Недавно меня восхитил один глагол. Не потому, что он новый, свежий: логика словообразования вполне предполагала его существование в русском языке. А потому, что встреча с ним отозвалась в моей душе счастливым открытием. Помните, как в «Бесприданнице» А.Н.Островского: «Наконец слово для меня найдено...». Но открытие было буквальным: я действительно не знала о существовании этого глагола. Конечно, это не прибавляет мне лингвистического авторитета и не свидетельствует о любопытстве и внимательности, но факт остается фактом.

 

Намеренно интригуя читателя, я все еще не называю сам глагол, но опишу ситуацию встречи с ним. Думаю, что большинство современных людей пользуются косметическими средствами, но далеко не все подробно знакомятся с их описанием, и я из их числа. Вот почему последняя строчка на крышке очередной косметической баночки заинтересовала меня только тогда, когда само средство уже заканчивалось. Эта строчка гласила: «безупречно матирует». Встреча произошла. И сейчас же в голову полезли разные ассоциации…

 

Чтобы привести в порядок мысли по поводу конкретного слова, необходимо обратиться к словарям (спасибо, что они есть!). Оказалось, что искомый глагол матировать зафиксирован многими лексикографическими источниками с пометой спец. Процитируем Словарь русского языка в 4-х томах (МАС):

 

Матировать, -рую, -руешь; прич. страд. прош. м а т и р о в а н н ы й, -в а н, -а, -о; несов., перех. Спец. Делать матовым, наводить мат³ (во 2 знач.) на что-л. Матировать шелк. Матировать стекло. [От нем. mattieren]¹

 

Из словарной статьи следует, что глагол «матировать» находится в парадигме с однокоренным существительным «мат³», в котором цифра указывает на омонимичность с другими формально совпадающими существительными. Перелистнем страницу словаря назад:

 

Мат¹, -а, м. 1. Проигрышное положение в шахматной игре, при котором король не может защититься от атакующей фигуры противника. 2. перен. Поражение, гибель, безвыходное положение. [Филицата:] Ай, погибаю, погибаю! Вот когда моей головушке мат пришел. А.Островский, Правда – хорошо, а счастье – лучше. Селянин сам шел под мат. Других ходов у него не было, то есть были, но в его характере других не могло быть. Гранин. Кто-то должен. [От перс. выражения sah mat – (шах) умер]

 

Мат², -а, м. 1. Плетеная подстилка из какого-л. Грубого материала. [Матросу] поручали или плести мат, или скоблить шлюпку. Станюкович, Первогодок. [Антон Череда] раздобыл где-то сухой, прошлогодний камыш, связал маты и постелил их внутри шалаша. Бабаевский, Кавалер Золотой Звезды. 2. Мягкая подстилка, предохраняющая спортсмена от ушибов при падении со снаряда или при прыжке. [Англ. mat]

 

Мат³, -а, м. 1. Устар. Отсутствие блеска, тусклость, тусклый налет. Вот курчавый виноград От серебряных лучей Прячет золотистый мат Наливных своих кистей. Полонский, Мими. 2. Спец. Шероховатость, лишающая блеска или прозрачности. Нанести мат на стекло.

 

Мат⁴, -а, м. ◊ Благим матом (кричать, орать, вопить и т.п.) (прост.) – очень громко. – А вон лужок, где ты играл, бывало, с ребятишками; такой сердитый был: чуть что не по тебе – и закричишь благим матом. И.Гончаров, Обыкновенная история.

 

Мат⁵, -а, м. Прост. Неприличная матерная брань. – Спрашиваешь – чего молчу? Молчу потому, что сказал бы по матушке все, что об этом думаю, да никакого мата не хватит! Симонов. Солдатами не рождаются².

 

Такое подробное воспроизведение словарных статей кажется вполне уместным, так как именно этот омонимический ряд, во-первых, выявляет подлинные семантико-этимологические связи глагола «матировать» и, во-вторых, объясняет возникшие у автора ассоциации. И еще одна причина: захотелось снова насладиться «простым» человеческим языком, который демонстрирует иллюстративный материал. А это уже признаки т о с к и.

 

Проясним ассоциации, хотя, представляется, они и так понятны: мысленная ниточка ведет к Мат(у)⁵, а заодно и к Мат(у)⁴. И вот тут-то и начинается настоящая тоска! Нет, к сожалению, у этих омонимов (да и омонимы-то они чересчур близкородственные, ибо Мат⁴ восходит к Мат(у)⁵) однокоренного глагола «матировать». С одной стороны, нет и не надо, зато есть другие: «материть», «материться», «матерщинить»… А что до фразеологии (см. Мат⁴), то и здесь целая палитра: «крыть матом», «обложить матом», «покрыть матом», «послать мат», «честить матом», «называть по матушке», «объяснить по матушке»… – богато! Но, с другой стороны, в этом «мат(е)» все время «мать» проглядывает. Обратимся к словарю с парадоксальным названием «За пределами русских словарей»:

 

Мат – неприличная брань, содержащая слово «мать». a foul language, juron.

Колыма-то, она на трех китах держится: мат, блат и туфта. Е.Гинзбург. Крутой маршрут

И над страной под вопли «матов»

Взметнулась надпись огневая:

«Совет Рабочих Депутатов». С.Есенин³ 

 

Значит, все-таки «мать». Вот поэтому я и тоскую по немецкому глаголу, он для меня звучит как музыка, особенно в сочетании с наречием: «безупречно матирует»! Но омонимы в русском языке – это как параллельные линии в математике – не пересекаются. Нет, некоторые из них (как, например, Мат⁴ и Мат⁵) когда-то, конечно, «пересекались», то есть были семантическими вариантами одного и того же слова, но обратный переход из омонимии в многозначность не происходит… Не знаю, задумывался ли об этом хоть кто-нибудь, но я точно – нет. Пока не встретилась с глаголом «матировать».

 

Любой человек, чувствующий язык/слово, услышит (увидит) огромную разницу между глаголами «матировать» и «материть». Эта разница как пропасть между приятным и мерзким, остроумным и пошлым. Эта разница ощущается физически, как липкость и болотная вязкость самих матерных (а хочется – «матовых») слов. Понятно, что это спорные ощущения. Некоторые носители языка вообще их лишены: они слышат – просто… и употребляют – просто… А как быть тем, кто и слышит, и не употребляет (или практически не употребляет)? На этом фоне я выбираю глагол «матировать» для квалификации процесса ругани матом. На мой взгляд, он (глагол) может стать многофункциональным: 1) будет обладать переносным смыслом; 2) остроумно коннотировать несходное с ним значение; 3) семантически «прикрывать» матерный «блеск»; 4) давать оценку говорения; 5) не будет лишать речь благозвучности. Но это исключительно субъективный и очень частный подход к речевому предмету.

 

В риторике есть такое понятие – сферы «повышенной речевой ответственности». В эти сферы попадают дипломатия и медицина, педагогика и психология, юриспруденция и журналистика, социальная помощь и торговля и, конечно, образование, не говоря о его гуманитарной составляющей, в частности филологии. Эта та сфера деятельности, в которую попадают я и мои коллеги, я и мои студенты. Учитель/преподаватель, являясь коммуникативным лидером, организует обмен информацией, управляет познавательно-практической деятельностью, регулирует взаимоотношения между учениками/студентами. Поэтому слово – главный его инструмент – должно быть гармоничным: в нем должны сочетаться грамотность, чувство меры и внутренняя обусловленность. Но иногда профессионал, блестяще формирующий методическую ситуацию, разрушает свой авторитет допускаемыми в речи ошибками, неточностями и т.п.

 

Мы, преподаватели, иногда считаем, что если победим в речи наших студентов (да и в своей тоже) слова-паразиты (такие, например, как «короче», «так сказать», «блин», «как бы» или новомодное «то что»), то, по крайней мере, половину образовательной миссии выполним. Никто не спорит: вымести мусор из речи – дело необходимое, ибо этот мусор нам без конца мстит. Мстит хотя бы тем, что «борьба» наша (мы это вынуждены признать) практически безуспешна.

 

Для доказательства этого неутешительного тезиса приведем два примера. Первый касается неистребимого «как бы». Лингвисты квалифицируют это слово по-разному: связка, частица, модально-вводный или просто модальный оператор; бытовое же определение характеризует его как слово-паразит. Самым привлекательным, вероятно, следует считать термин «модальный оператор», функция которого – формировать истинное значение предложения. Какое-либо утверждение может быть истинным или ложным. Но человек не всегда уверен в том, о чем он говорит, и поэтому может высказывать предположение или догадку. Неуверенность в истинности суждения как раз и маркируется модальными операторами (наклонением глагола, вводными словам или глаголами пропозиционного отношения типа «полагаю», «сомневаюсь», «думаю»…).

 

Итак, задача модального оператора – сигнализировать о достаточности или недостаточности оснований для утверждения истинности. Эту ли задачу всегда выполняет оператор «как бы», оправдывая свою «высокую» номинацию? Приведем конкретные примеры его употребления в речи. Но прежде заметим, что все эти примеры являются результатом свободного наблюдения над речью пермяков (в основном студентов и преподавателей) в официальной (например, вузовская лекция) и неофициальной ситуациях:

 

• Как бы активно развивается как бы социальный реализм.

• Это одно из мощных как бы направлений.

• Развивался как бы в Германии.

• Приходится как бы вот работать на чувствах интуиции.

• Сыну исполнилось как бы десять лет.

• Вывод с ваших как бы слов.

• Мы с вами как бы на понедельник не договаривались.

• Меня зовут как бы Соня.

• Я вообще как бы психологией как бы увлекаюсь.

• Свекровь рассказывала, что он как бы с девушкой пришел.

• Я на тренинге как бы в первый раз, как бы интересно, мне как бы понравилось.

• Мне приятно, что как бы люди как бы поняли мою идею.

И т.д. и т.п. в сотнях и тысячах примеров.

Приведенные фрагменты свидетельствуют не о том, что речевая единица «как бы» является модальным оператором, а о том, что имя ей – слово-паразит.

 

Такая же речевая ситуация сложилась и со словом «блин». Кстати, об этом я писала статью и в газету «Учитель», и в «Вечернюю Пермь». Позволю себе процитировать из рукописи (газеты не сохранила):

«Есть в языке существительное «блин» – лепешка из жидкого теста. С этим все в порядке: вкусная еда и слово под стать. Но речь о другом – о слове-двойнике. Этот другой, услужливый «блин» с готовностью заполняет всякую речевую нишу: радость выразить – б л и н, досаду – б л и н, неудовольствие – тоже б л и н, а уж превосходную степень тем более – ваще, б л и н! Да и просто через слово, через строчку, не переводя дыхание, б л и н да б л и н. Мудрено не узнать помощника: конечно, это не что иное, как смягчающий заменитель того самого, ужасно некультурного и нехорошего, с противным суффиксом -адь (хотя суффикс-то при чем?), бойкого представителя русского мата. То ли дело б л и н: начало, конечно, совпадает (а нам, может, того и надо было для крепости словца), зато суффикса вовсе нет. Вот и славно! И подхватили его все, как нежное дитя перестройки, от студентов до доцентов, от пенсионеров до младенцев, и культура оказалась не помехой. Но ведь лукавим, уважаемые! Мы говорим б л и н – подразумеваем –

-адь!..»

Это было написано лет 15 – 20 назад. За эти годы почитателей «угощения» не уменьшилось. Зато значительно увеличилось, особенно среди школьной и студенческой молодежи, количество любителей слова с суффиксом -адь.

 

Мы наивно думаем, что уж мы-то, филологи, что уж наши-то студенты не могут «покрыть…», «обложить…», «послать…». Могут. Но ежедневные наблюдения свидетельствуют о том, что в этом процессе следует обязательно различать студента-филолога и студента-нефилолога. Для нефилолога это некий (как правило, негативный) словесный атрибут, без которого невозможно сформулировать как тяжесть и неудобства студенческой жизни в частности, так и любую мысль вообще. Для филолога же это некий речевой шик. Это ни в коем случае не заполнение пауз, не результат трудности формулирования, а исключительно прием, свидетельствующий о речевой храбрости – не подумайте о нас, что мы не как все: мы тоже можем!

 

К сожалению, встречаться с ситуацией «матирования» (вот я и начинаю уже использовать понравившийся глагол и его производные) нам приходится ежедневно. И уж совсем горько оттого, что встречи эти все чаще происходят в стенах учебных заведений, где молодые люди «безупречно матируют»!

 

Поводом к написанию этого материала стал не только глагол «матировать», но и связанный с ним недавний эпизод, произошедший в вестибюле нашего вуза. Кучка девушек-филологинь обсуждала, вероятно, какую-то учебную проблему. Одна из них (милая, добрая, хорошая студентка): «Девки, п….ец!». Эффект неожиданности сработал: я не знала, как отреагировать, но через несколько шагов оглянулась и ответила: «И причем полный!»

 

----- 

1. Словарь русского языка в 4-х томах. Т.2. М., 1982. С. 237.

2. Там же.

3. Флегон А. За пределами русских словарей. – ТОО «Рике», 1993. С. 184.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: