Филологам и библиофилам Станислав Лем известен как писатель-фантаст, философ и эссеист. Читательское внимание чаще всего обращено к таким романам Лема, как «Солярис», «Звездные дневники Йиона Тихого», «Эдем», «Непобедимый» и др. Однако мало кому известно, что Лема, получившего медицинское образование, главным образом, интересовали формальные системы, языки программирования, теория эволюции. Его книга «Философия случая» (“Filozofia przypadku”, 1968)¹, посвященная проблемам интерпретации текста, написана, как ни парадоксально, в контексте обозначенных интересов автора. Художественный текст рассматривается, в том числе, и как автономная система, способная к эволюции своих смыслов и самоорганизации в пространстве культуры.

 

Книга Лема – это иной, не совсем привычный для профессионального филолога взгляд на литературу. Скорее, это междисциплинарное исследование по теории текста, где вопросы интерпретации (выявления значений и смыслов) решаются с точек зрения теории систем, биологии, генетики, структурной лингвистики, семиотики, литературоведения. Такой Лем станет интересным собеседником как для лингвистов, так и для литературоведов и обязательно – для школьного и университетского преподавателя литературы.

 

Творчество Станислава Лема пронизано интересом к теме Творца. Многие его произведения («Эдем», «Непобедимый», «Как уцелел мир» и пр.) тематически связаны с идеей сотворения мира (здесь и далее курсив наш – Е. С.): созданием искусственных форм жизни, искусственных языков и возможных текстовых миров. Здесь Лем делает поразительно простой вывод: мир создается посредством языка. Мы можем верить, что Творец создавал наш мир по Слову, но мы точно знаем, что каждый автор действительно сотворяет свои художественные миры, и все они существуют только в знаковой (вербальной) форме. В этом же контексте в книге «Философия случая» рассматриваются проблемы интерпретации текста. Кто является автором значений и смыслов – пишущий и/или читающий? Заложена ли в тексте программа, управляющая процессами его интерпретации?

 

Как мы узнаем из книги, для того, чтобы понять механизм интерпретации, необходимо обратиться к эвристической стороне восприятия. Как читатель осмысливает то содержание, которое передано в тексте? Читатель создает собственный текст о тексте, говорит Лем. Каждый раз это вероятностная интерпретация, связанная с координатами прочтения «я – здесь – сейчас». Не существует двух одинаковых вариантов интерпретации одного и того же авторского текста, и число самих вариантов прочтения также вероятностно. Однако есть инвариант интерпретации, который сохраняет самотождественность текста в пространстве культуры.

 

В книге Лема поднимается вопрос о том, что вероятностность прочтения обеспечена еще и методами интерпретации. Прочтение текста возможно как семантическое, прагматическое и кибернетическое.

 

Семантический подход интересен, прежде всего, лингвистам. Здесь Лем показывает, что анализ семантики языковых единиц не отделим от анализа экстралингвистических (внеязыковых) характеристик текста: «Говоря о писательских “помыслах” и “замыслах”, я утверждаю, что (для меня) они исходно не имеют языковой природы» (с. 91). Текст, прежде всего, связан с другими текстами культуры, а также с личностными, социальными характеристиками автора и читателя. Именно эти факторы влияют на понимание того, что мы читаем.

 

Прагматический аспект интерпретации связан с ответами на вопрос, какова цель сказанного. Причем здесь вновь возникает развилка интерпретации – цель с точки зрения автора и читателя. Развивая этот аспект прочтения, Лем демонстрирует обширные познания в теории литературы. В его книге звучат голоса Ц. Тодорова, Р. Барта, У. Эко и др. Вымысел есть основополагающий критерий анализа художественного произведения. Вся прелесть литературы в том, что читатель целиком и полностью отдает себя во власть вымысла, порожденного авторским сознанием. Высокая степень достоверности воплощения вымысла рождает веру в реальное существование возможных авторских миров. Мы готовы верить в существование планеты-интеллектуала, неорганической эволюции роботов, даже в таких существ, как сепульки. Мы верим во все это, как бы далеко вымысел ни находился от нашей реальности. Однако у читателя также существует исходная установка на интерпретацию, у него тоже есть собственная цель, с которой он приступает к чтению. Читательская прагматика порождается суммой знаний о литературе, науке, мире и «растет» вместе со взрослением самого читателя. В этом контексте Лем предлагает различные литературоведческие трактовки своих собственных текстов, а также интерпретацию романа У. Эко «Имя розы».

 

За кибернетическим подходом к анализу текста стоит глубокий интерес Лема к теории систем, робототехнологиям, футурологии. С кибернетической точки зрения, язык и текст представляют собой управляющую программу. Литературное произведение становится матрицей преобразований: самого текста и сознания читателя. Восприятие текста происходит в результате использования некоторого алгоритма. По Лему, такой алгоритм уже заложен в тексте автором и предопределяет главное направление нашего чтения. Следовательно, интерпретация сводится к выявлению авторского алгоритма, или управляющей чтением программы. Каждое прочтенное слово, каждый фрагмент сужают (или наоборот, расширяют) спектр текстовых значений. В итоге перед читателями возникает текстовая картина мира различной степени определенности.

 

Вот пример, демонстрирующий процесс «сужения» спектра возможных значений. Дано высказывание: Panie, swiec nad dusza Pawla (Господи, упокой душу Павла). Продвигаясь по высказыванию линейно, получаем следующее. Первое слово звучит как обращение – Panie (Пан), в котором Пан может быть и господином (человеком), и Господом (Богом). Второе слово – Panie, swiec (Пан, освещай, свети) – создает контекст просьбы, обращенной к человеку / Богу. И только вся фраза целиком будет нами воспринята как слова молитвы к Творцу.

 

О механизме восприятия текста Лем пишет следующее. Каждую сему можно представить в виде кода, а словарь знаков и символов – это кодирующий комплекс для целого класса событий (с. 159). Таким образом, кибернетический подход к изучению текста позволяет автоматизировать (алгоритмизировать) механизм восприятия. Алгоритмы прочтения текстов литературы Лем рассматривает далее в рамках некоторых формальных моделей. Например, речь идет о возможности создания стохастической модели интерпретации. Здесь текст рассматривается как автономная самодостаточная система, способная к порождению собственных смыслов в зависимости от того, в каком контексте восприятия она находится. Такой подход, по мысли Лема, позволяет определять спектр вероятностных значений, присущих тексту-системе, и возможность реализации конкретных смыслов в границах определенных контекстов восприятия.

 

Итак, книга «Философия случая» предлагает не совсем привычный для филолога, но совершенно естественный для специалиста в области теории систем взгляд на проблемы интерпретации художественного произведения. Лем ярко, «визуально» показывает всю историю жизни текста в культурном пространстве: от момента зарождения замысла в сознании автора до формирования целостного текста в сознании интерпретатора. История текста – это одновременно история его автора, его читателей, культуры, мира, методов интерпретации. Центральной категорией такого «неортодоксального» подхода к литературному произведению автор считает случай. «Случай – это фактор, изменяющий на раннем этапе направление любого эволюционного процесса» (с. 27). Случай «ответственен» за веер вероятностных интерпретаций, который и обеспечивает истинную жизнь текста, а не «консервацию». Литературный текст, как и язык, приравнивается Лемом к виду живого организма в биоценозе. Язык определенного этноса Лем соотносит с генетическим кодом (наследственности). Литературный процесс в целом есть эволюция, изначально существовавшая как случайная система, или система всех возможных вариантов прочтения, из которой мы каждый раз выбираем только один вариант интерпретации. Культура – это бесконечные развилки интерпретации. Иными словами, количественное превосходство случайных, только предполагаемых смыслов, перерождается в качественно новое образование – в новый текст о тексте, выбранный нами вариант интерпретации.

 

Интересно, что по жанру книга Лема напоминает учебник по текстологии или теории интерпретации. Автор логично и структурированно объясняет механизм восприятия художественного произведения. Лемовская теория интерпретации значительно расширяет наше представление о языке и тексте. В ней интегрируется математика и лингвистика, логика и биология, литературное произведение рассматривается в контексте наук о человеке – антропологии, анатомии, генетики. Согласно Лему, культурное пространство включает в себя структурно тождественные элементы: человека и тексты, сосуществующие в сетке интертекстуальных и генотипических связей. Сам Лем определяет тождественность литературы и жизни так: «Как кровь, которая в нас циркулирует, почти неотличима от морской воды, так циркулируют в нас и мысли умерших – не переданные нам, но воскресшие вновь в той же форме, только потому, что мы сами так похожи на тех людей» (с. 764). Лемовские «игры в интерпретацию» актуальны в контексте поворота науки ХХ и XXI века к изучению вероятностной природы нашей Вселенной.

 

-----

1. Лем С. Философия случая. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. – 767 с.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: