Небо и земля не милосердны –
люди для них – лишь соломенные псы.
Лао Цзы

 

Каждая война рождает свою «окопную правду», и горячий опыт чеченской кампании не стал исключением. Однако почерпнутый из военных будней жизненный материал дополнен здесь травмой иного рода – поколенческой. Поколение середины 70-х, чье детство прошло в одной стране, а взросление совпало с трагическим моментом ее распада. Именно эти люди-травмы, сироты Советского Союза, обреченные ощущать фантомные боли об исчезнувшей Родине и без конца спрашивать себя: «что такое Я?» в попытке обрести ускользающую идентичность, стали главными участниками чеченской войны. «Патологии» – такой диагноз поставил З. Прилепин не только войне, но и жизни всего этого поколения в современной реальности.

 

У Г. Садулаева название – «Шалинский рейд» – лишено подобного аксиологического аспекта. Конкретность номинации задает не только определенную канву событий (рейд – стремительное продвижение в тыл противника), но и конкретные хронологические, топографические координаты повествования. Читателю на обложке оптом дается ответ на три вопроса популярной игры отечественного телевидения: «Что? Где? Когда?». Но конкретика названия оказывается обманкой, как и ожидания документальной, правдивой истории шалинского рейда с «той» стороны. Ружье, повешенное заглавием на стене, в конце, конечно, выстреливает, но холостым патроном. Для Садулаева важнее бытописания войны оказывается попытка найти и объяснить точку невозврата – точку слома привычного образа жизни, разрушения представлений героя о самом себе, поэтому слово «рейд» лишается однозначного толкования и приобретает иные смыслы.

 

Рейд совершает исповедующийся герой, который действительно погружает нас в глубокий «тыл» своего сознания, памяти, ощущений, страхов, боли. Постепенно за словом «рейд» читателю слышится фамилия отца психоанализа – Фрейд. Оказывается, повествователь страдает расщеплением личности: Артур Дениев и Тамерлан Магомадов. Это подвергает сомнению всю реальность рассказанной истории жизни героя. Но повествователь утверждает, что «у этой войны не было истории, было телевидение». Роман и выстроен по телевизионным законам – словно остатки ярких клипов, программ, имен, событий, дат хаотично застряли в памяти «обывателя», маленького человека – Артура Дениева, когда он занимался заппингом (переключал каналы).

 

Идеологический конструкт, созданный в сознании телевидением, наталкивается на истинную кровавую правду войны – неканоническое ее изображение, апокрифы. В результате этой сшибки происходит раздвоение на Тамерлана Магомадова и Артура Дениева. Человеческое зрение бинокулярно – левый и правый глаз видят по-разному, на этом и основан эффект 3D. Артур Дениев и Тамерлан Магомадов , словно левый и правый глаз чеченской войны, рождающие в сознании читателя ее объемную кровавую правду.

 

Телевизионным влиянием можно объяснить жанровую неоднородность фрагментов романа и их интонационную многоплановость. Здесь и новостная лента, и журналистское расследование, и скандалы, интриги, достойные программы «Пусть говорят» (история прадеда Бети), и кино: вестерны, драмы вкупе с психологическим триллером. Впрочем, и сам рассказчик постоянно подчеркивает телевизионность происходящего: «Наша жизнь была как вестерн. Кровь, стрельба, погони и водка по вечерам». Некоторыми структурными элементами роман близок к сериалу – оттянутая кульминация, многочисленные флэшбэки и флешфорварды, сопровождающие повествование, Масхадов и Басаев, интригующие и борющиеся за власть, подобно каким-нибудь сериальным персонажам. Впрочем, сравнить роман можно с конкретным сериалом. Это не «Дикий ангел» (упомянутый в романе), а культовый «Lost». Тут картина падающего самолета и главный герой с «потерянным» самоощущением.

 

Свободное падение и безопорность – состояния, окольцовывающие роман. Этим ощущением «И срываюсь, падаю, вниз, лечу» роман начинается и заканчивается – герою снятся люди, падающие с неба и разбивающиеся о землю. Метафора трагедии поколения – это развалившийся в воздухе самолет с названием СССР, пассажиры которого были обречены на смерть, подобно соломенным псам.

 

Свободное падение, воплощающее близкое к анархии безопорное время девяностых, сменяется землей, нулевой высотой – нулевыми, о которые выжившие окончательно разбивают свои лица, надежды, жизни.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: