По свидетельству «всезнающей» Википедии, «Лемнос (греч. Λ?μνος) — остров в Эгейском море, принадлежит Греции. Входит в группу Северо-Восточных островов. Площадь: 476 км². Население: 16000 человек. На острове более 30 населенных пунктов. Столица острова — Мирина, второй по величине город — Мудрос. Остров вулканического происхождения. Сложен преимущественно сланцами и вулканическими туфами. Высота до 430 м».

 

 

Почему же этот далекий греческий остров можно назвать «русским»? Ответ на этот вопрос и будет содержать предлагаемая статья.

 

О Лемносе знают сравнительно мало. Однако для русского сознания сегодня Лемнос – это короткая, но захватывающая дух, особенная глава истории Гражданской войны в России, начавшейся после революции 1917 года. Известно, что уже в начале 1920 г. вооруженные силы юга России под командованием Антона Ивановича Деникина терпят поражение за поражением. Генерал Деникин принимает решение о переброске раненых и больных военнослужащих, а также членов семей и родных остающихся в строю офицеров за рубеж. Первые пароходы с ранеными и больными, в том числе на Лемнос, ушли из Новороссийска в середине января 1920 г. А позднее, с ноября 1920 по октябрь 1921 гг. на Лемносе протекало так называемое «лемносское сидение» казачьих войск армии генерала Петра Николаевича Врангеля: более 24 тысяч кубанских, донских, терских, астраханских казаков попали туда после Крымской эвакуации. Лемнос, таким образом, стал средоточием трагизма Гражданской войны и одновременно – символом мужества, стойкости, патриотизма. Постараемся это доказать, опираясь на воспоминания и стихи представителей Русской Армии, прошедших через испытания Лемносом, – Ивана Калинина, Ивана Сагацкого, Эраста Гиацинтова, Николая Туроверова. Кроме того, будем использовать содержание книги штаба Донского корпуса «Казаки в Чаталжде и на Лемносе в 1920-1921 годах».

 

 

Лемнос был известен как остров Гефеста, бога огня. По преданиям, Гефест родился некрасивым и хромым, и ребенком был сброшен своей матерью Герой с Олимпа на землю на остров Лемнос. Жители Лемноса, синтийцы, спасли Гефеста, и в благодарность он научил людей основам металлургии и кузнечному делу. В горе Мосихл Гефест создал свою кузницу. После возвращения его на Олимп кузница Гефеста на Лемносе, где прошло его детство, осталась его мастерской, в ней вечно горел священный огонь в горне.

 

На Лемносе также побывал Одиссей. Когда аргонавты во главе с Ясоном во время своего похода за Золотым Руном прибыли на остров, он управлялся женщинами. Ипсипила, глава лемносских амазонок, хотела напасть на них с оружием, но ее убедили принять их с миром. В честь прибытия героев королева Ипсипила учредила состязания по пентатлону – пятиборью.

 

Остров Лемнос оказался связанным и с историей христианства, в частности – с судьбой Николая Чудотворца. Существует предание, что во время I Вселенского Собора в Никее в 325 году, на котором подверглось критике еретическое учение Ария, святитель Николай, защищая чистоту православия, ударил Ария по щеке. Отцы Собора сочли такой поступок излишеством, лишили святителя преимущества его архиерейского сана – омофора и заключили в тюремную башню на Лемносе. Впрочем, вскоре они убедились в правоте святителя Николая и выпустили его оттуда.

 

Интересно, что эти факты стали предметом описания и размышлений одного из участников «лемносского сидения» Ивана Калинина (на Лемносе он состоял в должности помощника военного прокурора в суде Донского корпуса). В своих интереснейших воспоминаниях он писал об острове в контексте истории культуры и истории христианства следующее: «Остров Лемнос выпятился из бездны Эгейского моря недалеко от устья Дарданелл. К северу с его высоты видна “святая” Афонская гора на Халкидонском полуострове. К востоку за белой хмарой скрывается малоазиатский берег с развалинами древней Трои. Греческая мифология отдала этот сгусток лавы во владение богу кузнечного ремесла Гефесту. Если верить Гомеру и Гезиоду, постоянные здешние ветры создают гигантские мехи, которые раздувает на самой большой горе острова, Термосе, хромой бог-кузнец. Сохранились здесь благочестивые предания и из первых времен христианства. Здесь томился святой Николай Чудотворец, “правило веры и образ кротости”, отправленный сюда в ссылку в 325 году за скандальное поведение и за драку с еретиком Арием на Никейском соборе. Врангель в самом начале крымской эпопеи избрал этого буйного святого официальным покровителем своей буйной рати. Французы, точно в насмешку, заперли казаков для укрощения строптивого нрава туда же, где смирял себя их небесный патрон»¹

 

 

Лемнос гранями своей истории связан с историей России. В 1770 году русский флот Первой Архипелагской экспедиции под командованием графа Алексея Орлова, одержавший в том же году победу в Чесменском сражении, осадил и взял крепость Кастро (Мирина) и в течение некоторого времени использовал Мирину в качестве опорной базы. Греческие жители острова, замученные турецким игом, в это время даже рассматривали возможность принятия российского подданства. После ухода эскадры графа Орлова на остров вернулись турки, которыми были устроены жестокие расправы над жителями и священниками, проявившими лояльность к русским. А 19 июня (1 июля) 1807 года между берегами Лемноса и полуострова Айон-Орос (Афон) состоялось сражение русского и турецкого флотов, которое вошло в историю как Афонское сражение. Командовал русским флотом вице-адмирал Дмитрий Сенявин. Сегодня в Мирине, столице Лемноса, на одной из набережных установлен памятник русским военным морякам, которые освобождали Лемнос от турок, – это памятник графу Орлову и вице-адмиралу Сенявину.

 

 

 

Во время Первой мировой войны на острове располагался гарнизон войск Антанты. Размещение гарнизона в 1915 году на острове курировал Уинстон Черчилль. Лемнос печально связан с Дарданелльской операцией, или Галлиполийским сражением, которое началось утром 19 февраля 1915 г. Войска союзников потерпели поражение, победу одержали турки. Десятки тысяч англичан, шотландцев, австралийцев, новозеландцев, сикхов, французов, арабов погибли, сражаясь на Галлиполийском полуострове. Сегодня перед въездом в городок Мудрос есть военное кладбище (Military cemetery), где похоронены участники этого сражения.

 

 

 

 

 

После Первой мировой войны на Лемносе оставались англичане и французские войска, которые контролировали остров. «Международное положение острова в этом году (1920 – Н. Л.) было самое нелепое. Он составлял часть владений государства эллинов и в то же время состоял в аренде у англичан. Но французы, опять появившиеся на острове в связи с нашим пребыванием, чувствовали себя здесь хозяевами» (1; 337), – писал Иван Калинин. Именно такой была ситуация на Лемносе, когда зимой, а потом осенью 1920 года сюда стали прибывать беженцы из России и казачьи части армии Врангеля. Англичане, но более все-таки французы, распоряжались судьбой Русской Армии.

 

 

Итак, первые пароходы с ранеными и больными отправлялись из Новороссийска на Лемнос еще в середине января 1920 года. Затем к ним прибавились корабли из Одессы и Севастополя. В своей книге «Русский Лемнос» Леонид Решетников приводит воспоминания Марины Шереметьевой (ей было 8 лет, когда вместе с родителями она оказалась на Лемносе), запомнившей дни эвакуации: «Трюм без окон, без коек, на полу разбросаны маты, лежали на них тело к телу, через 36 часов пришли из Новороссийска в Константинополь, где простояли неделю. Однажды вечером неожиданно отплыли и на следующее утро увидели перед собой пустынный остров, гористый, вдали видны какие-то постройки, похожие на сараи, и больше ничего»². Это был Лемнос. Высадившимся на берег выдали военные палатки, солдатские котелки. Началась жизнь, в которой все забыли, кем они были раньше – графом, бароном, мелким чиновником, простым станичником. Все ели из одного котла, убирали лагерь, добывали дрова, помогали друг другу как могли. Во время первой волны на острове оказались главным образом раненые, больные, увечные, женщины, дети и гражданские лица.

 

Вторая волна эмиграции на Лемнос формируется в ноябре 1920 года – именно в это время части врангелевской армии покидают Крым. Принимается решение отправить на Лемнос сначала Кубанский казачий корпус, чуть позднее – Донской казачий корпус, который до этого стоял в Турции, в Чаталджи. Именно тогда острову суждено было стать «убежищем» части Русской Армии.. Приближение к острову в мемуарах армейских людей выглядит так: по описанию Ивана Калинина, корабли подходили к «паукообразному острову, длинною не свыше 25 верст» (1; 336.); воображение Ивана Сагацкого, сотника лейб-гвардии Донского казачьего полка на Лемносе, рождало другие ассоциации, и он уверял, что «очертаниями своими он напоминает неправильной формы человеческое сердце»³.

 

 

 

Итак, русские оказались на Лемносе. Вряд ли многие из казаков когда-либо знали о существовании на земле острова Лемнос, и уж никто, конечно, не предполагал, что на этом острове придется влачить скорбную долю изгнания. Безвестный поэт-эмигрант впоследствии писал:

На этих островах мы начали скитанья,
Как будто дальний голос нас позвал,
И с Русью совершилось расставанье… (2; 12).

 

Русские должны были селиться в палаточных лагерях, которые сами же разбивали под натиском ветра. Кубанские казаки разбили палаточный лагерь в пустынном и безводном районе Калоераки. Эраст Гиацинтов (до эвакуации на Лемнос – начальник связи и команды конных разведчиков 2-го дивизиона Марковской артиллерийской бригады, впоследствии – полковник) вспоминал: «Высадили нас вечером, дали свернутые палатки, и мы кое-как на камнях расставили эти палатки и провели первую ночь»⁴. Отставные военные, гражданские лица устроили отдельный лагерь поблизости. Вся территория, занимаемая казаками, была оцеплена французскими войсками, в основном – сенегальцами и марокканцами. В конце ноября 1920 г. в Калоераки к кубанцам добавилось Донское атаманское военное училище. Оно стало предвестником появления на Лемносе крупных соединений донского казачества.

 

Донской казачий корпус, прибывший в декабре 1920 г., разместился в другом лагере – на склонах холмов у города Мудрос, на другой от Калоераки стороне большого Мудросского залива. Здесь они тоже укрепляли палатки. «Работа была тяжелая; <…> лагерь был расположен по склону горы, и надо было выравнивать площадки и рыть канавы в каменистом грунте…» (5; 299), – так описывали ситуацию те, кто в это время находился на Лемносе. Иван Калинин уточнял: «Кубанский корпус расположился на низменном западном берегу Мудросского залива, донцы – на высоком восточном. Штаб нашего корпуса занял несколько бараков возле пристани, у самого городишка Мудроса. Войсковые части разместились по палаткам на высотах, в версте от штаба» (1; 339).

 

 

 

Для управления всеми частями Русской Армии на Лемносе (25 тысяч человек) и гражданскими беженцами (около 3,5 тысяч человек) было создано командование Лемносской группы во главе с генерал-лейтенантом Фёдором Фёдоровичем Абрамовым.

 

 

Греческий остров Лемнос, вошедший в мифологию под названием остров Гефеста, и, безусловно, по-своему красивый и живописный, в среде российской эмиграции получил другое наименование – остров Смерти. Для многих русских беженцев и 24 тысяч кубанских, донских, терских и астраханских казаков этот живописный уголок земли стал настоящим адом.

 

Остров встретил русских неласково. Они увидели его гористым, пустынным, насквозь продуваемым ветрами. На «голые, каменистые, унылые горы»⁵ наткнулся взгляд казаков. В книге штаба Донского корпуса «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920 – 1921 годах» читаем: «Вид острова был унылый. Невысокие горы, почти лишенные растительности, неопределенного, серовато-желтого оттенка, окаймляли громадную бухту, как-то нелепо громоздились друг на друга и сливались вдали с туманом моря. Вот и все. Ни леса, ни высокой, выдающейся горы, ничего, что могло бы остановить на себе взгляд. Только местами, едва приметными оазисами, разбросаны деревеньки да город Мудрос, несмотря на выдававшийся собор, также казавшийся небольшой деревней» (5; 320). «Это каменный остров, весьма малонаселенный: голые скалы, берег моря – и это все, что можно было там увидеть», – вторит Эраст Гиацинтов (4; 412). Иван Калинин писал: «Благодаря гористой местности и каменистой почве хлеб здесь родится плохо, маслина и виноград еще хуже» (1; 336).

 

Мемуаристы отмечают, что мучительными были те дни, когда дули страшные ветры. По утверждению Ивана Калинина, «главными врагами изгнанников являлись ветры…» (1; 339). Эраст Гиацинтов констатировал: «Ужасный ветер на скалистых берегах Лемноса – это было сущее наказание» (4; 412).

 

Особенно тяжелой была зима. В коллективных воспоминаниях Донского корпуса содержатся такие строки: «…приближалась лемносская зима. Все чаще и чаще шли дожди, перепадал временами снег, все сильнее и порывистее, злее становился северо-восточный ветер. Временами он достигал такого напряжения, что срывал палатки и раздирал старые полуистлевшие полотнища. Не раз, бывало, в бурные ночи ветер срывал палатки, и казаки оказывались или под обрушившимся на них брезентом, или, еще хуже, – под дождем. Приходилось ночью вновь натягивать палатки, что в бурю было делом не легким. А это повторялось неоднократно, и не раз случалось казакам принимать ночные холодные души» (5; 301). «Ужасный ветер на скалистых берегах Лемноса – это было сущее наказание» (4; 412), – вторит Эраст Гиацинтов.

 

В своих воспоминаниях Иван Калинин приводит строчки из незатейливого опуса одного безвестного казачьего поэта, описавшего водворение казаков на Лемнос:

 

Этот остров был унылый,
Веял холодом могилы,
Взор повсюду встретить мог
Только камни да песок <…>
Ветер подлый, окаянный
К довершенью прочих бед
Дует здесь с давнишних лет.
Вот на острове на этом,
Позабытая всем светом,
Водворилась казачня,
Жизнь противную кляня. (1; 338).

 

Первые месяцы пребывания на Лемносе были крайне тяжелыми. «Лагеря из палаток английского военного образца, без пола. Все спят на голой земле. <…> Питание неудовлетворительное. <…> Почти все беженцы крайне нуждаются в белье, обуви, одежде, мыле…» (2; 14) – это строчки из рапорта генерал-лейтенанта П.П.Калитина, главного коменданта лемносских беженских лагерей.

 

Палатки, «лемносские дома», – особая тема в прозаических и поэтических воспоминаниях военных. Замечательный поэт русского зарубежья Николай Туроверов, прошедший через испытания Лемносом, запечатлел «жилища» лемносцев в своем стихотворении «Архипелаг» так:

 

Глядят карандашом набросанные рожи
С тугого полотна моей палатки.
Дым от костра, сиреневый и шаткий,
В закатный час задумчивей и строже.
Быть может, их чертил, в тоске с моею схожей,
Какой-нибудь француз в Алжире иль Марокко
И бросил карандаш, когда взревел сирокко
Раздольной волей вечных бездорожий⁶.

 

Описание палатки, в которых вынуждены были размещаться беженцы, дает почувствовать весь драматизм ситуации: «Так, в маленькой палатке – Марабу – помещалось около 12 человек, а в большой – Маркизе – 40 и более. Почти все, в том числе женщины и дети, спали на голой земле, иногда – на жиденькой подстилке из травы или еще чего-либо, что у кого имелось» (5; 292), «Прибывшие частью были размещены в палатках, которых французами было выдано очень ограниченное количество, <…>, причем много палаток было рваных, полуистлевших, не дававших защиты ни от дождя, ни от ветра <…>. Ввиду отсутствия строительных материалов и стекол, бараки эти были темны, зимой – холодны, летом же <…> – душны от накаливания железа» (5; 299). Мемуаристы вспоминали, что зимой «от постоянных дождей близкие от поверхности земли подпочвенные воды выступали наружу, сырость в палатках постепенно превращалась в постоянную грязь, от сырости не спасали и топчаны, сделанные из камней и земли, и жиденькая подстилка спавших на земле казаков промокала насквозь. В ливни целые потоки воды, устремляясь с гор, заливали лагерь, несмотря на многочисленные канавы. <…> Казаки ходили постоянно одетыми, не раздевались и на ночь, причем намокшая одежда обыкновенно на них же и высыхала» (5; 301–302).

 

Осенью, зимой и ранней весной русских эмигрантов на Лемносе терзал холод. Приходилось заботиться о добыче топлива. «На безлесном острове, со скудной растительностью, доставать горючий материал было делом не легким,– вспоминают очевидцы. – Целыми днями надо было ходить казакам в поисках колючки, которой и греки пользовались как топливом, или собирать оставшуюся по жнивьям солому» (5; 293). «Плохо обстояло дело с топливом. На острове не росло леса. Как аборигены, так и пришельцы отправлялись в горы за “колюкой» – низкорослым колючим кустарником. Греки нагружали этими неприятными ношами своих осликов, русские – свои спины» (1; 340), – добавляет красок в эти картины Иван Калинин.

 

На Лемносе русские испытывали страшный голод. Он был мучителен на фоне неустроенного быта и тяжелого климата. Эраст Гиацинтов запомнил «необычайно скудный паек», который выдавали французы: «Выдавали на палатку (восемь человек офицеров или солдат) одну банку сгущенного сладкого молока (так что приходилось приблизительно по одной ложке на брата), очень незначительное количество мясных консервов, фасоль, чечевицу или что-нибудь в этом роде и немного хлеба» (4; 412). Иван Сагацкий записывает в дневнике: «Все же главная забота дня, как утолить голод. Из интендантства приходит совсем заплесневевший хлеб и гнилой картофель. Люди отощали и ослабли от дурного питания»⁷. Старые греки, которые и сегодня помнят рассказы своих родителей о том, как стояли на Лемносе русские, все в один голос говорят о том, что они «страшно голодали».

 

Безусловно, одним из испытаний на Лемносе стали болезни. В первые дни эвакуации беженцев врачей практически не было. Леонид Решетников в качестве подтверждения приводит следующие слова генерала П.П.Калитина: «Русских врачей всего трое. Медикаментов и перевязочных средств нет. Английская медчасть поставлена ниже всякой критики. Заболеваемость и смертность огромна. За три недели уже 50 могил. Повально косит детей скарлатина, корь, воспаление легких» (2; 14). Казаки болели сыпным тифом, брюшным тифом, ревматизмом суставов, крупозным воспалением легких, цингой, глазными заболеваниями (5; 302).

 

Отметим, что русские на Лемносе столкнулись не только с материальными трудностями, но и с испытаниями «нематериального характера»: информационной «блокадой», идеологическими «атаками» со стороны союзников. Сошлемся на строчки из книги штаба Донского корпуса «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 годах»: «Жизнь была тяжелая, но еще тяжелее казалась казакам полная оторванность от всего мира; извне не приходило ни одного известия, ни одна русская газета не доставлялась тогда на Лемнос. На диком унылом острове, с голыми каменистыми горами, окруженные со всех сторон водой, точно в тюрьме чувствовали себя казаки» (5; 293). «Скука невыразимая!» (4; 412) – восклицает Эраст Гиацинтов.

 

Депрессивно-угнетенному состоянию армии способствовала и активно проводившаяся союзниками компания по ее рассредоточению, а по сути – уничтожению. Французы, не желая содержать Русскую Армию, пытались деморализовать ее и «распылить». По словам Ивана Сагацкого, «был расклеен приказ генерала Бруссо, французского коменданта острова Лемнос, в котором сообщалось, что Франция не признала Русской Армии генерала Врангеля и поэтому французское командование решило кормить русских только до 1 апреля, так как оно не в силах содержать такую большую армию. Французское правительство прекращает кредиты и содействие генералу Врангелю в его действиях против советской власти. Русским военным чинам предлагалось или 1) возвратиться в Советскую Россию, или 2) ехать на работы в Бразилию, или 3) самим обеспечить свое существование» (3; 395).

 

Безусловно, общее настроение русских на Лемносе было подавленным и тяжелым. «Все голодны, озлоблены и молчаливы. Злоба направлена только в одну сторону – к штабу французского командования», – констатирует Иван Сагацкий (7; 401).

 

 

И все-таки несмотря на невероятные трудности, с которыми столкнулись русские на Лемносе, они оказывали сопротивление обстоятельствам. Остров для русских оказался адом, где совершалось их противостояние ему. «Лемносское сидение», которое лучше назвать «Лемносским стоянием», – это пример силы духа, мужества, воли. И ещё – попытка сохранить свою идентичность. Леонид Решетников пишет: «Огромные палаточные лагеря жили – там молились, работали, учились» (2; 32).

 

Огромную роль в противостоянии обстоятельствам русских на Лемносе играла их вера. Она «окормляла» дух изгнанников. Церковь стала важной опорой для них.

 

 

 

Дух армейских и гражданских людей на Лемносе поддерживали православные священники, которых на острове собралось более двадцати. Важным является тот факт, что практически все священники были полковыми и прошли через Первую мировую и Гражданскую войны. Лемносские батюшки были любимы солдатами и офицерами за стремление полностью разделить тяготы воинской службы, за самопожертвование (многие служили в инфекционном и других госпиталях).

 

Каждый день в лагере начинался с полковой молитвы и ею же заканчивался: «…звучал “подъем” <…> части выстраивались на передних линейках. Лагерь замирал. Пели общую молитву» (5; 337-338), «В восемь вечера <…> полки выстраивались на поверку <…>. Звонко разносилась по затихшим лагерям и дальше, по горам и заливу, “зоря”, стройно и величественно из тысячи грудей лилась молитва» (5; 339).

 

В каждом полку были созданы церкви по инициативе самих казаков и офицеров. Это были палаточные и барачные церкви. Из подсобных материалов сооружались алтари, для иконостасов отдавались личные и семейные иконы. Вот как выглядела одна из лемносских палаточных церквей: «В большой палатке соорудили церковь. Иконостас, светильники и вся церковная утварь были сделаны из подручного материала, из простыней, одеял, консервных ящиков, банок и жестянок. Из казаков и офицеров составлялись хоры, среди своих же нашлись регенты, <…> и правильным чередом пошли церковные службы» (5; 295).

 

Русские посещали и православные церкви в городке Мудросе, в частности, – Благовещенский собор и церковь Святых Архангелов. Благовещенский собор был построен относительно недавно, за шестнадцать лет до появления на острове русской Армии. Русских радовало, что в нем звучали молитвы на церковнославянском.

 

 

 

Старинная церковь Святых Архангелов была, по сути, подарена греками русским. По воспоминаниям «русских лемносцев», «греками была предоставлена в распоряжение русского духовенства старая церковь в городе Мудросе, где богослужение совершалось по русскому обычаю, русским духовенством и с русским хором. <…> Церковь, по-видимому, давно оставленную, привели в порядок, вымыли, вычистили многолетнюю пыль; старинный, великолепный резной работы иконостас подновили, вставили на место в зиявшие впадины или вынутые иконы, благодаря чему церковь приняла уютный вид» (5; 336).

 

Церкви, как полковые, «самодельные», так и находящиеся в Мудросе, были особенным местом для казаков. Иван Сагацкий пишет: «Казаки строем с офицерами отправляются в походную дивизионную церковь. Она до крайности проста и скромна и, наверно, поэтому особенно располагает к молитве. Причащаться будем в старинной греческой церкви города Мудроса» (7; 402).

 

Религиозные праздники, отмечаемые русскими на Лемносе, были временем, когда с особой остротой пробуждались их патриотические чувства, глубже чувствовалась сопричастность с Россией. Праздники давали духовные импульсы, которые спасали от отчаяния и тоски. «К праздникам готовились как-то особенно чинно и проникновенно, – утверждалось в книге штаба Донского корпуса «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920 – 1921 годах». – Здесь, на чужбине, казаки особенно остро чувствовали свое одиночество, оторванность от семей теперь, в праздничные дни, и поэтому всеми силами старались выполнять обычаи Родины, чтобы тем создать себе хоть отдаленный мираж домашнего уюта, семьи» (5; 335-336).

 

Мемуары представителей Русской Армии свидетельствуют, что праздником, который был отмечен на Лемносе с особенным тщанием и теплотой, стала Пасха. Описание празднования Пасхи наполнено трепетными чувствами: «Приближалась Пасха. <…> С особенной любовью и старанием украшали церкви. Клеили транспаранты, фонарики, рисовали новые иконы, в Мудросе закупали бенгальские огни. Еще недели за две до Пасхи в лагере все чаще и чаще слышалось церковное пение. Это любители-певчие разучивали пасхальные песнопения» (5; 335-336); «Встречали Пасху хорошо. С большим подъемом, светло и радостно прошла пасхальная заутреня. К разговенью напекли куличей, были крашеные яйца <…>. Целые дни в полковых церквях звонили в “колокола”, представляющие собой не что иное, как обрезки рельс, железные шпалы и куски старого железа, целые дни по лагерю из края в край неслись песни разговевшихся казаков. <…> Теплая весенняя погода, солнечные дни, затишье, что на Лемносе, с постоянными ветрами, случается очень редко, – все это поддерживало праздничное настроение» (5; 336-337). Иван Сагацкий трогательно вспоминал: «На Пасху лейб-казаки отстояли заутреню в своей походной церкви. У всех – радостное настроение. Потом шло общее христосование» (3; 397-398), «Первый день Пасхи. Великий праздник встречаем полковой семьей в нашей церкви. <…> Батюшка освящает куличи – сдобные греческие хлебы. Серьезные лица казаков озаряются добродушной улыбкой. <…> В собрании шумно и весело, слышатся приветствия и поцелуи. Аппетитно выглядят крашеные яйца, паштет, бутерброды. Вкусно пахнет только что разрезанный кулич. Мы радуемся, как дети, что “по-человечески” можем встретить Великий праздник…» (7; 407).

 

 

Что же еще поддерживало дух оказавшихся в изгнании людей? Оказывается, творчество и тяга к образованию.

 

Одной из форм коллективного творчества стало исполнение хоровых песен. Пение было любимым занятием и молодых, и пожилых казаков. Песенный репертуар был разным. Часто можно было услышать исполнение полковых песен: «Вечерами у палаток собираются песенники. Поют охотно. Молодые казаки разучивают прежние песни лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка под руководством старых казаков» (7; 402). Пелись казаками также и русские народные, настоящие казацкие песни. Весной и летом, когда «быстро заканчивались южные сумерки, по склонам гор зажигались костры», казаки дружно затягивали свои любимые песни. Песни эти были «то частые и веселые, с удалыми выкриками и подпевками, со свистом и гиканьем, то тягучие, грустные и тоскливые, как лемносская жизнь» (5; 339). О чем же пели казаки? Как вспоминают очевидцы, казаки пели «… о славе казачьей, боевых подвигах, походах и боях, о рассеянных по всему свету костях и могилах казачьих, о родном Доне, тихих привольных станицах и хуторах, пели о покинутых домах, детях и казачках, напрасно поджидающих своих мужей. Обо всем пели казаки. И о большевиках, выгнавших их из родного края, и об убитых и замученных ими товарищах. Слышалась в песнях то жалоба на горькую долю, то мрачная угроза далекому ненавистному врагу, и вся душа казачья, смятенная и придавленная, но не уничтоженная, изливалась в этих песнях» (5; 339).

 

Удивительно, что в невероятно тяжелых условиях Лемноса русские изгнанники реализовывали свои творческие возможности и удовлетворяли эстетические потребности с помощью…. театра. На Лемносе возникли два (!) импровизированных театра: один из них – драматический – был создан в Донском корпусе полковником С.Ф.Сулиным; творческий настрой рядовых казаков выражался в выступлениях самодеятельных певцов, музыкантов, чтецов. Именно об этих двух формах театрального творчества повествуется в книге штаба Донского корпуса «Казаки в Чаталжде и на Лемносе в 1920-1921 годах».

 

О первом театре пишется: «Сцена была оборудована в одном из бараков на пристани, занавес был из одеял, декорации освежены работами своих же художников; из американских пижам и прочих подарков понаделали костюмы, казавшиеся довольно эффектными на сцене, появился хороший грим <…>. Благодаря любовному отношению к делу руководителей театра репертуар был подобран очень тщательно, с большой разборчивостью. Ставили чеховские вещи, ставили даже Островского, драматические отрывки из Пушкина (“Скупой рыцарь” и др.) и другие классические пьесы. Правда, уступая настойчивым требованиям публики, желавшей хоть немного забыться от нудной лагерной жизни и посмеяться, ставили и фарсы, и веселые водевили и другие смешные пьесы, но в основе деятельности театра всегда лежал серьезный репертуар, имеющий воспитательное значение для казаков» (5; 343).

 

Второй театр представлял из себя подобие театра-кабаре: «Среди донцов нашлось немало отличных певцов, рассказчиков, танцоров, были даже музыканты-виртуозы. Какими-то правдами и неправдами у греков достали пианино, чуть не единственное на острове. Собрали струнные инструменты <…>. Главное место в программах концертов отводилось хоровому пению. <…> В кабаре ставились трюки и новинки столичных сцен» (5; 343-344). Театр пользовался большой популярностью как у казаков, так и у греков («Значительно количество билетов уделялось гостям-грекам») и у хозяев острова, англичан и французов («На спектакли приглашались иногда и англичане <…>, и даже французы <…>. Трудно описать, с каким интересом следили иностранные гости за представлениями, но в особый восторг их приводили лихие казачки и удалые лезгинки, мастерски исполнявшиеся казаками. Большое впечатление производило на них и хоровое пение, и новые для них мелодии русских песен» [5; 343-344]).

 

На Лемносе были и свои «университеты». У многих, попавших на Лемнос, были серьезные «пробелы» в образовании: многие, в том числе дети, вообще не успели поучиться, некоторые в свое время не закончили образование, иные в беспрерывной войне забыли то, что знали. Леонид Решетников справедливо замечает: «Так как дети по-прежнему составляли значительную часть гражданских беженцев, да и в семьях офицеров двух корпусов их было немало, кубанцы, а вслед за ними донцы создали общеобразовательные школы. М. А.Горчуков организовал гимназию для взрослых – среди казаков и офицеров были и такие, кто из-за гражданской войны прервал свое образование. Вскоре в лагерях появились библиотека-читальня, курсы иностранных языков, электротехников» (2; 36).

 

Характерно, что уже с первых дней прибытия на Лемнос штаба Донского корпуса, то есть с конца марта, началась громадная культурно-просветительная работа в частях. В книге «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 годах» читаем: «Идя навстречу нуждам казаков <…>, командование, в лице информационного отделения, организовало ряд лекций эпизодического характера и периодических по различным отраслям знания и науки. <…> Лекторы нашлись среди своих же. В частях войск было немало лиц с высшим образованием, которые в популярной, общедоступной форме, путем лекций и бесед, делились с остальными своими познаниями. Устраивались лекции и на политические темы <…>. Вообще, все лекции, даже и по астрономии и космографии (были и такие), охотно посещались казаками, засыпавшими лекторов бесчисленными вопросами. Кроме того, были учреждены бригадные курсы для офицеров <…>. На этих курсах, кроме специальных военных предметов, преподавались также предметы общеобразовательного характера, как история России и Дона, русская литература, экономическая география, законоведение и другие» (5; 342-343).

 

 

Суровое пребывание на Лемносе скрашивали и маленькие радости, которые, несомненно, существовали в повседневной жизни русских изгнанников

 

Казаки «оживали» весной и летом.

 

 

Уставшие от зимних холодов, ветров и голода, казаки радовались солнцу, свету, теплому морю. Иван Калинин вспоминал: «На Лемносе с наступлением весны казаки обогрелись, вымылись наконец, но не наелись» (1; 340).

 

Авторы книги «Казаки в Чаталжде и на Лемносе в 1920-1921 гг.» добавляют к этому: «С наступлением теплого времени большое оживление в монотонную лагерную жизнь внесли морские купания. Уже в середине апреля вода в Эгейском море сделалась настолько теплой, что отдельные наиболее смелые казаки начали купаться. Но большинство казаков купаться не решалось, боясь осьминогов. <…> Становилось все жарче и жарче, южное солнце жгло немилосердно, камни накаливались, дышать становилось нечем, скрепя сердце, превозмогая страх, казаки полезли в море. Первые же дни купания убедили их, что осьминоги вовсе не так уж страшны, как о них рассказывали, и вскоре берега залива, там, где было возможно купаться по условиям местности, были усеяны купавшимися и валявшимися на песке казаками… » (5; 340-341).

 

Время от времени организовывались прогулки по острову. Прогулки устраивались командами или даже целыми частями по особым разрешениям французских властей. Казаки ходили в окрестные деревни и к северо-восточной оконечности острова, к тому месту, где когда-то находился город Гефестиада. Казаки проявляли интерес к остаткам древней цивилизации. Им было интересно увидеть «обломки колонн барельефов, черепки глиняной посуды и статуэтки» (5; 342).

 

Иногда, когда французы выдавали пропуска, были возможны и прогулки в деревни. Казаки любили такие походы, ведь, по утверждению мемуаристов, «жители-греки <…> радушно встречали казаков, угощали их, в деревенских тавернах всегда можно было дешево достать местное вино» (5; 342).

 

Русские, несомненно, сумели также заметить красоту острова. Встреча с ней давала радость для души.

 

 

 

Своеобразная прелесть Лемноса нашла отражение в стихах Николая Туроверова. В лирическом опусе «Архипелаг» поэт выразительно и художественно убедительно запечатлел зимний Лемнос «в линиях и красках»:

 

Февральский день, и тихий, и жемчужный,
Белесо отразился в зеркале воды.
Прошли вдвоем. Чуть видные следы
Остались на песке. Шум лагеря ненужный
Лениво затихал. Ажурный контур гор
В молочной мгле суровей был и выше. <…>

Прорезал облака последний резко луч.
Дохнуло море солью сыровато,
И краски расцвели внезапно и богато
На склонах смугло-желтых круч (6; 37-38).

 

 

И все-таки Лемнос не был «курортным местом» для тех, кто там оказался в 1920-21 гг. Лишения, страдания и часто смерть как их естественный финал стали чуть ли не повседневным явлением в жизни русских изгнанников. Беженцы и казаки умирали. На Лемносе возникли русские кладбища, которые являются одними из первых в истории русской эмиграции первой волны. Существует два русских кладбища на Лемносе: одно из них находится около города Мудроса, другое – на мысе Калоераки.

 

Донской казачий полк размещался около города Мудроса. Близ него находилось кладбище союзников Military cemetery. Оно возникло в годы Первой мировой войны, когда на Лемносе находился штаб союзных войск, возглавляемый Черчиллем. На острове хоронили погибших во время Галлиполийского сражения и умерших в лемносских госпиталях австралийцев, англичан, французов, марокканцев. Как тогда, так и сегодня, само кладбище выглядит очень ухоженным и напоминает, по слова Леонида Решетникова, «английский парк: ухоженные газоны, средиземноморские сосны, ровные ряды белых надгробий, памятники» (2; 8).

 

Слава Богу, что в наши дни на Military cemetery восстановлены и русские могилы. На стене кладбища есть общая мемориальная доска, которая уточняет факт их появления. Каждая из фамилий упокоившегося высечена на отдельном камне. Всего на Military cemetery похоронено 29 русских (28 военных чинов и супруга полковника Мария Карякина, мать шестерых детей).

 

 

      

 

Кубанский казачий полк размещался недалеко от мыса Пунда. Там и образовалось большое русской кладбище – «Русико некротофийо». До него нужно добираться каменистой, ухабистой дорогой. Но сегодня уже есть указатели на русском и греческом языках, которые задают направление движения и позволяет ориентироваться.

 

Дорога приводит к берегу моря. И вот на холмах, спускающихся к морю, можно увидеть русский погост, или русскую Голгофу.

 

 

До 2004 года здесь практически ничего не было, кроме нескольких находящихся в траве плит. Начались работы по реконструкции кладбища, и сейчас уже восстановлены имена здесь находящихся и обозначены некоторые из могил.

 

Чувства, которые ты испытываешь, попадая на кладбище, особенные. Они рождаются от чтения на стене списка имен тех, кто покоится на этом скорбном погосте (их – более 300 человек), от созерцания плит, под которыми лежат наши соотечественники, от размышлений о горькой судьбе тех, кто нашел здесь свой «последний покой». Долго стоишь у детских могил. Их на кладбище – 82 (!). Тане Мухортовой было три года, Лизе Ширинкиной исполнился один год.

 

 

 

 

Взаимоотношения греков и русских на Лемносе имеют свою историю.

 

Оказавшиеся на Лемносе в далеком 1920-м году, русские попали в страну, не чужую им по культуре и исповедовавшейся в ней религии. Греки относились к русским с пониманием и гуманно.

 

Особенными нитями, скреплявшими два народа, было православие. Греки проявляли большой интерес к богослужениям, которые проводили русские на Лемносе. Мемуаристы вспоминают, как реагировали греки на проводимые русскими богослужения и празднование ими церковных праздников: «… греки в большом количестве посещали русскую <…> церковь, восторгались новым для них, не слышанным еще тоном русского богослужения, порядком, и благочинием, и стройным пением русского хора. В праздничные дни, когда время богослужения совпадало, зачастую в “русской” церкви бывало куда больше греков, нежели в греческой, в Мудросском соборе» (5; 336). В свое время греков особенно привлекла служба, которая проводилась в четверг на Страстной неделе и отличалась особой торжественностью. Мемуаристы вспоминают: «Пел соединенный хор дивизии и штаба корпуса. Церковь не могла вместить всех молящихся русских и греков. Последние, интересуясь русскими обычаями, пришли на этот раз в особенно большом количестве. Когда после богослужения, возвращаясь в лагерь, русские, по обычаю, несли по городу зажженные свечи, греки выскакивали из домов, качали головами и кричали: “Русс, Христос нет воскрес”, очевидно, думая, что казаки уже празднуют Пасху» (5; 336).

 

Совершенно замечательным является тот факт, что в мудросской церкви Святых Архангелов служба до сих пор – в наши дни (!) – совершается перед иконами, подаренными церкви казаками в 1920 году и оставленными ими после ухода с Лемноса. На большие праздники эти иконы переносятся в Благовещенский собор города.

 

Сегодня на Лемносе жива память о «лемносском стоянии» русских на острове в 1920-21 гг. Автору этих строк посчастливилось встретиться с теми греками на Лемносе, родители которых были свидетелями пребывания там Русской Армии. Эти незабываемые встречи произошли в мае 2010 г.

 

Фотис Карамалис (р. 1921), Эвагелос Ахилляс (р. 1918), Иоанис Патиноракис (р. 1925) помнят, что когда их родители были живы, то рассказывали им о русских, оказавшихся на острове в 1920-ом, и говорили о них с явной симпатией.

 

 

Воспоминания эти запечатлевают облик русских – социальный, нравственный, духовный, каким он им запомнился. Характеристики русских, сделанные «сегодняшними» греками, современными жителями Лемноса, довольно ярко передают особенности их восприятия судьбы тех, кто попал под «красное колесо» русской истории. Главным в этом восприятии является уважение к русским и сочувствие им в их испытаниях.

 

Итак, вот некоторые из этих характеристик, дающих возможность представить нам «коллективный портрет» «русских лемносцев» на фоне исторического времени:

«Их выгнали из России».

«Пребывание русских здесь связано с Врангелем».

«Это были войска царя, большевики их прогнали из России. Отсюда, из Лемноса, мои родственники ходили воевать за русского царя. Греция послала отряд, чтобы они воевали с большевиками»

«Все русские были образованные, культурные люди, с большими чинами».

«Среди русских были женщины, дети, семьи».

«Русские очень голодали, за кусочек хлеба работали на полях. Греки им сочувствовали, давали работу».

«Греки хорошо относились к русским. Русские выживали за счет греков».

«Греки относились к русским хорошо – как к людям, которых забросила сюда Судьба».

«Русские, оказавшиеся на острове, никогда не воровали, были порядочные, интеллигентные. Ходили в военном».

«Отец рассказывал, что русские молились, пели очень красиво».

«Русские каждое воскресенье проводили службу».

«Русских и греков скрепляло Православие».

 

 

Покидая Лемнос, невольно вспоминаешь слова Ивана Сагацкого, запечатлевшего отъезд оттуда частей Русской Армии в июне 1921 года: «Начинает работать винт парохода… Прощай, Лемнос!» (3; 410).

 

Конечно, между Россией и Лемносом – огромное расстояние. Однако сегодня это расстояние не является непреодолимым в наших размышлениях о судьбе тех, кто находился на этом острове в 1920-21 гг. и оказался невольным участником «лемносского стояния». Мы обязательно должны «всмотреться» в те далекие дни и попытаться понять причины того, почему, став изгнанниками, глубоко страдая, претерпевая трудности и невыносимые мучения, наши соотечественники продолжали, вместе с тем, любить Россию и чувствовали с ней глубокую, тесную и бесконечно длящуюся духовную связь.

 

Литература

1. Калинин И.М. Под знаменем Врангеля. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2003. – С. 335. В дальнейшем в статье ссылки на издания делаются в скобках, где первая цифра означает номер в примечании, вторая – страницу.

2. Решетников Л.П. Русский Лемнос: исторический очерк. – М.: Новоспасский монастырь, 2009. – С. 11.

3. Сагацкий И. Лейб-казаки на Лемносе // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. – М.: ЗАО Центполиграф, 2003. – С. 402.

4. Гиацинтов Э. Крымская эвакуация и остров Лемнос // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея.–Указ. изд. – С. 412.

5. Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920 – 1921 годах // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. – Указ. изд. – С. 290.

6. Туроверов Н. Двадцатый год – прощай, Россия! – М.: Планета детей, 1999. – С. 37.

7. Сагацкий И. На Лемносе // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. – Указ. изд. – С. 405

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: