Само начало литературного пути Ф.М.Достоевского поставило его имя в один ряд с именем Н.В.Гоголя. «Новый Гоголь явился!»¹ — обозначил появление новой величины в русской литературе Н.А.Некрасов, чей «точный взгляд охотника»² редко ошибался в поиске писательских талантов. Похвала Белинского, которую позже Григорович назовет «неумеренно-восторженной»³ поселила в Достоевском самонадеянную уверенность в себе как в писателе, способном повести за собой всю русскую литературу. В письмах брату Михаилу по поводу выхода в свет «Бедных людей» он с неудержимым воодушевлением и не без некоторого преувеличения описывает свой первый успех: «Ну, брат, никогда, я думаю, слава моя не дойдет до такой апогеи, как теперь», «Всюду почтение неимоверное, любопытство насчет меня страшное», «Все меня принимают как чудо»⁴, «А у меня будущность преблистательная, брат!»⁵. Имя Гоголя становится теперь для Достоевского вершиной, восхождение к которой началось с головокружительного скачка и которую во что бы то ни стало необходимо покорить. Стать лучше Гоголя – вот и цель, и мечта, и мнимая реальность начинающего Достоевского. В письме брату от 1 февраля 1946 года он постоянно оглядывается на Гоголя, отвечая на критику своего первого романа: «Но я помню, как встречали Гоголя, и все мы знаем, как встречали Пушкина», «Так было и с Гоголем. Ругали, ругали его, ругали — ругали, а все-таки читали и теперь помирились с ним и стали хвалить. Сунул же я им всем собачью кость!», «Во мне находят новую оригинальную струю (Белинский и прочие), состоящую в том, что я действую Анализом, а не Синтезом, то есть иду в глубину и, разбирая по атомам, отыскиваю целое, Гоголь же берет прямо целое и оттого не так глубок, как я»⁶.

 

Очевидно, что характеристика «Новый Гоголь» не только вдохновляла Достоевского, но и довлела над ним. Любое отступление от заданной высоты воспринимается как поражение. Потому так остро переживал он охлаждение к себе Белинского, переменившего мнение о «Бедных людях» и в статье «Взгляд на русскую литературу 1946 года» выступившего с критикой романа «Двойник» и повести «Господин Прохарчин»: «Конечно, мы не вправе требовать от произведений г. Достоевского совершенства произведений Гоголя, — пишет Белинский,— но тем не менее думаем, что большому таланту весьма полезно пользоваться примером еще большего»⁷. Достоевский, уже ощущающий себя на вершине писательской славы, болезненно реагировал на изменение отношения тех, кого в письмах обобщал понятием наши.

 

Связь с Гоголем из литературной переросла в жизнеопределяющую. Гоголем-художником Достоевский восхищается, чему есть немало свидетельств современников. Фон-Фохт, бывший воспитанник Константиновского межевого института, отмечает: «Вообще достаточно было по какому-либо поводу упомянуть о Гоголе, чтобы вызвать у Достоевского горячий восторг, — до такой степени он преклонялся пред гением этого великого писателя»⁸. Но Гоголю-идеологу, автору «Выбранных мест из переписки с друзьями», Достоевский противится и с ним вступает в полемику. Парадоксально, но в этой полемике он солидаризируется с Белинским, несмотря на то, что отношения с Белинским к этому времени уже разорваны.

 

Чтение письма Белинского к Гоголю на собрании петрашевцев, как известно, стало причиной серьезного перелома в судьбе и мироощущении писателя. Причем объективно этот перелом, пережитый уже на каторге и в связи с ней, объективно развернул Достоевского в сторону Гоголя, направил его по тому пути, на котором он станет продолжателем Гоголя-пророка, однако художественное творчество Достоевского отражает этот процесс весьма неоднозначно и в то же время очень показательно.

 

В то время как русская литература в лице Тургенева, начинающего Толстого и других продолжала активное развитие и рост, Достоевский на 10 лет выпадает из этого контекста и вспоминается лишь изредка. Так, в письме П.В.Анненкову от 10 января 1853 года Тургенев сообщает о привезшем в Спасское свою рукопись молодом литераторе К.Леонтьеве и сравнивает его, талантливого, но самолюбивого, с Достоевским, называя последнего «полупокойным»: «В сладострастном упоении самим собой, в благоговении перед своим “даром”, как он [Леонтьев] сам выражается, он далеко перещеголял полупокойного Федора Михайловича, от которого у Вас так округлялись глаза»⁹.

 

Достоевский понимал, что его возвращение с каторги должно быть ознаменовано новым рывком , новым литературным качеством и возлагал очень большие надежды на написанное еще в Сибири «Село Степанчиково и его обитатели».

 

Несмотря на надежды, возлагаемые Достоевским на «Село Степанчиково» («несравненно выше, чем «Дядюшкин сон», «лучшее мое произведение»¹⁰ — пишет он брату весной 1859 года), публика повесть не оценила. М.П.Ковалевский, комментируя отказ Некрасова печатать повесть в «Современнике», замечает: «Ошибся он [Некрасов] один раз, зато сильно, нехорошо и нерасчетливо ошибся, с повестью Достоевского "Село Степанчиково", которая была точно слаба, но которую тот привез с собой из ссылки и которую редактор "Современника" уже по одному этому обязан был взять»¹¹.

 

Однако уже современники Достоевского обратили внимание на пародийность повести, в первую очередь фиксируя запечатленные в образе главного героя, Фомы Фомича Опискина черты Гоголя.

 

Ключевой работой, посвященной этому явлению, становится статья Ю.Тынянова «Гоголь и Достоевский. К теории пародии» (1919 г.), в которой автор свои размышления о простой пародии, где второй план ограничен одним произведением, иллюстрирует примерами из «Села Степанчикова».

 

Ю.Тынянов акцентирует пародийность одного из двух главных характеров повести: «Опискин — характер пародийный, материалом для пародии послужила личность Гоголя; речи Фомы пародируют гоголевскую “Переписку с друзьями”»¹², «Характер Гоголя пародирован тем, что взят Гоголь времен “Переписки” и вдвинут в характер неудачника-литератора, “приживальщика”»¹³.

 

Эти высказывания подтверждены целым рядом доказательств – сопоставлением текста романа с текстами Гоголя.

 

Однако не менее интересно в статье Тынянова то, что он не закрывает, а открывает проблему пародийности произведения Достоевского относительно произведений Гоголя и проблему пародии в целом. В частности, примечательна (и прозорлива) его реплика о том, что у Достоевского, по-видимому, немало «необнаруженных (потому что не открытых им самим) пародий»¹⁴, т.е. текстов, второй план которых остается до поры до времени не понят, не вычитан и не прокомментирован.

 

Не исчерпан, на наш взгляд и пародийный потенциал повести «Село Степанчиково и его обитатели».

 

Разумеется, наша работа не может претендовать на раскрытие оставшейся за рамками тыняновской концепции пародийной полноты «Села Степанчикова». Наша задача, скорее, в постановке вопросов, которые возникают при осмыслении пародийного потенциала повести, причем обращенного не только в прошлое, к Гоголю, но и в будущее, то есть к судьбе самого Достоевского.

 

В частности, хотелось бы обратить внимание на тот факт, что намёки на фигуру Гоголя и на содержание «Переписки», угадываются не только в образе главного героя – Фомы Фомича Опискина, приживальщика и плута, но и в образах других действующих лиц повести, в речевой манере рассказчика, т.е. представлены гораздо шире, чем видится Ю.Тынянову.

 

Ю.Тынянов обращает внимание на наружность Фомы, которая «как будто списана с Гоголя»¹⁵. Мы же находим, что носителями гоголевских черт могут быть восприняты и шут Ежевикин, и лакей Видоплясов, и помещик Бахчеев, и даже внезапно разбогатевшая приживалка Татьяна Ивановна (т.е. не «мужик», а «баба»).

 

Видоплясов, например, «нос имел большой, с горбинкой, тонкий, необыкновенно белый, как будто фарфоровый. <…> Тонкие, мягкие ушки были заложены, из деликатности, ватой. Длинные, белобрысые и жидкие волосы его были завиты в кудри и напомажены»¹⁶. Ежевикин описывается как «маленький старичок, рябой, с быстрыми и вороватыми глазками <…> с какой-то неопределенной, тонкой усмешкой на довольно толстых губах»¹⁷. Сравним эти портретные детали с воспоминаниями современников. Например, Тургенев, вспоминая своё знакомство с Гоголем, отмечает следующие черты: «Его белокурые волосы <…> сохранили еще цвет молодости, но уже заметно поредели. <…> Длинный, заостренный нос придавал физиономии Гоголя нечто хитрое, лисье, невыгодное впечатление производили также одутловатые, мягкие губы под остриженными усами: в их неопределенных очертаниях выражались – так, по крайней мере, мне показалось – темные стороны его характера»¹⁸.

 

Нос, губы и взгляд Гоголя приковывали внимание, запоминались современникам. Данилевский в своих воспоминаниях о Гоголе обращает внимание на его «полные, красивые губы», «длинный сухой нос», «осторожные глаза»¹⁹; Н.В.Берг характеризует Гоголя как «небольшого человека <…> с быстрыми проницательными глазами темного цвета, несколько бледного»²⁰.

 

Вата, которой «из деликатности» заложены уши Видоплясова, тоже может быть принята за намёк на Гоголя, который, правда, если и закладывал свои уши, то не из деликатности, а, скорее, по необходимости. Граф А.Т. Кушелев-Безбородко, попечитель Нежинской гимназии описал свое первое впечатление о юном Гоголе так : «невзрачный мальчик с длинным носом, пугливо озирающийся по сторонам. Из его ушей торчала вата»²¹.

 

В образе помещика Бахчеева , чувствующего обман и плутовство Фомы Фомича, но не способного противостоять ему, также обнаруживается едва заметная отсылка к Гоголю. Бахчеев, через которого происходит заочное знакомство рассказчика, автора записок, с Фомой Фомичом, дважды одними и теми же словами обращает внимание на своё болезненное состояние: «Капель он [Фома Фомич] мне давал: ведь я, батюшка, человек больной, сырой человек. Вы, может, не верите, а я больной», «Приезжай! Я бы вас и сегодня с собою пригласил, да вот как-то весь упал, раскис, совсем без задних ног сделался. Ведь я человек больной, сырой человек. Вы, может быть, и не верите...»²².

 

Сергей Аксаков, один из особенно приближенных к Гоголю современников, вспоминает о знакомстве с писателем: «он удивил меня тем, что начал жаловаться на свои болезни (я не знал тогда, что он уже говорил об этом Константину) и сказал даже, что болен неизлечимо. Смотря на него изумленными и недоверчивыми глазами, потому что он казался здоровым, я спросил его: "Да чем же вы больны?" Он отвечал неопределенно и сказал, что причина болезни его находится в кишках»²³. Жалобы Гоголя на внушенное им самому себе болезненное состояние – настолько характерная его черта, что использованный Достоевским повтор нельзя не учитывать как часть «рассыпанной» по системе образов «Села Степанчикова» пародии на Гоголя. Это самое болезненное состояние самим Гоголем трактуется как испытание, которое из физического недуга вырастает до необходимого условия на пути к очищению души, становится формулой достижения добродетели и формой существования, об этом свидетельствует содержание главы из «Переписки», прямо названной «Значение болезней». В этой главе и в «Предисловии» к «Выбранным местам из переписки с друзьями» Гоголь, описывая настоящее свое самочувствие, использует повтор: «слабость сил моих, которая возвещает мне ежеминутно, что жизнь моя на волоске»²⁴, «слыша ежеминутно, что жизнь моя на волоске»²⁵.

 

С мотивом мученичества, страдания, а также сопряженной с ними сложности самовыражения, которую Ю.Тынянов соотносит с образом Фомы Фомича, связана, на наш взгляд, также фигура Татьяны Ивановны, о которой полковник Ростанев сообщает: «Вдвое надо быть осторожнее с человеком, испытавшим несчастья! <…> так иногда заторопится, скоро скажет, не то слово скажет, которое нужно, то есть не лжет, ты не думай… Это все, брат, так сказать, от чистого, от благородного сердца выходит, то есть если даже и солжет что-нибудь, то единственно, так сказать, чрез излишнее благородство души»²⁶. Если Татьяна Ивановна «заговаривается» от «излишнего благородства души», то Фома Фомич, по оценке рассказчика, делает это от «излишнего жара»: «но таков был всегдашний исход его красноречия»²⁷. Склонный снисходительно относиться ко всем, кто его окружает, запуганный, простодушный и бесхарактерный, полковник Ростанев не так резок в оценках, как его племянник.

 

В таком же «ростаневском» духе странности Гоголя объясняют представители его ближайшего окружения. Сергей Аксаков в «Воспоминаниях о Гоголе» свидетельствует: «Я часто говаривал для успокоения Шевырева и особенно Погодина: “Господа, ну как мы можем судить Гоголя по себе? Может быть, у него все нервы вдесятеро тоньше наших и устроены как-нибудь вверх ногами!” На что Погодин со смехом отвечал: “Разве что так!”»²⁸

 

Ю.Тынянов отмечает совпадение характера Фомы Фомича и основных черт характера Гоголя, выступивших в поздней мемуаристике: требование благоговейного внимания к себе, избалованность, самолюбие²⁹. Достоевский переносит на страницы своей повести и другие особенности поведения Гоголя времен «Переписки…», которые не упомянуты Тыняновым: зависимость от женского общества и жажду подчинения его себе. В «Селе Степанчикове» Достоевский пародирует основную тему глав «Женщина в свете» и «Что такое губернаторша» через наделение Фомы особым влиянием на женщин: «Фома Фомич, еще будучи шутом, разыгрывал совершенно другую роль на дамской половине генеральского дома»³⁰. Поздние отношения Гоголя с влиятельными светскими дамами и адресованные им письма, вошедшие в «Переписку» вводили в недоумение современников. «О! Какую услугу оказал бы ему издатель, если б выкинул из них (писем) целые две трети, или, по крайней мере, все те, которые писаны к светским дамам»³¹, — сокрушается Тургенев, разочарованный содержанием «Выбранных мест». Позже в «Отцах и детях» словами Базарова он повторит свою оценку этих фрагментов: «Я препакостно себя чувствую, словно начитался писем калужской губернаторше»³². Аксаков также обращает внимание на вред, приносимый Гоголю дружескими связями с женщинами высшего круга: «Они сейчас сделали из него нечто вроде духовника своего, вскружили ему голову восторженными похвалами и уверениями, что его письма и советы или поддерживают, или возвращают их на путь добродетели»³³. В «Селе Степанчикове» это выглядит так: «Генеральша питала к нему какое-то мистическое уважение, — за что? — неизвестно. Мало-помалу он достиг над всей женской половиной генеральского дома удивительного влияния, отчасти похожего на влияния различных иван-яковличей и тому подобных мудрецов и прорицателей, посещаемых в сумасшедших домах иными барынями, из любительниц»³⁴.

 

В.Г. Белинский в «Письме к Гоголю» замечает: «Вы живете внутри себя или в однообразии кружка, одинаково с вами настроенного и бессильного противиться Вашему на него влиянию»³⁵. В «Селе Степанчикове» окружение Фомы и представляет собой «бессильный противиться [его влиянию] кружок», который из «натуры огорченной, разбитой страданиями» создал себе кумира, наставника и проповедника. «С страдальца нельзя и спрашивать как с обыкновенного человека <...> надо кротостью уврачевать его раны, восстановить его, примирить его с человечеством», «со “страдальца” и прежнего шута нельзя много спрашивать, <…> надо, напротив, уврачевать сердце его»³⁶, — так рассуждает полковник Ростанев, и на похожие рассуждения чуть было не сбивается и сам рассказчик в беседе с Бахчеевым.

 

Уже Тынянов обратил внимание на то, что всё гоголевское в повести Ф.М.Достоевского увидено и подано через призму «Письма к Гоголю» Белинского: рассуждения Фомы Фомича и о крестьянском вопросе, и о роли помещика совпадают с концепцией, выведенной Гоголем на страницах переписки и осужденной впоследствии Белинским.

 

Список тыняновских примеров мы считаем возможным дополнить следующими:

 

Слова Бахчеева, возмущенного поведением Фомы Фомича, отсылают к реакции первых читателей на выход в свет «Выбранных мест»: «Ведь всякому, кто ни приедет, оскорбления чинит. Чего уж мне: значительного чина не пощадит! Всякому наставления читает. Мудрец, дескать, я, всех умнее, одного меня и слушай»³⁷. Анненков, характеризуя стремление Гоголя раздавать наставления, упрёки и поучения отмечает: «Торжественно принимает он на себя роль моралиста, но как мало было в нем призвания к этой роли, показала потом его книга “Выбранная переписка”»³⁸. Аксаков, описывая первое длительное путешествие Гоголя с сестрами, беспрестанно ссорящимися между собою и мало приученными вести себя в обществе, пишет: «Жалко и смешно было смотреть на Гоголя; он ничего не разумел в этом деле, и все его приемы и наставления были некстати, не у места, не вовремя и совершенно бесполезны, и гениальный поэт был в этом случае нелепее всякого пошлого человека»³⁹.

 

Белинский упрекает Гоголя в незнании России: «Вы столько уже лет привыкли смотреть на Россию из Вашего прекрасного далека, а ведь известно, что ничего нет легче, как издалека видеть предметы такими, какими нам хочется их видеть»⁴⁰. Гоголевскому «И меня еще упрекают в плохом знанье России! Как будто непременно силой святого духа должен узнать я все, что ни делается в углах её, — без наученья научиться!»⁴¹ Достоевский противопоставляет куда более уверенное, заимствованное из предисловия одного из романов Полевого изречение Опискина: «Я знаю Русь, и Русь меня знает!»⁴².

 

Тема суда, поднятая Гоголем в «Выбранных местах», также вызывает негодование Белинского и через Белинского осмыслена Достоевским и воплощена в сцене отказа Фомы Фомича от пятнадцати тысяч серебром, предлагаемых полковником Ростаневым: «Как христианин, я прощу и даже буду любить вас; но как человек, и человек благородный, я поневоле буду вас презирать. Я должен, я обязан вас презирать; я обязан во имя нравственности, потому что – повторяю вам это – вы опозорили себя, а я сделал благороднейший из поступков»⁴³. Противопоставление христианин – человек вводится Гоголем для описания «двойного суда»: «Судите всякого человека двойным судом и всякому делу давайте двойную расправу. Один суд должен быть человеческий. На нем оправдайте правого и осудите виноватого. Старайтесь, чтоб это было при свидетелях, чтобы тут стояли и другие мужики, чтобы все видели ясно как день, чем один прав и чем другой виноват. Другой же суд сделайте божеский. И на нем осудите и правого и виноватого»⁴⁴.

 

В «Выбранных местах» Гоголь вводит понятие гордости ума: «Она слышится в самой боязни человека прослыть дураком. <…> Ум для него – святыня. Из-за малейшей насмешки над умом своим он готов сию же минуту поставить своего брата на благородное расстояние и посадить, не дрогнувши, ему пулю в лоб»⁴⁵. Но Гоголь и сам мнительно относился к чужой учености, потому Достоевский и Фому Фомича наделяет «гордостью ума» и заставляет его впадать в истерику от упоминания о том, что в Степанчикове появился племянник Ростанева, ученый молодой человек: «Ученый! – завопил Фома, — так это он-то ученый? <…> Ученый! Да ты столько знаешь, я всемеро столько забыл! Вот какой ты ученый!»⁴⁶

 

Следует обратить внимание на еще один очень важный поворот интересующей нас темы. Как было сказано выше, Достоевский смотрит на Гоголя сквозь призму знаменитого «Письма» Белинского. Однако парадокс в том, что сначала личностно, а потом идеологически Достоевский с Белинским категорически разошелся и в послекаторжный свой период несомненно двигался в сторону Гоголя с его претензией на религиозное пророчество.

 

Но Достоевский не был бы Достоевским, если бы пути его были прямыми, а мировоззрение целостным и стройным. И если в письмах он позволяет себе говорить о Белинском: «смрадная букашка», «бессилен талантишком», «проклял Россию», «принес ей сознательно столько вреда»⁴⁷, то в художественных произведениях возникают неожиданные самопародии. Так, Г.М.Ребель обратила внимание на то, что в романе «Преступление и наказание» «дохленький недоносок» Лебезятников произносит тираду, которая во многом повторяет достоевские выпады против Белинского: «Я несколько раз мечтал даже о том, что если б они [Белинский и его единомышленники] еще были живы, как бы я их огрел протестом! Нарочно подвел бы так… <…> Я бы им показал! Я бы их удивил! Право, жаль, что нет никого!»; «Мы пошли дальше в своих убеждениях. Мы больше отрицаем! Если бы встал из гроба Добролюбов, я бы с ним поспорил. А уж Белинского закатал бы!». «Похоже, пародия как бумеранг, — пишет Ребель,— малейшее уклонение от истины – и пародист рискует сам в дураках остаться, под собственную плеть угодить»⁴⁸.

 

В определенной степени Достоевский угодил под собственную плеть и в «Селе Степанчиково». Людмила Сараскина замечает, что «Достоевский здесь не только пародировал Гоголя, но и поднимал на смех свои собственные страхи и пороки». С одной стороны, по мнению Сараскиной «он показал, что бывает, когда безграничное самолюбие овладевает ничтожной личностью», с другой стороны, «продемонстрировал, как тот же порок способен корежить человека даже и выдающихся способностей»⁴⁹. Сараскина имеет в виду молодое самолюбие и молодые амбиции Достоевского, однако и зрелый, поздний Достоевский в немалой степени отдал дань весьма небезопасной претензии на учительство и пророчество. Но это большая и самостоятельная тема, а здесь мы пока поставим многоточие…

 

-----

1. Скатов Н.Н. Некрасов. – М., 2004 г. С. 103.

2. Там же. С. 25.

3. Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т. I. М., «Худож. лит-ра», 1964, С.134.

4. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.15. Л.: «Наука», 1996. С.54.

5. Там же. С. 57.

6. Там же. С. 56.

7. В. Г. Белинский. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 10. С. 41—42.

8. Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т. I. М., « Худож. лит-ра», 1964. С.380.

9. И.С.Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти томах. Письма в 18-ти томах. Письма. Том II. М., 1987. С. 182.

10. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.15. Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1996. С.197.

11. Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т. I. М.: «Худож. лит-ра», 1964. С. 323.

12. Тынянов Ю,Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., —1977. С.212-213.

13. Там же. С.215.

14. Там же. С. 211.

15. Там же. С. 217.

16. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.49.

17. Там же. С.60.

18. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С. 532.

19. Там же. С.438.

20. Там же. С. 500.

21. Гнатюк М., Громовенко Л., Семака Л. Сто великих украинцев. М.: Вече; К.: Орфей, 2001. С 221.

22. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.29.

23. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С. 90.

24. Н.В.Гоголь. Собрание сочинение в 7-ми томах. Т.4. М, 1986. С.173.

25. Там же. С.185.

26. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.46.

27. Там же. С.11.

28. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С.96.

29. См. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.198-227.

30. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.8.

31. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С.534.

32. И.С.Тургенев. Сочинения в двух томах. Том I. М., 1980. С. 428.

33. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С. 207.

34. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.9.

35. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С.375.

36. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С. 17.

37. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.30.

38. Гоголь в воспоминаниях современников, М.-Л., 1952. С.309.

39. Там же. С. 115.

40. Там же. С. 375.

41. Н.В.Гоголь. Собрание сочинение в 7-ми томах. Т.4. М, 1986. С.342.

42. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С. 82.

43. Там же. С. 104.

44. Н.В.Гоголь. Собрание сочинение в 7-ми томах. Т.4. М,1986. С.294.

45. Там же. С. 364-365.

46. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.3. Указ. изд. С.98.

47. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Т.15. Указ. изд. С. 486.

48. Г.М.Ребель Герои и жанровые формы романов Тургенева и Достоевского (Типологические явления русской литературы XIX века). Пермь: ПГПУ, 2007. С. 313.

49. Сараскина Л. Достоевский. М.: Молодая гвардия, 2011. С. 331.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: