариса Викторовна Федорова. Фольклорный ансамбль «Рябинка» (научное руководство – Иван Васильевич Зырянов и Лидия Васильевна Тунева, музыкальное – Жанна Геннадьевна Никулина) неизменно вызывал бурю восторгов. А кукольный театр, где куклы-звери, добытые в настоящем театре, пародировали студентов и преподавателей!

 

Ловлю себя на том, что ставлю восклицательные знаки, стало быть, началась ностальгическая лирика, и пора закругляться.

 

 

Хорошо это или плохо, но ничто не забывается абсолютно. Память цепко держит сердечные воспоминания, обычно это память о людях, с которыми ты был душевно связан. Но порой, как ни удивительно, человек проходит по касательной, ты с ним не особенно близок, а что-то зацепило, научило, оставило след.

 

Хочу назвать имена тех, кто в отсеке моей «факультетской» памяти никогда не исчезнет: Татьяна Анатольевна Юшкова, Людмила Александровна Заозерская, Мария Николаевна Ожегова, Инна Викторовна Малышева, Израиль Абрамович Смирин, Идея Васильевна Дроздецкая, Валентина Николаевна Вяткина, Иван Васильевич Зырянов, Аида Николаевна Борисова, Виктор Иванович Бурдин.

 

Хочу поблагодарить студентов, которые были, есть и, возможно, еще будут, потому что они в преподавательской жизни играют главную роль. Л.Д.Ландау заметил: «Некоторые считают, что учитель обкрадывает своих учеников. Другие — что ученики обкрадывают учителя. Я считаю, что правы и те и другие, и участие в этом взаимном обкрадывании прекрасно».

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: