Ты входишь в мир, где право умереть
не действует, как только скрипнет твердь
смыкающихся век, потом – щелчок:
то изнутри накинули крючок
на небеса, скользящие в надир,
где духи собираются на пир,
а угощенье – ты. Держись, дружок,
пожуй несуществующий снежок,
не суетись, тем паче в этот час
прямая воля покидает нас.

В.Кальпиди. Правила поведения во сне

 

В некоем мире N₁ писательница Петрушевская написала роман об уничтожении малых народов крайнего севера России. А в мире N₂ она написала о кризисе отечественной гуманитаристики. В мире N₃ – о всеобщей деградации общества, о возвращении к первобытнообщинному строю. В N₄ – ремейк гоголевского «Вия», пропущенный через линзу «Панночки» Нины Садур, о том, что «где-то в наш божий мир пробило черную дыру, из которой хлещет сюда мрак гнойный и мерзость смердящая». В N₅ – это роман-компьютерная игра, модная ныне отехнологизированная архаика. N₆…N₇…N₈…N₉… В нашей же реальности, которую мы привыкли считать базовой, Людмила Петрушевская создала роман «Номер Один, или В садах других возможностей». Книгу-полиморф, мир, напоминающий то ли «Относительность» М.К.Эшера, то ли «Искушение святого Антония» И.Босха.

 

В силу множества вышеперечисленных N_n внятная обрисовка фабулы невозможна. Ограничимся слабым карандашным наброском: есть Номер Один, главный герой книги, этнограф, старший научный сотрудник нищего НИИ, и есть различные точки притяжения: исследуемая им северная народность энтти, пять тысяч долларов, которые нужно достать на выкуп друга и коллеги Юры Кухарева, жена Анюта с сыном-инвалидом Алешкой, вор Валера, тело которого становится временным пристанищем для души Номера Один, компьютерная игра «В садах других возможностей», разворачивающаяся в адских ландшафтах разных конфессий, украденный камень аметист – глаз трёхпалого Сы, повелителя Нижнего мира. Между этими точками и мечется главный герой романа.

 

Название отсылает к рассказу Х.Л.Борхеса «Сад расходящихся тропок», где демонстрируется принцип романа-лабиринта. Текст Петрушевской выстроен не по инструкции Борхеса, но также заманивает читателя в лабиринт временных петель, парадоксов близнецов и пространственных искривлений. Текст изгибается, рвётся, путается, автор же, как леший из волшебной сказки, уводит читателя все дальше в чащу роящихся смыслов, исковерканных слов, ломаных синтаксических конструкций, логических тупиков и ошибочных ущербных интерпретаций. Петрушевская создает свой лабиринт, пользуясь исключительно лингвистическим ресурсом.

 

Итак, лабиринт. Лабиринт, по которому скитается Номер Один, главный герой, он же Уйван Крипевач (что с языка энтти переводится как Иван Царевич). Скрывается ли в этом лабиринте минотавр? И каков же этот минотавр? И минотавр ли? Перед нами целая вереница потенциальных Астериев: начальник зоны, требующий от Номера Один пять тысяч долларов за его друга и коллегу Юру Кухарева, сам Кухарев, оказывающийся законченным мерзавцем, директор НИИ Панька, планирующий отобрать у Номера Один квартиру, урка Ваха, которого так боится Валера (он же Номер Один) – все они монстры, но каждому из них в лабиринте Петрушевской отделен лишь маленький закуток, откуда им нет выхода.

 

В последней главе Петрушевская, чувствуя, видимо, что самостоятельно читателю из её лабиринта не выбраться, превращается из лешего в сталкера, раскрывая, наконец, подноготную интриги. Существо, поджидающее нас в центре лабиринта, похоже скорее не на минотавра, а на бога дверей, входов и выходов, бога начала и конца, двуликого Януса (кому же еще сидеть в центре этой конструкции, где любая дверь может оказаться порталом в Нижний мир). Один лик его – это сам Номер Один, создавший игру «В садах других возможностей», действие которой начинается в реальном мире и кончается на мониторе компьютера. Другой – мамот Никулай-уол, шаман народа энтти, живой исследуемый материал для этнографов, которому Номер Один поведал о принципах своей игры и подарил книгу о метемпсихозе, переселении душ. Никулай, «великий дух», для которого Христос «маленько слабый мамот», решил воспользоваться наработками Номера Один, подменив компьютерную виртуальную реальность виртуальностью Нижнего мира. Цель игры: спасти энтти от вымирания и заодно (как это принято в компьютерных играх) спасти мир от гибели, вернув глаз-аметист в могильник трёхпалого Сы. С этих позиций в многочисленных смертях и воскрешениях нет никакой натяжки, ведь в логике компьютерной игры это всего лишь -1 Life. Номер Один вдруг становится до боли похож на Player 1 (обозначение игрока в игре). Deus ex machina, который, казалось, весь роман стоит за левым плечом героя, оказывается лишь воплощенным сценарием, рамкой, ограничивающей свободу Player’а 1. Читатель взмывает над лабиринтом романа на высоту полета орла…

 

…Взмывает… и обнаруживает себя удобно устроившимся на диване, куда он лёг часа три назад, дабы почитать первый и пока единственный роман Людмилы Петрушевской. Простой вопрос «зачем?» отрезвляет и возвращает его из эскапистского странствования по виртуальным коридорам книги. Зачем нужно всё это плетение словес? Дышит ли текст реальностью? Как эта «дикая животная сказка» (выражение А.Немзера) относится к жизни или литературе? Ведь ни одна из множества тем, заявленных в романе, не становится той хребтиной, что превращает ворох смыслов во внятное повествование. Мне думается, что дело здесь просто в другой системе координат. Принцип компьютерной игры позволяет выстроить текст таким образом, что каждый читатель возьмет столько, сколько сможет унести. При такой механике одна значительная мысль-хребтина уже не нужна. Другие правила игры. Неужели Номер Один, говоря о деградации общества, выглядит неубедительно в своих размышлениях? Или наука не может стать объектом спекулятивного использования? Или, может, отцы-эскимосы не отдают своих жен русским ради здорового потомства?

 

При желании любую мысль Петрушевской можно вытащить, рассмотреть и препарировать. Только зачем? Роман не теорема, отсутствие какого-либо четко сформулированного тезиса, требующего доказательства, не превратит его в мертворожденное дитя. Всё обилие тем, перечисленных вначале, заложено в тексте, и ни одно из брошенных зёрен не падает на каменистую почву – а значит, объяснение всей интриги компьютерной игрой, затеянной сумасшедшим (или гениальным) шаманом – это не авторский капкан, не самоустранение из области болезненных тем. Это создание прекрасного многогранника, который при неудачно выбранной позиции для осмотра может показаться невозможной бессмыслицей. Ведь, как сказал Маклюэн, средство сообщения само является сообщением. Сообщением о том, что можно выстроить текст немного в другой плоскости, с немного другими возможностями. Может статься (чем нижний Сы не шутит?), это и есть главный месседж романа. Об этом писал Борхес, об этом писал Павич, об этом написала Петрушевская. И это завораживает, как неевклидова геометрия.

 

В конце книги мы оказываемся перед входом в новый лабиринт. Иван Царевич не может вернуться к жене Анюте, ему вновь нужно отправиться за тридевять земель, туда, «где уходят в подземный мир, по ступеням вниз, по бесконечному сходу в десять кесов, в вечные льды», ибо третий глаз трёхпалого Сы всё еще лежит у него в кармане, а значит, игра не закончилась. И едва ли будет конец его путешествию. Последние слова романа превращаются в абракадабру, коверкаются, взвихряются, обращаясь в кирпичики нового лабиринта, в котором уже не будет ни лешего, ни сталкера.

 

Ну что ж… round completed. Let’s go to the next level.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: