Каюсь, мои намерения детально изучить тургеневский Париж осуществлены не были, потому что… меня с первой минуты пленил и не отпускал сам Париж.

 

Тематически двигаться по городу можно, когда ты его уже знаешь, насытился, насладился. А пока этого не произошло, город ведет тебя сам, и ты благодарно и безраздельно ему подчиняешься.

 

Правда, я целенаправленно пыталась попасть в библиотеку имени И.С.Тургенева, которая, по моим сведениям, находится по адресу: rue de Valence, 11, пятый округ, метро Gobelins.

Однако, не без труда найдя улицу, на которую меня долго не могли вывести даже встречные парижане, уткнулась в глухую дверь с кодами и без вывески. О том, есть ли в этом подъезде библиотека, не знают ни соседи, ни хозяева кафе напротив.

 

И все-таки тургеневский Париж я видела. Потому что это просто – Париж. Тот самый Париж.

И теперь я не только знаю, но и, кажется, лучше понимаю, чувствую, что происходило с Тургеневым в те его три французских года, когда он впервые приехал сюда.

 

Знаменитая фраза из письма Хемингуэя полностью звучит так:

«Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж – это праздник, который всегда с тобой».

 

Мне кажется, увидеть в молодости Париж – значит по-другому, иначе, чем без Парижа, прожить жизнь.

 

Тургенев приехал сюда молодым. Его привела во Францию любовь. И именно любовь была его праздником и его страданием, о ней, а не о Париже были им написаны здесь самые сокровенные эпистолярные строки.

 

Но этот город, прекраснейшая из всех возможных рам для любви, питал Тургенева-художника своей красотой, давал Тургеневу-мыслителю пищу для ума и воображения, насыщал Тургенева-гуманиста воздухом свободы, которой не было дома.

 

Полине Виардо. Париж, 14 декабря 1847 года:

 

«Вот уже два или три дня у нас здесь стоит чудесная погода. Перед обедом я совершаю большие прогулки по Тюильри. Я смотрю там, как играет толпа детей, прелестных, как амуры, и так кокетливо одетых! Их детски-важная приветливость, их розовые щечки, пощипываемые первыми зимними холодами, спокойный и добрый вид нянек, чудное красное солнце из-за высоких каштанов, статуи, дремлющие воды, величественный темно-серый цвет Тюильри – все это мне бесконечно нравится, успокаивает и освежает меня после утренней работы. Я мечтаю там – не смутно, по-немецки, – о том, что я делаю, что буду делать… Я никогда не пропускаю случая (то есть в те три или четыре раза, что я там был) пойти проведать льва Бари, который находится у самого входа в Тюильри, со стороны реки, – это моя любимая группа» (1, 447).

 

В 1847 году Тюильри был еще садом при дворце, построенном для Екатерины Медичи, матери Карла IX, в XVI веке из черепицы, tuile – отсюда Тюильри. Здесь в июне 1782 г. был застигнут революционной толпой и подвергнут издевательствам Людовик XVI. В 1880, когда это было уже здание Конвента, сюда вселился Наполеон и вплоть до 1870 г. дворец был резиденцией главы государства.

 

В мае 1871 года, еще при жизни Тургенева, во время Парижской Коммуны, дворец был сожжен, позже на его месте разбили парк по плану, созданному еще Екатериной Медичи и ее архитекторами.

 

Эта арка открывает парк с востока, со стороны Лувра.

 

  

Панорама Тюильри со стороны Сены. На переднем плане – «огород» с пахучей лавандой, дальше – озеро («дремлющие воды»), вокруг которого на стульчиках отдыхают, загорают, работают (удобно устроившись с ноутбуками), перекусывают (рядом продается замечательное мороженое) горожане.

За деревьями сада видны верхние этажи и мансарды улицы Риволи.

 

  

Скульптур здесь много.

Вот, например, одна из самых выразительных – Медея со своим несчастными детьми:

 

 

А эта замечательная группа парит над роскошными воротами в парк со стороны площади Согласия:

 

  

В самом парке немало образцов современного искусства. Есть любопытные и вполне органичные относительно окружающего пространства.

 

 

 

 А есть, например, такой вариант:

 

  

При всем желании, не могу увидеть здесь ничего, кроме непомерно увеличенной и переведенной в камень детской пластилиновой заготовки.

 

Любимый тургеневский лев работы скульптора Бари переселился в Лувр:

 

 

 

Борис Зайцев описывает скульптуру так: «В юго-западном углу Тюильри, недалеко от оранжереи и Площади Согласия, на террасе вдоль Сены стоит каменный лев — Бари. Он наступил на змею, жалящую его в лапу, исказился весь от боли, извивается, и не то он ее раздавит, не то сам погибнет»¹.

 

Этот образ глубоко созвучен мироощущению и художественному миру Тургенева.

 

Детей в Тюильри по-прежнему много. Правая терраса, которая в давние времена была местом игр королевских детей, теперь пестрит и манит аттракционами, некоторые из которых и для взрослых – серьезное испытание нервов и физической выносливости:

 

 

Из XIX века и почти из-под колеса обозрения на современное развлекательное буйство строго взирает министр образования Франции Жюль Ферри, по инициативе которого было введено всеобщее обязательное начальное образование. Благодарные подопечные тоже запечатлены на этом памятнике.

 

 

 

В глубине сада, напротив памятника Шарлю Перро, резвятся дети помладше:

 

 

 

 

Из Тюильри открывается вид на place de la Concorde – площадь Согласия.

 

 

Египетский, или луксорский, обелиск появился в центре площади в 1831 году. Изначально, с 1755 г., там располагался памятник Людовику XV, во время Великой Французской революции на этом месте была водружена гильотина, на которой казнили Людовика XVI, Марию-Антуанетту, а затем Дантона и Робеспьера.

В 1795 г. Площадь Революции была переименована в Площадь Согласия в честь достижения мира между сословиями.

 

А 15 мая 1848 года здесь разыгралась очередная историческая драма, свидетелем которой стал Тургенев.

 

«…я поместился на ступенях церкви Мадлены», – рассказывает он в подробном письме к Полине Виардо о событиях 15 мая.

 

На фотографии портик Церкви Святой Марии Магдалины виден между зданиями:

 

 

Главное место действия – бывший Бурбонский дворец – находится на противоположной стороне площади, и Тургенев, чтобы видеть происходящее в подробностях, «спустился со своей вышки и пошел вдоль процессии, которая остановилась у самой решетки здания Палаты. Вся площадь Согласия была запружена народом».

 

Это здание Палаты – Национального собрания, куда 15 мая 1848 г. устремились участники шествия, демонстрирующие свою солидарность с польским национально-освободительным движением:

 

 

 

В какой-то момент по толпе пронесся слух, что здание захвачено. «А между тем, – свидетельствует Тургенев, – Собрание снаружи не представляло ничего необычайного; стража его сторожила, как будто ничего не произошло».

 

Толпа, томясь в ожидании решительных событий, жила своей жизнью: «Поразило меня <…>, с каким видом разносчики лимонада и сигар расхаживали в толпе: алчные, довольные и равнодушные, они имели вид рыболовов, которые тащат хорошо наполненный невод».

 

Тем временем «легион национальной гвардии медленно углубился в авеню Елисейских полей и перешел Сену по мосту, находящемуся напротив Дома Инвалидов. Вот этот-то легион напал на мятежников с тыла и вытеснил их из Собрания».

 

Сегодня берега Сены перед Домом Инвалидов соединяет «русский» мост, построенный Николаем II, открытый в 1900 г. накануне Всемирной выставки и названный в честь Александра III. Это самый торжественный и богатый из всех парижских мостов.

 

 

 

В тени Елисейских полей я, было, обнаружила материальный след присутствия здесь Тургенева в 1848 г. – однако это оказалось ошибкой, за Тургенева я издали приняла Альфонса Доде – очень похожий абрис головы, да и поза подходящая:

 

 

Личная причастность к историческим событиям 1848 г. для Тургенева была очень важна.

В эти три первые французские года создавались «Записки охотника» и вырабатывались ориентиры для будущих, еще даже не задуманных романов.

 

Из письма к Виардо: «…что очень удивило меня самого, это было сознание невозможности дать себе отчет в чувствах народа в подобную минуту; честное слово, я не был в состоянии угадать, чего они хотели, чего боялись, были ли они революционерами, или реакционерами, или же просто друзьями порядка. Они как будто ожидали окончания бури. А между тем, я часто обращался к рабочим в блузах… Они ожидали… они ожидали!.. Что же такое история?.. Провидение, случай, ирония или рок?..» (1, 464).

 

История не давала ответов, но творилась на глазах и задавала вопросы. Это была не только французская история. Резонансом революции 1848 г. в Париже станет дело петрашевцев в Петербурге. А оно, в свою очередь, предопределит судьбу и характер творчества главного тургеневского недруга-оппонента в русской литературе – Достоевского.

 

Но Тургенев об этом еще не знает, как не знает об этом никто.

 

Пока он жадно впитывает парижский воздух и парижский пейзаж:

 

«Ясно видишь его высокую фигуру, с палкой, вот прогуливается он в одиночестве по террасе — за рекой дымно-розовеют облака, ползут по воде баржи. В вечереющем небе сквозь тонкие и голые ветви каштанов сухо, изящно вздымается купол со шпилем Инвалидов, темнеет благородный фасад Бурбонского дворца»².

 

Тургенев смолоду, несмотря на охотничью закалку, часто болел, в «чужом» Париже это переживалось острее. Отсюда – эти строки от 10 января 1849 г.:

 

«В парижском воздухе, должно быть, заключается что-то неприятное для моих нервов. Злодейский Париж! А все-таки я его люблю» (1, 468).

 

Это письмо пишется в Версале, где Тургенев «немножко скучает», но, как обычно, много работает. Далее следует ответ на еще не заданный, но естественный в этой ситуации вопрос:

 

«Не ожидаете ли вы, что я вам сообщил что-нибудь о Версале? да? Ну, вы ошибаетесь. Вы знаете мою любовь к неожиданному, а здесь я мог бы повторить лишь истертые до основы суждения, которые все и слышали, и повторяли тысячу раз. Впрочем, если я напишу вам следующие слова: величие, уединение, безмолвие, белые статуи, голые деревья, обледенелые фонтаны, великие воспоминания, длинные пустынные аллеи – при помощи этих слов, которые вы можете пересыпать, как камушки калейдоскопа, – с вашим воображением и вашим умом (о! о!) вы сами будете вполне в состоянии сказать себе всё, что я мог бы вам написать, и еще в тысячу миллионов раз лучше (спешу прибавить эти последние слова, иначе моя фраза стала бы фатовской до ужаса), если вы не предпочтете заняться чем-нибудь другим, чего не могу вам не посоветовать» (1, 469).

 

Версаль огромен, роскошен и очень фотогеничен.

 

 

 

 

И прекрасных «белых статуй» не счесть…

 

   

 

… и «длинные пустые аллеи», несмотря на нашествие туристов, в вашем распоряжении – потому что в большинстве своем туристы устремляются во дворцы.

 

Но гулять по таким аллеям мне не понравилось: непроницаемые ровные зеленые стены по обеим сторонам (на фотографии это хорошо видно впереди), пыльные дорожки и – о-о-очень большие расстояния.

 

 

Король-Солнце Людовик XIV Версалем демонстрировал свою абсолютность. Наглядное воплощение идеи абсолютизма, безусловно, получилось. И поэтому в Версале, на мой вкус, все слишком огромно, слишком помпезно (в главном дворце) и – некомфортно, неуютно.

Мне там все время по контрасту вспоминалось Царское Село, которое пленяет элегантностью, изысканностью – чувством меры  и – гармонией между дворцом и парком.

 

В отличие от главного версальского дворца, Большой и Малый Трианон окружены более естественным, лирическим ландшафтом на английский манер, здесь как-то домашней, теплей, и в залах и комнатах чувствуется женский вкус и женское умиротворяющее начало.

 

 

 

 

Но Тургенев гуляет не по дворцам, а по пустынному зимнему парку и предается «великим воспоминаниям».

О чем?

О преходящей земной славе?

Об ужасной участи тех, кто считал свое могущество несокрушимым?

А в общем, по-видимому,  все о том же: «Что же такое история?.. провидение, случай или рок?»…

 

_______

^1. Борис Зайцев. Жуковский. Жизнь Тургенева. Чехов. М.: Дружба народов, 1999. С. 237.

^2. Там же

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: