Понятием городское просторечие приходится оперировать практически всем вузовским преподавателям-лингвистам. Это понятие является одним из ведущих в спецкурсах по социолингвистике, речи города, социальной стратификации языка и др.; обращаться к нему приходится и при чтении основных лингвистических курсов – русской диалектологии, современного русского языка, введения в языкознание, общего языкознания.

 

В 2009 году исполнилось 25 лет со дня выхода коллективной монографии «Городское просторечие: проблемы изучения»¹, положившей начало многостороннему и разноаспектному изучению этого феномена, в частности определению его статуса.

 

К настоящему времени городскому просторечию и проблемам, с ним связанным, посвящены сотни работ – от небольших статей до объемных монографий².

 

Сегодня городское просторечие (ГП), наряду с литературным языком, территориальными и социальными диалектами, признается подсистемой национального языка и одной из его важнейших функциональных разновидностей.

 

Как подсистема национального языка и разновидность городской речи ГП являет собой уникальный объект исследования и предоставляет бесценный материал «для разработки актуальных проблем русистики – собственно лингвистических, лингвокультурологических, этнолингвистических, социолингвистических, лингвогеографических и др.»³.

 

Общепризнано, что основой русского городского просторечия являются местные территориальные диалекты, вследствие чего ГП любого региона России имеет отчетливую локальную окрашенность. Формировалось русское городское просторечие в процессе переселения в города жителей сельской местности. Наиболее массовое переселение пришлось на период коллективизации, а относительно небольшие потоки переселенцев вливаются в городскую среду постоянно.

 

Исследования ГП, появившиеся в последние годы, продемонстрировали эффективность лингвокультурологического подхода к его описанию, который позволяет обнаружить воплощенные в языке культурные ценности и намечает видение этого феномена как «особого ментально-психологического и социального мира, вырабатывающего своеобразный комплекс речевого поведения»⁴. Поскольку язык является своего рода транслятором коллективной культурной памяти, в том числе этического сознания, то, изучая городское просторечие с позиций лингвокультурологии, можно реконструировать важный участок языковой картины мира, отражающий иерархию ценностей, ценностные ориентиры, морально-нравственные предпочтения членов социума.

 

Переход от деревенской жизни и крестьянского труда к городскому укладу и городским реалиям исключительно сложен, достаточно долог и нередко драматичен. В качестве примера лингвокультурологического исследования этого пути («от деревни к городу») назовем докторскую диссертацию И.В. Шалиной «Уральское городское просторечие как лингвокультурный феномен» (Екатеринбург, 2010).

 

Анализируя культурные ценности и установки в рамках дихотомии деревня – город, автор названной работы отмечает, в частности, что люди, еще не адаптировавшиеся к городской жизни, связывают с деревней не только волю, свободу, простор, физическое здоровье, но и дружелюбие, заботу друг о друге, единение односельчан: …на воле выросли, всё своё; [в деревне] небо выше, земля теплее, снег белее; В деревне люди улыбаются друг другу. Всегда кто-нить рядом есь – и поговорить, и поплакать, и помочь, если надо⁵. Город для этих людей – ограниченное пространство, отсутствие свободы, недоброжелательность окружающих: Тюрьма здесь, а не жись. Злые все, как собаки. Толкаются, чахнут тут, как звери в зоопарке. Разорвать готовы – не дай Бог на ногу наступишь, или заденешь, или посмотришь не так.

 

Применительно к начальному этапу адаптации оппозиция деревня – город конгруэнтна по смыслу оппозиции свое – чужое /свои – чужие (женщина из нашей деревни ↔ девки городские; землячка ↔ далёко от травы живёт [о городской барышне]). Но постепенно в оппозиции свои – чужие намечаются преобразования, связанные с изменениями смыслового содержания как правого, так и левого члена оппозиции.

 

Со временем из круга «чужих» исключаются и отдельные представители, и целые группы горожан: наш бригадир, мастер из нашего цеха, напарница, девки из группы. Перестают быть «чужими» горожане, проявляющие заботу, доброту, сердечность по отношению к «деревенским»: У нас женщина работала одинокая, в посылторге, она нас пожалела, она нам даже коечку выделила; Хозяин квартиры любил меня, как дочку…

 

С освоением городского пространства (Уралмаш, Вторчермет, Клуб Профинтерна, наш завод, наша больница, комната на Сакко и Ванцетти, бараки по Большакова, табачная фабрика, парк и т. д.) идет ментальное присвоение нового топоса, что сказывается на хронотопе, а затем ведет к изменению концепта г о р о д. «Своими» становятся наименования людей по их социальным ролям, выполняемым «в городской жизни»: директор медучилища, начальник цеха, главврач профилактория, наставник, начальник ОТК, диспетчер, машинист компрессорной и т.п.

 

Связи с деревней не прерываются, но заметно ослабевают. Некоторыми носителями ГП деревня начинает восприниматься как место, куда наезжают лишь время от времени – отдохнуть, порыбалить, в баньке помыться. Формируется убеждение, что в деревне жить тяжело (Робили всю жись с утра до ночи; Наши деревенские на лесозаготовках робили; Сам голодал, все зубы потерял, в одной гимнастерке зимой ходил, но нам образование дал; Роботала в колхозе всю войну за трудодни, кормить не кормили хлебом; Посадили за колоски, за мешок гнилой картошки).

 

Если на первых этапах «пути в город» д о м ассоциировался с деревенской избой, огородом, конюшенкой во дворе, то позже – с городским жильем, пусть бараком или койкой в общежитии – был бы свой угол (Комната – в два ряда кровати, шофера спали. А мы [о себе и о муже] в углу за простынкой).

 

Речевые предпочтения тоже были отданы «городу»: Не чё, а што, не ага, а да – я это на всю жись запомнила.

 

Таким образом, в пределах каждой из оппозиций (город – деревня и свое – чужое) произошли существенные изменения, результатом которых явилась утрата прежней корреляции между ними.

 

А дальше в нашем изложении следует «большое НО».

 

В статье Л.П. Крысина «О некоторых изменениях в русском языке конца XX века», появившейся в 2000-м году, содержится, в частности, следующее положение: «Просторечие – наиболее своеобразная подсистема русского национального языка <…>, укажем на характерную черту современного состояния этой подсистемы <...> – его расслоение на две разновидности, “старую” и “молодую”<…>

 

Выделяются два круга носителей современного просторечия: горожане старшего возраста, не имеющие образования (или имеющие начальное образование), речь которых обнаруживает явные связи с территориальным диалектом (просторечие-1), и горожане среднего и молодого возраста, имеющие незаконченное среднее образование и не владеющие нормами литературного языка; их речь лишена диалектной окраски и в значительной степени жаргонизирована (просторечие-2).

 

Возрастная дифференциация носителей просторечия дополняется различиями по полу: владеющие просторечием-1 – это преимущественно пожилые женщины, а среди пользующихся просторечием-2 значительный (если не преобладающий) процент составляют мужчины»⁶.

 

Имея в виду сказанное Л.П. Крысиным, мы вынуждены констатировать, что детально описано в лингвистических работах лишь просторечие-1, а относительно просторечия-2 имеются только краткие и несистематизированные замечания. Более того, есть основания считать просторечие-1 исчезающим. Вот и Л.П. Крысин признает, что «просторечие-1 постепенно сходит на нет»⁷.

 

А это означает, что впереди у языковедов новый объект исследования, новые проблемы и новые находки.

 

---

1. Городское просторечие: проблемы изучения. М., 1984.

2. Обширная библиография по проблемам городского просторечия приведена, например, в: Ерофеева Е.В. Вероятностные структуры идиомов: социолингвистический аспект. Пермь, 2005; Ерофеева Т.И. Социолект : стратификационное исследование. Пермь, 2009.

3. Шалина И.В. Уральское городское просторечие как лингвокультурный феномен. Автореф. дис. …д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2010. С. 3.

4. Там же. С. 4.

5. Здесь и далее примеры – из указ. соч. И.В.Шалиной.

6. См.: Исследования по славянским языкам. № 5. Сеул, 2000. С. 63-91. http://www.philology.ru/linguistics2/krysin-00.htm

7. Там же. С. 84.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: