Среди многообразных форм функционирования литературного произведения существует одна крайне интересная, но обойденная вниманием современного литературоведения: литературная экскурсия. Большой опыт теории экскурсионного дела, накопленный в 1920-е годы пока не востребован. Такой социально и просветительски значимый и богатый возможностями феномен бытования литературы как литературная экскурсия отошел, кажется, исключительно в область прикладных интересов туристического бизнеса. Соответственно проектирование экскурсий теоретически не осмыслено и не имеет сколь-нибудь продуманной концептуальной основы.

 

Эвристические и дидактические возможности литературной экскурсии  пока мало востребованы и в школьном преподавании литературы, хотя даже не столь богатая литературная история Перми дает обширный материал к моделированию литературных маршрутов. Проецируя текст произведения в реальный ландшафт, развертывая его как здесь и теперь длящееся событие, литературная экскурсия создает ничем не заменимый эффект сопричастия художественному миру.

 

Действительно, эффект взаимодействия литературного текста и ландшафта оказывается многоплановым. Во-первых, меняется восприятие самого художественного текста. Строки знакомого произведения, локализованные в маршруте, приобретают предельную конкретность. Экскурсант, сопоставляя объект и порождаемые им авторские ассоциации, сам входит в процесс творческого преображения местности. Во-вторых, меняется семантика повседневного пространства: знакомые улицы города, безликие, молчаливые дома приобретают облик, голос, говорят языком литературных преданий. В сознании воспринимающего срабатывают механизмы, превращающие профанное пространство в насыщенный смыслами культурный ландшафт. И, наконец, активизируются процессы идентификации территории и самоидентификации человека, проживающего на ней, углубляется естественная потребность знать и любить свой край.

 

Не вдаваясь пока далее в теорию литературной экскурсии, ниже мы предлагаем практический опыт литературной прогулки по Перми. В тексте сочетаются краеведческая информация, необходимые биографические сведения о поэтах, писателях, так или иначе связанных с городом (в период второй половины ХIХ - начала ХХ веков), выдержки из очерков, рассказов и путевых заметок. Сюжетообразующим началом маршрута является творчество Б.Л. Пастернака, линией, организующей пространство прогулки, Кама.

 

Так полтораста лет назад обращался к читателю со страниц своих «юмористических, сентиментальных и практических» дорожных писем Евгений Александрович Вердеревский. Выпускник пушкинского лицея, бойкий журналист, неплохой поэт и небезуспешный чиновник, он прослужил в Перми под крылышком высокопоставленного дяди чуть более пяти лет: 1847-1853. Вряд ли Евгений Александрович узнал бы сегодня город, давший ему некогда приют и удачное начало карьеры, но его совет верен и по сей день: знакомиться с Пермью нужно с набережной Камы. Только вместо Фенимора Купера в ваших руках уместнее был бы томик Михаила Осоргина, Василия Каменского или Бориса Пастернака. Они открыли поэзию Перми и Камы.

 

И вот, поднявшись от грохочущих трамвайных путей по круто уходящей вверх улице Осинской, мы стоим на высоком камском берегу. Это гора Слудка. Справа виден автодорожный мост и – подальше – стройные лазоревые объемы Свято-Троицкого кафедрального собора, более известного как Слудская церковь, налево – набережная аллея и плац института ракетных войск и далее – соборная площадь. А прямо перед нами панорама Камы, мало чем изменившаяся за прошедшие полтора века – лента реки и лесá, уходящие к горизонту.

 

Отсюда мы начнем прогулку по камскому берегу. Место, где улица Осинская распахивается видом на Каму, – особое. Здесь в историю города вплетается литературное предание: в угловом двухэтажном доме Борис Пастернак поселил свою героиню, девочку по имени Женя Люверс. Так что  скромная пермская улочка выводит прямиком в мировую культуру, где давно уже обосновалась пастернаковская повесть «Детство Люверс», – чудесная по обаянию свежести проза, одно из лучших произведений о детстве.

 

А дело в том, что в 1916 году Борис Пастернак полгода служил на военных химических заводах во Всеволодо-Вильве. В мае-июне, перед отъездом с Урала, он не однажды наезжал в Пермь по служебным делам, задерживался здесь по несколько суток и хорошо узнал город, исходил его вдоль и поперек. В магазине Ижболдина, что на углу Осинской и нынешней Коммунистической, он накупил для домашних множество (в сравнении с московскими цены были смешными) вещей из одежды: отцу, матери, брату и обожаемым сестрам, Жоне (Жозефине) и Лиде. И, может, когда Пастернак поднялся потом по улице к Каме и перед ним распахнулся речной простор и лесная панорама Закамья, воспоминание о сестрах-гимназистках навело на мысль о девочке, живущей вот здесь, на севере, над большой суровой рекой, о том, как могла бы сложиться ее судьба.

 

Так или иначе, но свою героиню Пастернак поселил в Перми по улице Осинской в двухэтажном доме, выходящем окнами на Каму. Это мог быть один из двух домов: по четной или нечетной стороне улицы. Сохранился ли он, мы можем только предполагать, но хочется думать, что вот этот, на углу Осинской и Набережной, каменный двухэтажный старинный особняк и есть тот самый Дом Люверс. Это добротный купеческий дом конца ХIХ в, с парадным и внутренним крыльцом и окнами на Каму. Внешне ничем не примечательный, изрядно обветшавший. Но стоит всмотреться в него и тогда поэзия прозы Пастернака становится предельно конкретной. Вот здесь и снимала квартиру семья инженера Люверс.

 

В повести легкими штрихами обозначены быт и занятия интеллигентной пермской семьи. Прогулки ребенка с гувернанткой по Оханской и Сибирской, дачное лето в верхней Курье, завтраки на пароходе. Последуем за маленькой героиней вдоль Камы. Путь к улице Оханской шел по Монастырской, названной так по мужскому Спасо-Преображенскому монастырю, что находился при Кафедральном соборе, мимо корпусов духовной семинарии, собора, набережного сада.

 

Пройдя берегом Камы вдоль корпусов Института ракетных войск, мы останавливаемся на площади перед бывшим Спасо-Преображенским кафедральным собором, где ныне размещается художественная галерея. Это одно из любимых мест отдыха горожан, исторический и символический центр города. В Перми нет главной площади, характерной для городов классицизма. Центральные площади перемещали на новые места, по мере того как рос город. Главными оставались две улицы – перпендикулярная реке, переходящая в Сибирский тракт, и параллельная, имевшая когда-то выход на Казань. В прошлые века это были Сибирская и Петропавловская, сегодня Комсомольский проспект и улица Ленина. В Перми нет главной и любимой всеми площади, но есть места, малые скверы, притягивающие жителей. Одно из таких мест – начало Комсомольского проспекта у собора. Отсюда открывается прекрасный вид на Каму и на город. И прямо перед нами, надо запрокидывать голову, взлетает в небо стрела колокольни Спасо-Преображенского собора. Место для строительства храма – лучше не придумаешь. Он расположился на вершине приречной горы Слудки (130 м над уровнем моря), на мощном изгибе Камы. Здание хорошо просматривается с речных плесов и служит своего рода маяком, отмечающим центр города. Не менее эффектно собор выглядит с южной стороны. В дореволюционной Перми склоны Слудки застраивались одно- и двухэтажными зданиями, они ступеньками, террасами восходили к собору, и  композиция застройки гармонично завершалась почти семидесятиметровой ярусной колокольней. Пермь словно возносилась к небу. Собор был организующим началом, доминантой, объединявшей в единое целое архитектурный ансамбль города.

 

Венчающий гору собор с колокольней – первое, что видели и запоминали гости города, прибывающие в Пермь с Камы. Вот как, например, описал ее популярный беллетрист Василий Иванович Немирович-Данченко, брат одного из основателей МХТа: «Издали, с палубы парохода, город чрезвычайно красив /…/. На высоком правом берегу Камы прежде всего обрисовались перед нами большие колокольни. Одна из них, по самой середине города очень напоминает Симонову в Москве»². Естественно, что посещение Спасо-Преображенского собора входило в обязательную программу пребывания в городе и именитых гостей, и простых путешественников. В храме в разные годы стояли на праздничном богослужении император Александр I и цесаревич Александр Николаевич, будущий Александр II, общественные деятели, ученые, поэты. В начале 1920-х годов храм был закрыт, но Перми все же «повезло», здание не было ни разрушено, ни превращено в какой-нибудь склад. В бывшем соборе открыли художественную галерею, и здание сохранило свою роль духовно-культурного центра. И сюда по-прежнему ведут всех гостей города. Тем более что пермякам есть, что показать: галерея обладает замечательной коллекцией живописи, скульптуры и предметов декоративно-прикладного искусства. Подлинное сокровище галереи – уникальное собрание пермской деревянной скульптуры. А от работников галереи вы можете услышать удивительные рассказы о том, что пермские боги – живые… По  вечерами оставаться в галерее страшно: слышатся шаги, скрипы, звуки. Бывает, по ночам срабатывает сигнализация, а когда приезжают на вызов, оказывается, что там никого нет…

 

Вправо от входа в храм ансамбль соборной площади продолжается двухэтажным каменным зданием. Ныне здесь расположен пермский краеведческий музей, а до революции это были архиерейские покои. После революции архиерейский дом был передан в распоряжение Пермского научно-промышленного музея. Музей открылся в городе в 1894 году, по инициативе популярного в Перми общественного деятеля, врача П.Н. Серебренникова, в доме по ул. Петропавловской (ныне – Коммунистическая). Его фонды стали основой современного Пермского областного краеведческого музея. Помимо демонстрации экспонатов, в залах музея регулярно проводились научно-популярные лекции по самым различным отраслям знаний как местными лекторами, так и гостями города. В 1915 году в музее выступил Константин Бальмонт. Он прочитал две лекции: «Поэзия как волшебство» и «Океания». Пермские газеты были полны откликов на выступления столичной знаменитости. Кто-то упрекал поэта в отсутствии научного подхода и неясности изложения, кто-то восхищался «величайшим художником слова».

 

На память о посещении музея Бальмонт оставил в книге почетных гостей не очень складный стихотворный экспромт: «Ваш мамонтовский бивень в 5 аршин //С своим великолепнейшим извивом, //То знак, что человек был властелин, //И в жизни властелином был красивым». Не совсем ясно, почему «мамонтовский бивень» должен напоминать, что человек был «красивый властелин», но поэзия – странная вещь. Эти небрежные строчки оказались в чем-то пророческими. В 1927 году экспозицию пермского музея украсил великолепно сохранившийся костяк исполинского мамонта: его раскопали в Верещагинском районе палеонтологи Пермского университета. Экспонат редкий, подобные есть разве что в Дарвиновском музее в Москве, и пермские музейщики гордятся им. А поколение за поколением пермских школьников дивятся на останки доисторического властелина здешних мест.

 

Напротив собора располагалась мужская духовная семинария. Она возникла в городе в 1800 году, на следующий год после учреждения Пермской епархии. Каменное трехэтажное здание семинарии по ул. Монастырской было построено в 1829г. по проекту архитектора И.И. Свиязева и существует по сей день. Но теперь оно разрослось многими корпусами, здесь вновь обучаются молодые люди – будущие офицеры ракетных войск.
А когда-то Пермская духовная семинария была видным учебным заведением на Урале, дававшим не только богословское образование. В семинарии учились будущие писатели – знаменитые екатеринбуржцы Д.Н. Мамин-Сибиряк и П.П. Бажов.
Надо сказать, что Д.Н. Мамин-Сибиряк, несмотря на то, что в Перми прошла его юность, здесь определилось его литературное призвание, вспоминал о нашем городе с неизменной неприязнью, перечтите хотя бы его очерки «От Урала до Москвы» и «Старая Пермь». Он любил пермскую древность, воспоминания о легендарной Биармии, но город ему всегда казался каким-то искусственным, лишенным собственной жизни. Даже в том, что Пермь разместилась на горе, виделось ему что-то умышленное:

 

Чем объяснить такое неприязненное отношение? Не исключено, что сыграло свою роль вечное соперничество Перми и Екатеринбурга, всегда считавшего себя настоящей столицей Урала. Вот и коренной екатеринбуржец Мамин-Сибиряк отдавал дань патриотизму: «Пермь я знаю десятки лет, и всегда  на меня этот город производит самое тяжелое впечатление, особенно по сравнению с Екатеринбургом».⁴

 

Но Пермь не злопамятна, она благодарно помнит пермские годы писателя. В небольшом сквере между семинарией и собором, названном его именем, установлен эффектный бюст Д.Н. Мамина-Сибиряка, а фасад здания бывшей семинарии отмечен тремя мемориальными досками с именами выпускников: Д.Н. Мамина-Сибиряка, П.П. Бажова и А.С. Попова –– изобретателя радио.

 

Бросив прощальный взгляд на соборную площадь, мы продолжаем путь вдоль Камы и останавливаемся в месте, где на Каму выходит нынешняя улица Газеты «Звезда». Пастернаку она была известна как Оханская. По ней он и направил гулять в сопровождении гувернантки свою героиню Женю Люверс.

 

Оханская была красива по-особому: она начиналась и заканчивалась двумя белыми ротондами из лиственницы. В старой части Перми большинство улиц вытянуто по рельефу вдоль и перпендикулярно Каме. Это естественная и удачная планировка: каждая улица просматривается насквозь, из начала в конец. Напрашивается решение завершить композицию такой магистрали архитектурными акцентами. Впервые это использовал И.И. Свиязев. К приезду Александра I он установил в начале и конце Оханской улицы, на возвышенностях, две стройные беседки-ротонды. Одна их них располагалась на загородном бульваре, а теперь украшает парк им. Горького, а другая – на высоком берегу Камы. Вот она-то и не сохранилась. Но представьте, какой хороший маршрут был для прогулок по тихой Оханской: от ротонды до ротонды. Понятно, почему Пастернак запомнил эту улицу и отвел ее для прогулок своей героини.

 

Следующая наша остановка – сквер на высокой террасе Камы. «Набережный сад», «Сад Багратиона», «Гулянье над рекой», «Сквер имени Решетникова» (то ли писателя-пермяка Ф.М.Решетникова, то ли революционера В.И.Решетникова), – каких только названий не носил этот знакомый всем уголок! Но самым живучим оказалось забавное: «Козий загон» или просто «загон» – так называли его пермяки. Местный летописец В.С. Верхоланцев объяснял название причинами буквальными:

 

 

А Василий Иванович Немирович-Данченко слышал от местного обывателя такую версию. На вопрос, почему сквер называется Козьим загоном, ему пояснили: «Потому что мы наших супружниц сюда для прохлады по вечерам загоняем». Истинно патриархальный ответ. Недаром, видно, феминизм в Перми до сих пор не находит сочувствия.

 

Кама изначально играла большую роль в жизни нашего города. Почти столетие до конца XIX века жизнь Перми почти всецело была подчинена сезонному ритму речной жизни. Конец зимы знаменовало вкрытие Камы, начало ледохода было радостным событием: «На берегу Камы день и ночь стоят репортеры, готовые при первом треске льда броситься сломя голову в редакцию с сенсационным известием: «Кама пошла!»⁵ Толпы гуляющих пермяков заполняли Набережный сад, стояли вдоль насыпи железной дороги и, оживленно обмениваясь замечаниями, следили за проплывающими льдинами.

Взглянуть на Каму всяк стремится:
С утра до вечера толпится
В «загоне» радостный народ
И смотрит, как проходит лед,
Как льдину догоняет льдина,
Шурша, дробится на куски,
И тянет холодком с реки;
<…>
Беспечный, радостный, счастливый
По пермским улицам народ
С утра до вечера снует.
Уж жарок воздух, точно летом,
Но легок он, и пыли нет;
Весь город залит дивным светом,
Во всем блистает этот свет.
Вон полулуны минарета
Сверкают в славу Магомета,
И золотых крестов игра,
И Кама вся из серебра.
<...>
Пора особая настала
Для развлеченья пермяка,
Но это только лишь начало.
Когда ж очистится река,
И, мерно рассекая воды,
Пойдут гиганты-пароходы,
Совсем наш город оживет,
И день и ночь всю напролет
На пристанях и шум, и грохот.
Да! В это время, черт возьми,
Живется весело в Перми! ⁶

 

Начало навигации преображало город. С верховьев шли караваны барж с железом и солью, с низа поднимались в Пермь пассажирские пароходы. Первые приходящие пароходы, как писал Верхоланцев, брались чуть ли не с бою. Была такая традиция в речных городах: завтракать, обедать и ужинать в пароходных ресторанах. Стихотворение Б.Л.Пастернака «На пароходе» навеяно именно таким воспоминанием. Сценка семейного завтрака на Каме, наполненная светом и радостью существования, присутствует в повести «Детство Люверс». Сюжет «завтрака» восходит к реальной ситуации биографии поэта:

 

Весной 1916 года, с началом навигации, Б.Л. Пастернак несколько раз приезжал в Пермь сопровождая очаровательную Фанни Збарскую – супругу инженера Б.И. Збарского, хозяйку Всеволодо-Вильвенской усадьбы, в которой жил Борис Леонидович всю зиму. Между Фанни Збарской и молодым Пастернаком сложились доверительные отношения, долгими зимними вечерами они беседовали обо всем на свете и о былом пережитом друг с другом. Однажды в мае, посещая город, они всю ночь напролет говорили – о чем? Ту тайну унесла с собою Камская вода. Он и она на белом пароходе, белой ночью, на переходе от весны к лету, с трепетным чувством очарования происходящим. Ночь завершилась, ужин затянулся, по времени был завтрак.

 

Общаясь с Ф.Н. Збарской, Пастернак вновь оживляет все пережитые им прежде увлечения. Ночная беседа, утро, Кама, пристань, пароход – все складывается в зыбкую волну вдохновенья. Впечатления той ночи на Каме были источником создания стихотворения «На пароходе»:

 

Это минутное переживание себя в пространстве Камы отставит не только глубокий след в памяти, но и подсознательное убеждение в том, что здесь, вот в этом городе, средь гор, лесов, на берегу Камы, возможны великая любовь, слияние и счастье, какие только способен испытать человек в реальном мире. Любимые героини Пастернака – Женя Люверс, Лара Гишар – генетически связаны с Камой, Пермью, Уралом.

 

После того романтического свидания Пастернак еще не раз приезжал в Пермь из Всеволодо-Вильвы в течение весны и лета 1916 года. Приезжал на пароходе или по железной дороге, шедшей от Луньевских копей. Пермь всякий раз представала пред ним от Мотовилихи. Он видел город на холмах, железную дорогу вдоль реки, пристани, пароходы, барки у берега Камы, улочки и дома, которые «взбираются» на гору, «лепятся» ярусами, видел купола и колокольни соборов: Петропавловского, Кафедрального, Слудского. Пастернак хорошо знал улицы Перми, их строгие линии, крутые спуски. Он, безусловно, поднимался по Сибирской вверх до дома городской библиотеки и уезжал из города с вокзала Пермь I.

 

С вокзала Пермь I уезжает из города и Женя Люверс. А по железной дороге на станцию Развилье (Мотовилиха) прибывает в город Юрятин доктор Живаго. Давайте обратимся к зданию этого вокзала.

 

Вокзал Пермь I располагается напротив речного. Такое близкое расположение двух транспортных узлов не раз отмечалось путешественниками: «Едва ли где-нибудь в другом месте в России устроен вокзал так удобно, как в Перми: только перейти дорогу – и на пароходе»⁸, – снисходительно замечает Мамин-Сибиряк.

 

Каменное здание вокзала строилось в 1878 году под руководством архитектора И.Н. Быховца и было выполнено в стиле модерн. Одноэтажное здание вокзала имело крытую платформу и делилось на четыре секции: ресторан, зал ожидания для пассажиров первого и второго классов с мягкими диванами, зал ожидания для третьего класса с жесткими сиденьями, а также билетные кассы и иконостас, непременный атрибут всех крупных станций. Облик пермского вокзала начала ХХ века остался жить в повести «Детство Люверс»:

 

 

Здесь происходит последняя «пермская» сцена «Детства Люверс»:

Из окон вокзала Женя видит улицу, идущую вверх, в Разгуляй – первогород. Это Соликамская, современная Горького. Видит старые деревянные кварталы Перми  на Егошихинской горке. Здесь впервые в прозе Пастернака возникает образ города, «идущего в гору». «Город на горе» – колыбель Жениного детства – прощается с девочкой, с тем чтобы открыться другому главному герою Пастернака – Юрию Живаго.

 

В романе панорама  Юрятина разворачивается со станции Развилье такой, какой неоднократно ее видел Пастернак, въезжая в город с горнозаводского направления. Попробуем представить тот абрис Перми, что сохранился в памяти поэта в 1916 году и вновь воскреснул спустя десятки лет в повести, а затем романе. Стоит отметить, что в «Детстве Люверс» черты Перми, (ландшафт, микротопонимика) достаточно конкретны, в романе «Доктор Живаго» этого нет. В романе создано особое художественное пространство, в котором можно только угадать приметы территории, породившей его.

 

Итак, Б.Л. Пастернак несколько раз подъезжал к нашему городу с севера, от Мотовилихи. И точно так – с правобережья Камы, от Курьи – ночную Мотовилиху видит Женя Люверс. Со стороны железной дороги, со станции Развилье открывается город Юрятин и главному герою романа «Доктор  Живаго»:

 

 

Город, в который приезжает Юрий Живаго с семьей, называется Юрятин. Юрятин – вымышленное имя провинциального города на Урале, в описании которого нетрудно различить черты Перми. Но в восприятии доктора реальный город уподобляется Афону, святой горе в Греции, «райской обители» на земле, месту истинного существования человека в Мире – в мире с собой и Богом.

 

В описаниях Юрятина мы встретим множество реальных черт, ведущих к пермскому ландшафту. Пространство, воссозданное в романе, позволяет провести параллели: Дом Лары – двухэтажный старый дом в Разгуляе (ул. Ленина, 16), Дом с фигурами – знаменитый дом купца Грибушина (ул. Ленина, 13). Женская гимназия, в которой преподает Лара, – бывшая Мариинская гимназия, ныне главный корпус Сельскохозяйственной академии, мужская гимназия – ныне учебный корпус №2 медицинской академии, юрятинская читальня – библиотека им. А.С. Пушкина, вокзал – станция Пермь I, станция Развилье – Мотовилиха, крутые спуски улиц – путь от города к реке и железной дороге, по которому мысленно движемся мы с вами. На страницах романа мелькнули «тенистые, переливавшиеся над улицей деревья»; «замысловатые, в большинстве деревянные домишки», больницы, старые театральные афиши, колодцы. И так же взорван мост (железнодорожный мост в Перми взрывали в 1919 г), и так же величава, как Кама, «большая судоходная река» Рыньва. И, наконец, романный Юрятин – это реальная Пермь еще и потому, что и тот и другой город – на горе. Ведь корень «юр», по словарю В.И.Даля, – бойкое место на холме; в коми-пермяцком языке «юр» – вершина, верх, верхушка, а слово Пермь, по одной из этимологических версий, – от слова Парма – «гористая местность, поросшая лесом».

 

Есть и другое обоснование пермского происхождения имени романного города:

 

И все же Пермь и Юрятин – два разных города: Реальный и Романный; а может быть, две стороны одной медали. Юрятин – мистический, духовный двойник реального жизненного пространства. Этот город станет для Юрия Живаго тем местом на земле, где он испытает чудо истинной, всепоглощающей любви, познает внутреннюю свободу, переживет творческое озарение.

 

Словно предчувствуя это, он с волнением вглядывается в открывшуюся ему картину:

 

-----

1. Е.А. Вердеревский. «От Зауралья до Закавказья». // В Парме. Пермь: 1988, С.110.

2. В.И. Немирович-Данченко. Кама и Урал. С-Пб.: 1904, С.113

3. Д.Н. Мамин-Сибиряк. Старая Пермь. Чердынь: 1994, С.15

4. В.С.Верхоланцев. Город Пермь: его прошлое и настоящее. Пермь: Пушка, 1994. С.188.

5. Прогулки по Старой Перми. Пермь: Юрятин, 1998, С.240.

6. Там же. С.260.

7. В.В. Абашев. Пермь как текст. Пермь: 2000. С. 235.

8. Д.Н. Мамин-Сибиряк. Указ. изд. С.13.

9. Б.Л.Пастернак. «Детство Люверс». М.: 1991, Т.4, С.44

10. Там же.

11. Б.Л.Пастернак. «Доктор Живаго». М.: 1991, Т.3, С.246

12. Д.А.Красноперов. Литературное краеведение. Пермь: 1993.

13. Б.Л.Пастернак. «Доктор Живаго». М.: 1991, Т.3, С.246.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: