Думаю, что название спектакля «Дядюшкин сон» требует оговорки вроде: «с элементами современности» или же: «Достоевский на новый лад». Так как в моем понимании, если и менять время действия и детали, относящиеся к этому времени, то менять окончательно и полностью. Для меня так и осталась до конца не понятной та эклектичность костюмов и декораций, которая царила на сцене.

 

Конечно, нельзя забывать, что это – театр и постановщик имеет право на вольную интерпретацию. Но контекст этих интерпретаций (начиная от Зининого «маленького черного платья» и заканчивая инкубатором, в который затолкали бедного князя) так и остался для меня загадкой. А эти доспехи, которые натянули на несчастного старика! В них он больше похож на воина из современного боевика про межгалактические войны, но никак не на дряхлого старикашку с накладной ногой и вставной челюстью.

 

Однако нужно отдать должное постановщику. На мой взгляд, его выбор актеров оказался очень правильным и объективным. Сами же актеры смогли тонко и искусно передать образы, чувства, эмоции, характеры героев. И если отбросить не приглянувшиеся мне декорации и костюмы, на сцене была именно та атмосфера и именно те образы, которые сложились в моем воображении после прочтения произведения Достоевского.

 

Я благодарна постановщикам за то, что идеи, заложенные в оригинале (афера Марьи Александровны Москалёвой, в основе которой лежит корысть и тщеславие и противопоставленная ей нравственность Зины, девушки «упорного романтизма» и «сурового благородства») остались не тронутыми, а, напротив, были переданы с живостью и силой.

 

 

«Дядюшкин сон» в интерпретации Театра-Театра – это безумный сон сюрреализма. В этом сне смешалось всё: эпохи, образы, идеи, символы.

 

Начнём с декорации. То, что мы видим на сцене – пустыня. Не естественная. В ней «произрастают» трубы, вентили, какие-то конструкции. Чем не картина Армагеддона?

 

Вот появляется девочка в спортивных трусах «а-ля 70-е», совершающая прыжки, под командованием женщины похожей на жабу…

 

Немое действо даёт понять предысторию мордасовской драмы: любовь Зины Москалевой и молодого учителя Васи. Они целуются на песчаном пригорке, затем Вася бежит к крану «топиться», пытается повеситься на собственном галстуке. Потом его переодевают в белую рубаху, что означает его болезнь, а Зину переодевают в черное блестящее платье, что означает ее отказ от любви и возвращение в лоно материнских интриг… Вот он, Достоевский. И в то же время не он.

 

Мордасовские дамы – скорее воплощение современных «модниц», которые носят на себе «остатки мёртвых животных», только на сцене всё гипертрофировано – это не изящный мех, а скелет с остатками «пушка» на плече, и не кожаная сумочка, а ощипанная индейка, перекинутая через плечо.

 

Мордасовская дама – Вера Салеева

 

На этом сюрпризы не заканчиваются. Сам дядюшка помещен в огромный аквариум. Он то ли в скафандре, то ли в доспехах Дон Кихота. Может, он сам Дон Кихот? А может, Ленин – ведь у него на груди красная звезда, и говорит он чуть картавя.

 

Актёры произносят не только свои реплики, они декламируют о себе и о других всё, словно читая краткое содержание произведения. То самое краткое содержание, которое так часто заменяет школьникам и студентам нормальную книгу.

 

Мозгляков – центр этой безумной системы. Он «разрушает» аквариум князя, входя в него, он разрушает интриги Москалевой, он разрушает этот странный мир, делая его банальным и смешным. А может, это его сон?

 

Его (Мозглякова) фигура, когда он произносит громогласную речь в открытый люк, из которого вырывается свет, своим отражением на потолке напоминает персонажа из «Властелина колец» – Голума. А фигуры в непонятных черных костюмах вокруг Зины, в конце спектакля – это уже что-то из «Звёздных войн».

 

Зина – Ирина Максимкина

 

Помимо всего того, что возникает полунамеками, полутонами, появляется и впечатление сильного, завораживающего, безумного…. но чего? Не сна ли о нашей реальности? Ведь что такое реальность сейчас? Не безумный ли сон?

 

 

История о том, как «первая дама в Мордасове», пользуясь слабоумием престарелого князя, пытается выдать за него свою дочь Зину… Казалось бы, обычный провинциальный анекдот покажут нам сейчас… Но после поднятия занавеса дыхание остановилось… Что это? Действительно ли я нахожусь в Театр-Театре? Действительно ли Достоевский? Действительно ли «Дядюшкин сон»?

 

Сценография сразу поразила своими масштабами и оригинальностью. Бетонные своды какого-то цеха, кругом ржавые трубы, вентили, краны, засыпанный песком пол (очевидно, это был горох). На заднем плане – волнистые песчаные дюны.

 

Первая моя мысль: действие будет происходить в космосе, точнее, на какой-либо неизведанной планете. А в центре сцены как раз он – космонавт! Дядюшка, помещенный в огромную стеклянную колбу, находится в каком-то водном пространстве. Он одет в подобие скафандра с красной звездой на груди. К голове его ведёт подающая воздух трубка, он издаёт звуки, напоминающие речь. Что за безумие!

 

Остальные герои вполне обычны, одеты в костюмы своего века. Речь Зины несколько отстранённа и холодна, свои слова она как бы чеканит, Мерзляков всё кривляется, Мария Александровна говорит очень темпераментно. А какие глубокие и эмоциональные монологи она произносит!

 

Сначала зритель видит действительно комедийную историю, сопровождающуюся авторским текстом. Казалось бы, всё идёт так, как должно, всё «по тексту». Но неожиданно ближе к финалу режиссер круто меняет жанр, возникает настоящая драма. Мы видим совсем отдельный спектакль. Это душераздирающая сцена прощания с любовью, которую играют Зина и умирающий Вася.

 

Вася – Иван Горбунов,
Зина – Ирина Максимкина

 

В общем, спектакль получился интересным, с несколько неожиданной интерпретацией.

 

 

Это гениально!

 

Бесспорно, спектакль «Дядюшкин сон» в постановке Бориса Мильграма, Эдуарда Боякова и Филиппа Григорьяна заставляет звучать классику по-особенному. Они дали новый голос пьесе Достоевского. Они создали качественно новое, неповторимое, особенное. Актуализация классики в декорациях и костюмах абсолютно точно перекликается с вечно актуальными сегодняшними проблемами. Это выгода высокого общественного положения, удачный брак, интриги, скандалы и все сопутствующее. Тем более, что все это утрируется в пределах провинциального городка Мордасова.

 

Чрезмерно шикарные костюмы, прически, бриллианты… Главное, не хороший вкус и собственное достоинство, а общественное положение. Художник по костюмам – Галя Солодовникова – абсолютно точно подчеркнула это в образах героев. Форма в спектакле играет не меньшую роль, чем содержание. Это мы видим прежде всего в образе дядюшки. Он предстает перед нами как пришелец то ли из прошлого, то ли из будущего. Да нам это, собственно, и неважно. Мы наблюдаем немощного слабоумного старичка, который еще верит в свою мужскую состоятельность и делает предложение Зине. Как часто это явление в современной нам жизни. «Полуживые», но необычайно богатые мужчины женятся на роскошных молоденьких девушках. Эта правда жизни, описанная Достоевским, заставляет нас смеяться.

 

Хочется сказать о декорациях. Песчаные дюны, канализационные люки и вентили, мусор, трубы и непонятная колба с дядюшкой внутри – это все пробуждает фантазии и мысли. Мы не найдем на сцене лишнего предмета. Все подчинено общему действу.

 

Если подбирать эпитеты к данной постановке, я бы назвала ее сочной и современной. Современное прочтение Достоевского не утомляет. Длинные монологи не усыпляют слушателей. Актерский состав подобран безупречно. Главные героини в исполнении Анны Сырчиковой и Ирины Максимкиной притягивают и взор, и слух. От них исходит такая сильная энергетика, что хочется внимать им и созерцать их бесконечно.

 

Москалёва – Анна Сырчикова

 

По-моему, постановка отличная, лучше быть не может. Диалоги даны в первоначальном виде, но форма, в которой они представлены, заставляет взглянуть на классику под другим углом. А этот угол мне нравится.

 

После спектакля я вышла с прекрасным настроением, а это так здорово. Позвонила многим знакомым и посоветовала посмотреть. Ведь это по-настоящему гениальное прочтение гениального Достоевского.

 

 

Пермский Академический Театр-Театр не устает забавлять, удивлять, а от случая к случаю еще и радовать своего зрителя оригинальными творческими решениями, интересными и неизменно смелыми идеями. Это своего рода экспериментальная театральная площадка Перми, где и обывателю, и профессиональному зрителю предоставляется возможность оценить, в каком направлении движется развитие культуры в Пермском крае и достойно ли это движение внимания.

 

Повесть Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» не обделена вниманием театральных режиссеров, на российской сцене она ставится уже около 150 лет. Обращаясь к классике, трудно быть оригинальным, и все же необходимо найти и увидеть то, чего не нашли и не увидели предшественники. В этом случае важно также не перегнуть палку и не уйти в своём новаторстве за пределы авторского замысла.

 

Борис Мильграм предлагает зрителям масштабное зрелище, наслаждение для глаз. Сцена представляет собой огромный бетонный бункер, сплошь окруженный песком и обвитый металлическими трубами. Пустынно-индустриальный пейзаж, вряд ли знакомый Достоевскому, прост и многофункционален: в металлическую топку встроен клавишный инструмент, на толстой трубе осуществляются все приготовления к чаепитию (к слову, по ней же ходят, на ней же сидят), в песчаных барханах вырыта пещера-лазейка – тот чуланчик, через который рассуждения Зины и Марии Александровны становятся открыты всему свету.

 

Самый же волнующий элемент всей сценографии спектакля – огромная водяная капсула, в которую, словно в пробирку, отделенный от суетливой мордасовской жизни, добрую половину действия погружен князь. В этом нашел свое отражение мотив сна, на котором основывается весь сюжет произведения, в этом и идея искусственности князя Гаврилы, который носит парики и накладные усы, тело которого создает впечатление ладно устроенного механизма, сплошь скрепленного пружинками. Однако если капсула олицетворяет мир дядюшкиных сновидений, сферу его интимных переживаний, то странно, что она вдруг перестает быть удивительной и недоступной: в неё беспрепятственно проникает Мозгляков, исчезает водяная преграда, а сам князь уже не парит, уже не подвешен, а на коленях стоит посреди своей стеклянной бочки. Мне думается, что интересный и, безусловно, интригующий режиссерский ход с «консервированием» князя в аквариуме его собственных грёз не завершен, не додуман, а потому может быть неправильно воспринят, не понят.

 

Перечисленные сценические конструкции при всей своей массивности и грубости не создают не только впечатления перегруженности, но даже наполненности сцены. По задумке режиссера, действие поделено на два смысловых и художественных пласта: мир сна и мир мордасовской реальности. И если хаотичный, карнавализированный сон являет собой какое-никакое сценическое движение, то реальный мир Мордасова, гостиная Москалёвой статичны в крайней степени. Статичность эта создает впечатление пустой сцены, и в этой огромной пустоте по противоположным краям сцены разбросаны неживые герои, похожие более на восковые фигуры.

 

Единственный, кто привносит ритм в этот застывший полумертвый мир – шныряющий, подпрыгивающий, скачущий Мозгляков.

 

Мозгляков – Михаил Орлов

 

В результате намечается какая-то внутренняя стилистическая разобщенность: герои не соответствуют друг другу, между ними как будто не происходит диалога. Зина – 23-летняя музыкантша – лишена всякой музыкальности: она чеканит свои слова, речь её суха, эмоционально и интонационно не окрашена. Единственное проявление её эмоции – выкрик в финале спектакля – никак не связано со всей логикой поведения героини на сцене. Крикнула (душераздирающе, правда) и замолкла. И всё тут, судите сами.

 

Мозгляков, претендент на её руку, говорит взахлеб: много, быстро и непонятно. Мария Александровна демонстрирует всю свою пылкость и страсть голосом, но при этом практически не совершает жестикуляции и движения, что сразу рождает в зрителе недоверие к её словам. Каждый присутствующий на сцене – сам по себе, и даже в разговоре не происходит обращения друг к другу: герой вопрошает пустоту и отвечает в пустоту, сквозь и мимо находящегося рядом собеседника.

 

 

Кстати сказать, актёры произносят не только свой текст, но и авторский. Из уст Мозглякова мы узнаем, какие нравы царят в Мордасове, каков интерьер гостиной Москалёвых. Прием сам по себе неплохой, но в конкретном случае авторский текст, вкупе с собственным текстом героя становится какой-то удручающе длинной конструкцией и у зрителя создается впечатление, что он пришел не на спектакль, а на чтение повести Достоевского. Возникает вопрос, можно ли было вообще из этой повести сделать произведение драматическое? Думается, что можно, ведь пермские мастера – не первопроходцы в деле освоения этой повести и адаптации её к театральной сцене.

 

Мир сна у Достоевского – это «мир наоборот», мир сна у Мильграма – это вообще какой-то «оборот наоборота». Развивая индустриальную тему, на которую так явственно намекают декорации, постановщики обратились к стилистике Советского Союза, сейчас и без того романтизируемой на каждом шагу. С неба на сцену валятся мусорные пакеты с тряпьем и замшелое кресло годов семидесятых, специально для князя выкатываются торшер и ваза, каких сейчас уже не выпускают. А сам князь поразительно напоминает Ильича. К чему всё это – непонятно. Сны в спектакле – это движение-демонстрация: девочка, совершающая гимнастические упражнения в платье, едва прикрывающем срам, красные знамёна, старуха-мать с громыхающей швейной машинкой. Даже история попытки самоубийства и любви учителя к Зине предстает перед зрителем в суете этого карнавала сна. К художественному пласту сна относится и особенное звуковое сопровождение: монотонные, совершенно сводящие с ума ритмы. Трудно сказать, какую цель преследовали постановщики, но на фоне этих отвратительных звуков даже знаменитая пытка капающей из крана водой кажется приятным развлечением.

 

Спектакль «Дядюшкин сон» пермского Театра-Театра, безусловно, зрелищное, эффектное представление. Но этого явно недостаточно: при сохраненном сюжете, предложенном Достоевским, при всех новаторских изысках постановка не трогает души. Она пресна и скучна по своему внутреннему содержанию.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: