Научные термины также (увы!) подвержены моде. Это не плохо и не хорошо, это просто необходимо учитывать. В лингвистике последних лет одним из наиболее популярных терминов является концепт. Как со всякими модными терминами, с ним связываются «весьма различающиеся теоретические построения, что в значительной мере осложняет взаимопонимание между авторами тех или иных публикаций»¹. Вместе с тем несомненно, что утверждение в науке понятия концепт обозначило новую ступень в постижении способов, закономерностей и особенностей взаимодействия языка, сознания и культуры, а следовательно, и новые аспекты взаимодействия лингвистики, когнитологии, культурологии, психологии, философии; расширило рамки содержательного анализа языковых явлений и придало значительно большую глубину и эффективность семантическим исследованиям. По нашему мнению, обращение к понятию концепт и к различным конкретным концептам научно ценно, плодотворно и для преподавателя филологических дисциплин в школе и вузе.

 

Прежде всего настоятельно подчеркнем, что из множеств сфер, где используются понятие и термин концепт, и неисчислимого множества объектов, называемых этим термином, мы вычленяем так называемые «культурные концепты» (термин весьма неудачный, но иного нет), поскольку именно с ними наиболее непосредственно связаны филологические разыскания, и в дальнейшем в рамках данной статьи вместо приведенной двусловной номинации будем использовать термин концепт.

 

Одно из первых по времени определений концепта принадлежит А.Вежбицкой: «Это объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий определенные культурно обусловленные представления человека о мире «Действительность»². Наиболее адекватно отражающим суть «культурного концепта» нам представляется определение Ю.С.Степанова (невзирая на явную метафоричность этого определения): это своего рода «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека /…/, тот «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, который сопровождает слово»³. В противовес многим исследователям, Ю.С.Степанов считает концепт и понятие различными сущностями: «В отличие от понятий, концепты не только мыслятся, они переживаются. Они – предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений»⁴. В качестве своеобразных конкретизаторов, дополняющих приведенное определение, можно считать следующие:

– концепт – это «культурно-ментально-языковое» образовани⁵;
– «концепт предстает в своих содержательных формах как образ, как понятие и как символ»⁶;
– будучи своего рода посредниками между словами и экстралингвистической действительностью, «концепты по-разному вербализуются в разных языках в зависимости от собственно лингвистических, прагматических и культурологических факторов, а, следовательно, фиксируются в разных значениях»⁷.

 

Слово и концепт материализуются в одном и том же звуковом/буквенном комплексе, и это обстоятельство порождает дополнительную научную интригу, обусловливая целый ряд вопросов. Например:

– Любое ли слово является концептом (например, душа – это и слово, и концепт. А собака? А стол?..)?
– Если не любое, то как отличить слово от концепта? Существует ли научная методика разграничения этих явлений?
– В каких «контекстах» живет концепт?
– Различаются ли концепты в разных языках? Если да, то какова основа этих различий и каковы способы их обнаружения?
И т.д. и т.п.

 

Однозначных ответов на подобные вопросы пока нет, но тот, кто намеревается научно обсуждать их, может опираться на ряд косвенных данных.

 

Одно из самых существенных, по нашему мнению, различий слова и концепта связано с их внутренним содержанием. Внутреннее содержание слова – это его семантика плюс коннотации [т.е. совокупность сем и лексико-семантических вариантов плюс экспрессивная/эмоциональная/стилистическая окрашенность, оценочность и т.п.]. Внутреннее же содержание концепта – это своего рода совокупность смыслов, организация которых существенно отличается от структуризации сем и лексико-семантических вариантов слова. Соотношение семантики слова и совокупности смыслов одноименного концепта многопланово и причудливо. Так, в концепте ИГРА по существу отсутствуют смыслы ‘безделье’, ‘несерьезное времяпрепровождение’, но весьма актуальны смыслы субстанционального характера, например, осмысление игры как аналога любой сознательной деятельности или же как олицетворения высокоинтеллектуальной деятельности⁸. Обобщенное значение слова «жизнь», например, будет примерно следующим: действительное существование кого-либо в развитии и движении, проявленных во всей полноте, в течение определенного времени (от рождения до смерти), а также способ этого существования. Анализируя концепт ЖИЗНЬ, мы выявили в нем субстанциональные смыслы (около 7–10) и оценочные характеристики, образующие довольно своеобразную структуру. В число наиболее важных смыслов концепта ЖИЗНЬ входят ‘движение’, ‘развитие’, ‘борьба’ и ‘игра’. К оценочным характеристикам относятся: ЖИЗНЬ – это прекрасно и ЖИЗНЬ – это тяжело.

 

Другое заметное отличие концепта от слова заключено в его, концепта, антиномичности. Под антиномией мы традиционно понимаем сочетание двух взаимопротиворечащих суждений об одном и том же объекте, каждое из которых истинно относительно этого объекта и каждое из которых допускает одинаково убедительное логическое обоснование.

 

В концепте СЛОВО, например, отчетливо уловимы следующие антиномические составляющие:

– Слово всесильно и бессильно:
«В начале было Слово. И Слово было Бог...»; «Солнце останавливали Словом, Словом разрушали города...»; «Сила слова беспредельна»; «Слово – полководец человечьей силы»; «Ласковое слово и кость ломит»… И в то же время: «Словом делу не поможешь»; «Все это, видите ль, слова, слова, слова»; «Слово всего лишь слово»… (Не забываем также о двояком прочтении выражения «слово и дело»).
– Слово вечно и мимолетно:
«Молчат гробницы, мумии и кости. Лишь слову жизнь дана». И: «…Вылетит – не поймаешь».
– Слово спасительно и губительно:
«Слово – лучшее лекарство»; «Слово – лечит»; «Словом можно убить, словом можно спасти»; «Слово не стрела, да пуще стрелы разит»; «От одного слова да навек ссора». А также: доброе слово, теплое слово, золотые слова. И: черное слово, худое слово, страшные слова…

 

В концепте СМЕРТЬ отразилось, с одной стороны, представление о ней как о явлении угрожающе-ужасном, что нашло отражение в персонифицированном облике ужасающего существа: она мертвенно бледна, скелетоподобна, с ледяным дыханием, скрежещет зубами, точит лезвие косы, у нее роковые когти и омертвляющий взгляд. Но, с другой стороны, жизнь суетна, мелочна и ложна. А смерть открывает врата вечности, она торжественно-возвышенна, сакральна. В народном творчестве смерёдушка, смертушка, смертынька  нередко включается в круг близких, «своих» («Я смертушку как гостьюшку жду»), ее встречают тихо и светло. 

 

Назовем еще один параметр, по которому разграничиваются концепт и слово: в формировании концептов, как отмечают многие исследователи⁹, весьма велика роль субъектного начала, что для слова нехарактерно.

 

Субъектный фактор выполняет в концепте нестандартную функцию – он является одним из импульсов изменения (движения) концепта и сообщает концепту еще одну отличительную черту: концепт – явление более динамичное, более стремительно меняющееся сравнительно со словом. Стоило роману Г. Гессе «Игра в бисер» стать достоянием мировой культуры, – концепт ИГРА приобрел смысл ‘аналог высокоинтеллектуальной деятельности’. Как только общественное сознание признало, «ощутило» приоритетность выражения «Вся наша жизнь – игра» сравнительно с утверждением «Вся наша жизнь – борьба», существенно изменилось соотношение концептов ИГРА, БОРЬБА и ЖИЗНЬ (именно концептов, а не слов!). А осознание лингвистами языковой игры в качестве «особой формы лингвокреативного мышления»¹⁰ способно усилить в концепте ИГРА такую смысловую составляющую, как ‘творческое начало’.

 

Динамическая природа концепта определяет одну из важнейших функций его – доносить до людей знания о постоянно меняющемся мире, о чем пишет Л.В. Барсалоу: «Так как люди постоянно познают новые вещи в этом мире и поскольку мир постоянно меняется, человеческое знание должно иметь форму, быстро приспосабливаемую к этим изменениям»¹¹. Таким образом, тезис Кубряковой о том, что семантический анализ связан с разъяснением слова, а концептуальный анализ движется к знаниям о мире (подчеркнуто нами – Л.Г.), мудр и справедлив¹².

 

Анализ концепта предполагает опору на контексты совсем иного рода, чем семантический анализ. Слово реализует себя в речевых контекстах, концепт же формируется в «текстах культуры», и источниками сведений для постижения концептов служат:

     прецедентные тексты, в частности, пословицы, поговорки, афоризмы, устойчивые сочетания слов, названия известных произведений духовной культуры, распространенных научных теорий и т.п. (например, «В игре да в дороге человека узнаешь», «На миру и смерть красна», «Жизнь прожить – не поле перейти», «Война и мир», «Жизнь и судьба», «Игра в бисер», «Игра с огнем», «Языковая игра», «Теория игр», «Слово и дело» и т.д.);
     художественные дефиниции – типа «Что наша жизнь? Игра!», «Есть только миг между прошлым и будущим – именно он называется жизнь», «Слово есть Бог, и Бог есть слово», «Мир – театр, и люди в нем актеры»;
     концепции, выработанные в том или ином произведении словесного творчества, например, концепция войны у Л. Толстого или Б. Пастернака, концепция игры у Г. Гессе, концепция рока в древнегреческой трагедии, концепция  бесовщины у Достоевского и др.

 

Считая, что вопрос об авторских концептах требует специального, а не попутного обсуждения, выскажем тем не менее несколько положений, с ним связанных.

 

В стихотворении Г.Р. Державина «На смерть князя Мещерского» с поразительной полнотой отразилось философское осмысление феномена СМЕРТИ человеком ХVIII столетия. Прежде всего здесь отчетливо звучит мысль, что человек всегда смертен, он рождается для того, чтобы умереть («Едва увидел я сей свет, Уже зубами смерть скрежещет»; «Приемлем с жизнью смерть свою, На то, чтоб умереть, родимся»). СМЕРТЬ не щадит никого и ничто («Ничто от роковых кохтей, Никая тварь не убегает»; «Глотает алчно царства смерть»). СМЕРТЬ по своим масштабам – явление космическое  (и это уже присутствует в сознании человека того времени!) («Без жалости все смерть разит: И звезды ею сокрушатся, И солнцы ею потушатся, И всем мирам она грозит»). Однако смертные наивно не думают о СМЕРТИ («Не мнит лишь смертный умирать, И быть себя он вечным чает»), хотя «где меньше страха нам, Там может смерть постичь скорее». Оппозиция жизнь-смерть предстает как противопоставления стола яств и гроба («Где стол был яств, Там гроб стоит»), бога и праха («Сегодня – Бог, а завтра – прах»), но с другой стороны (дань христианскому мировоззрению), жизнь достаточно мелочна и ложна по сравнению с даруемой СМЕРТЬЮ вечностью («Вы  все пременны здесь и ложны: Я в дверях вечности стою»).

 

При прочтении Г.Р. Державина вспоминается положение Ю.С. Степанова о том, что, осуществляя анализ концепта, необходимо стремиться показать не только коллективные представления о реальности, но и «гипотезы, создаваемые об этой реальности наиболее выдающимися членами общества»¹³. Исключительно своеобразно и ярко у Г.Р. Державина сопоставление СМЕРТИ с действиями вора («Приходит смерть к нему, как тать, И жизнь внезапно похищает»). В комплексе характеристик СМЕРТИ Г.Р. Державин особенно выделяет ее абсолютную неожиданность, являющуюся результатом неготовности человека принять быстротечность жизни, мгновенность ее («Увы! Где меньше страха нам, Там может смерть постичь скорее; ее и громы не быстрее Слетают к гордым вышинам»; «Сегодня льстит надежда лестна, А завтра: где ты, человек?»).

 

Хотя для человека СМЕРТЬ – «трепет естества и страх», просвещенное сознание людей XVIII века достигло той степени мудрости, чтобы философски спокойно в конечном счете осознать: человек способен преодолеть страх СМЕРТИ стремлением прожить свою жизнь достойно:

Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою,
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.

 

В поэме-мистерии Иосифа Бродского «Шествие» две главнейшие смысловые составляющие концепта ЖИЗНЬ – ‘движение’ и ‘игра’ – гениально совмещены: жизнь в этом произведении не что иное как карнавальное (‘игра’) шествие (‘движение’).

 

Таким образом, обращение к понятию и феномену концепта способно сообщить анализу литературных произведений новые яркие направления и грани и привести к нетривиальным выводам.

 

Наконец, о вопросе, вынесенном в заголовок данной статьи. Для носителей русского языка Америка несомненно концепт, ибо это не столько название страны (кстати, ни одна из стран не называется так) и тем более не столько название одного из континентов (какового названия ведь тоже нет), а в первую голову «культурно-ментально-языковое» образование, символизирующее процветание, империю зла, богатство, передовые технологии, врага №1, предел мечтаний русского обывателя, самую справедливую страну мира и т.д. и т.п. И формировался этот концепт по обычной (описанной, в частности, в этой статье) «технологии». А Финляндия? Это название прекрасной северной страны, нашего соседа. И только. И только?

 

-----

1. Залевская А.А. Текст и его понимание. Тверь, 2001. С.31.

2. Цит. по: Фрумкина Р.М. Концепт, категория, прототип //Лингвистическая и экстралингвистическая семантика. М.: 1992. С. 31.

3. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: 1997. С.40.

4. Там же.

5. Там же. С. 41.

6. Колесов В.В. Ментальная характеристика слова в лексикологических трудах В.В. Виноградова //Вестник МГУ, серия 9. Филология. 1995, № 3. С. 132.

7. Кубрякова Е.С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: 1996. С. 90.

8. См.: Грузберг Л.А. Игра: слово и концепт //Языковая игра как вид лингвокреативной деятельности. Формирование языковой личности в онтогенезе. Екатеринбург: 2002. С.28.

9. См., в частности: Степанов Ю.С. Указ. изд.; Грузберг Л.А. Указ. изд.

10. Гридина Т.А. Языковая игра как лингвокреативная деятельность //Языковая игра как вид лингвокреативной деятельности. Формирование языковой личности в онтогенезе. Екатеринбург: 2002. С.26.

11. Цит. по: Кубрякова Е.С. Указ. изд. С. 91

12. Кубрякова Е.С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова ПАМЯТЬ //Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: 1991.С 85-91.

13. Степанов Ю.С. Указ. изд. С. 47.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: