Что мы видим первым делом, когда знакомимся с человеком? Собственно, его лицо, портрет. Насколько он важен для нас? «С лица воды не пить», - говорит пословица. Каждый слышал ее, а может, и употреблял сам. Отличнейшая, очень удобная ложь. Лицо, одежда, жесты – все пустое, внешнее, наносное, не имеющее значения? «Оно лишь скрывает мой богатый внутренний мир», - так принято говорить. Но возможно ли это, что за хмурыми складками бровей и застывшими вниз уголками рта кроется добродушный весельчак? Возможно, что судорожно дергающий пуговицы собеседник спокоен? Как-то не верится, что за хищным прищуром колючих глаз, за остро заточенными ногтями (чтоб не сказать когтями) современной модницы кроется милая скромная девушка. Так и хочется сказать: «Извините, я слишком много читала». Литература научила, что просто так ничего не бывает, что на все есть причина и у каждой причины – следствие. Литература учит, наглядно и просто, - любая черта найдет свое внешнее выражение: мимика оставит следы нитями морщин на лице, привычное настроение складывается в излюбленную позу, в привычный жест, в манеру говорить.

 

Создавая литературное произведение, автор тщательно подбирает портретные характеристики каждого героя, каждую линию, каждый оттенок, чтобы мы могли точнее и глубже понять, что же он из себя представляет. Жизнь отличается лишь тем, что здесь каждый сам себе автор.

Литература представляет образы, а одним из важнейших способов предъявления образа является портрет. И он же, портрет, один из способов проникновения в суть текста.

 

Роман Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» даже с натяжкой нельзя назвать малоизученным. Он привлек к себе внимание большого количества читателей, литературоведов, критиков с разными точками зрения на его смысл и содержание, разными методами исследования и совершенно разными, нередко взаимооисключающими, выводам. Удивительная особенность романа состоит в том, что опубликованный почти полвека назад, он до сих пор рождает сомнения, споры и противоборство мнений.

 

Однако, как это ни удивительно, мы сумели выбрать тему малоизученную. В ходе анализа критической литературы о романе мы пока не обнаружили исследований, специально посвященных данной теме и черпали информацию из эпизодических замечаний и наблюдений в работах, касающихся других аспектов романа. Наша работа не охватывает всего изобилия научно-исследовательских работ, созданных на материале «Мастера и Маргариты», мы находимся в начале долгого пути и не претендуем на окончательность выводов.

Тем не менее, надеемся дополнить и расширить представления о романе «Мастер и Маргарита», раскрывая особенности изображения персонажей и их роль в тексте.

 

Всю изученную нами литературу, так или иначе затрагивающую сферу наших интересов, можно условно поделить на два больших пласта:

- работы, содержащие систематизацию героев по различным основаниям;

- работы, обращающие внимание на портретные характеристики в романе.

 

Среди работ первой группы нам показались наиболее интересными исследования В.М. Акимова, Б.В. Соколова, И.И. Виноградова, Л. Скорино.

 

В.М. Акимов в работе «Свет художника, или Михаил Булгаков против дьволиады» предлагает систематизацию, основанную на разделении пространства романа на три взаимосвязанные части. Автор выстраивает эти части в виде иерархии уровней: «Условно говоря, это “низ” (синонимы: тварное, телесное, плотское, земное, материальное начало, “тьма”, “мрак”)», - к этому уровню Акимов относит свиту Воланда, но не его самого, и круг московских обывателей. Следующая часть иерархии - «“середина” (синонимы: порядок, ритуал, соблюдение условностей, соответствие системе)», эту нишу занимают герои, отягощенные разумом и житейским опытом: Понтий Пилат, Стравинский, Воланд; «“верх” (синонимы: истина, добро, духовность, “свет”)», - представлен только одним героем: «Иешуа Га-Ноцри - средоточие самых заветных и глубинных надежд русского писателя Михаила Булгакова»¹, - пишет Акимов.

 

И.И. Виноградов в работе «Завещание мастера» делит героев на две группы в зависимости от их внутреннего наполнения, мировоззрения, мировосприятия. Причем Воланд и его свита вынесены за рамки этого разграничения. Они не участвуют в событиях, а создают условия «игры», задают правила. Первая группа – «сатирическая массовка, представители, как сказал бы современный социолог, обыденного сознания, массовой психологии». «Это среда бездуховности – обывательский мир, не имеющий никакой внутренней опоры в самом себе, мир, целиком состоящий из внешних, окружающих человека по прихоти судьбы обстоятельств, в которых человек не волен»². Вторая группа разительно отличается от первой. Автор считает, что это «любимые герои Булгакова – настоящие, не нуждающиеся в снисхождении и благотворительности, гордые люди, люди, сумевшие завоевать уважение самого Князя Тьмы». Виноградов считает такими героями мастера и Маргариту: «Перед нами люди, а не марионетки судьбы и обстоятельств. Они бессребреники, у них ничего нет, для них тоже рухнул мир привычных представлений, и ничего не знают они о том, что их ждет впереди – ни тогда, когда отправляются в свой подвальчик, ни тем более тогда, когда Азазелло приглашает их “на прогулку” с дьяволом. Они в вакууме – вакууме судьбы, обстоятельств, представлений о реальности. И смотрите – они целы, они не рассыпались, не исчезли как личности, и Булгаков, возвратив Маргариту в подвальчик и рассказав, как провела она этот первый вечер над рукописью возвращенного романа, сообщает: “Интересно отметить, что душа Маргариты находилась в полном порядке… Знакомство с Воландом не принесло ей никакого психического ущерба. Все было так, как будто так и должно быть”»³.

 

Л. Скорино в статье «Лица без карнавальных масок» не дает четкой классификации персонажей, но, тем не менее, указывает, что мир романа разделяется надвое: мир фантастический и прозаический: «Внезапно как бы перекрещиваются, совмещаются два мира – реальный с его повседневностью, и фантастический – мир духов, волшебников, чудес», а герои делятся на «людей действия, реального дела» и «гуманистов и мечтателей»: фантастическим героям романа противостоят люди деловые, прозаические, такие как Михаил Александрович Берлиоз или поэт Иван Бездомный». К людям действия Л. Скорино относит героев «древних глав»: «Понтий Пилат, молчаливый кентурион Марк Крысобой, будущий евангелист Левий Матвей» и противостоит им «гуманист и мечтатель Христос, или Иешуа Га-Ноцри». В реальной же Москве это образ «такого же доброго, странного, почти безумного философа»⁴, - мастера.

 

Б.В. Соколов в книге «Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» описывает сложную структуру персонажей, построенную на разделении пространства булгаковского романа на три мира: «ершалаимский», «потусторонний» и «московский». В каждом из миров – «своя шкала времени» и свой ряд персонажей, «причем представители разных миров формируют своеобразные триады, объединенные функциональным подобием и сходным взаимодействием с персонажами своего ряда»⁵, а также сходными портретными характеристиками. Соколов выделяет семь триад, наиболее значительной из которых считает триаду – «прокуратор Иудеи Понтий Пилат – «князь тьмы» Воланд – директор психиатрической клиники профессор Стравинский», так как благодаря данным героям в каждом из миров происходит развитие событий. Затем автор выделяет одну диаду, которая состоит из Иешуа Га-Ноцри и безымянного мастера. И одну монаду – Маргариту, которая «действует во всех трех мирах романа»⁶.

 

Еще раз подчеркнем, что это не полная картина, а та ее часть, которую нам пока удалось разглядеть.

 

Что касается собственно портрета, то он так же неоднозначно воспринимается исследователями, как и вся система персонажей.

Мнения А. Вулиса и В.М. Акимова совпадают в оценке генеалогии и композиции портрета. Вулис считает, что перед нами «портрет, собранный по кускам из старых [образцов]: где-то по принципу “наоборот”, “от противного”, а где-то на компромиссных началах, но в основном – по фасонам классики»⁷.

А В.М. Акимов пишет: «Все бесы – ряженые. Их всех можно, как в “конструкторе”, собрать из готовых, взятых напрокат деталей, ”узлов” <…>, вне театра, вне ролей, амплуа – они просто не существуют…»⁸.

Однако функцию портрета эти два автора оценивают по-разному. Согласно утверждению Акимова, герои, составляющие свиту Воланда, «делают “низ” внешне привлекательным, наряжают и маскируют его»⁹. «Маска? Никоим образом»¹⁰, - говорит Вулис.

 

Сходной с В.М. Акимовым точки зрения придерживается П.В. Палиевский: «даже лица у него (Воланда) собственного нет. Оно всегда только сгущение свойств того, у кого он обезьянски поднабрался. Иногда только что, или давно, так что мы успели позабыть, откуда награблен его реквизит – шпаги, плащ и шляпы с пером»¹¹.

Похожих мнений придерживаются Л. Скорино и П. Андреева. Оба исследователя соотносят портреты булгаковских героев с гротескной живописью средневекового художника Иеронима Босха. О персонажах, составляющих свиту Воланда, Л. Скорино пишет: «наивны и гротескны они, словно сошли с картин Иеронима Босха. Гротеск, карнавал, комедия дель арте». Но отмечает, что и «реальные герои у Булгакова подчас столь же гротескны и причудливы, что и сказочные»¹². П. Андреев отмечает: «так сочны краски, так плавно и гармонично их сочетание, столь ощутима прозрачность тонов – как и у Босха, хочется сравнить…»¹³.

 

Таким образом, в рассмотренных нами работах художественный мир романа делится на два (Скорино и Виноградов) или три (Акимов и Соколов) пространственных пласта с соответствующей систематизацией персонажей. В других случаях исследователи применяют критерий «нравственно-безнравственно» (что довольно субъективно) и на его основе производят деление персонажей. Нам кажется наиболее приемлемой из рассмотренных классификация Соколова. Она строится на нескольких основаниях: автор использует одновременно и портрет героев, и функциональные особенности персонажей, и уровень, на котором действует герой, что, как нам кажется, позволяет создать более или менее объективную картину.

 

Относительно портрета все так же неоднозначно. Даже когда исследователи сходятся во мнении о способе изображения, они все же по-разному трактуют его выбор. Один и тот же способ А. Вулис считает выражением соотнесенности героев с предыдущей историей литературы, утверждением их некоей «историчности», а П.В. Палиевский и В.М. Акимов свидетельством того, что герои не имеют ничего собственного и, следовательно, не существуют вовсе, а лишь отражают пагубные свойства человека вообще и человечества в целом.

 

 

Теперь суммируем некоторые собственные наблюдения.

 

 

Галерея персонажей такого сложного, неоднозначного, спорного романа как «Мастер и Маргарита» выглядит неоднозначно, насыщенно, объемно и красочно.

Разнообразие характеристик, рассыпанных в тексте, поражает.

Целенаправленное, концентрированное рассмотрение портретной галереи романа рождает новые мысли.

 

За ключевые основания для систематизации мы взяли: количество портретных характеристик одного и того же героя в тексте и изменяемость (или неизменность) этих характеристик.

 

У нас получилась следующая схема:

 

 

 

 

Рассмотрим получившуюся структуру на примерах.

 

 

Алозий Могарыч: «растерянный и очень близкий к умоисступлению гражданин в одном белье, но почему-то с чемоданом в руках и в кепке», «от страху человек этот трясся и приседал».

 

Анна Ричардовна: «красавица», «весь подбородок Анны Ричардовны был вымазан губной помадой, а по персиковым щекам ползли с ресниц черные потоки раскисшей краски», «распялив совершенно потерявший всякие очертания рот, завыла».

 

Мнимый иностранец в торгсине: «низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках, в новенькой шляпке, не измятой и без подтеков на ленте, в сиреневом пальто, лайковых рыжих перчатках», «висящие щеки и бегающие глаза», плешивая голова.

 

Человек, входящий в Грибоедов перед Коровьевым и Бегемотом: «пропустили какого-то писателя в сером костюме, в летней, без галстуха белой рубашке, воротник которой широко лежал на воротнике пиджака и с газетой подмышкой».

 

Эти портреты призваны дать нам исчерпывающую информацию о персонаже. Кто ж виноват, что таким скудным багажом сия персона исчерпывается? У нас не возникает никаких сомнений относительно душевных и нравственных качеств женщины, которая змеей выскальзывает из-за двери, да еще и глаза ее горят волчьим огнем. Или тот самый писатель, серый и обыденный, как и его костюм, вся писательская сущность которого заключается в удостоверении. Заниматься делом он не собирается – он газетку почитает.

 

 

Арчибальд Арчибальдович: «черноглазый красавец с кинжальной бородой и во фраке» (в начале романа) - «белая фрачная грудь и борода флибустьера» (перед пожаром в Грибоедове).

 

Левий Матвей: «был черен, оборван, покрыт засохшей грязью, смотрел по-волчьи исподлобья» (в разговоре с Пилатом) – «вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в хитоне», «исподлобья недружелюбно глядя на Воланда» (в финале на Воробьевых горах).

 

Почему встреча с нечистой силой не оказывает на этих героев влияния? Им все «как с гуся вода», тогда как для многих товарищей эта встреча стала роковой и, в прямом смысле слова, свела их с ума. Можно ли сказать, что они достаточно здравомыслящи, чтобы принять «невозможные» события как нечто само собой разумеющееся?

 

 

Финдиректор Римский: «как будто еще более похудел и постарел, а глаза его в роговой оправе потеряли свою обычную колючесть, и появилась в них не только тревога, но даже как будто печаль» (с Варенухой, после исчезновения Степы Лиходеева) – «этот трясущийся от страху, психически расстроенный седой старик, в котором очень трудно было узнать прежнего финдиректора», «с трясущейся головой» (после встречи с Геллой и Варенухой, ставшим вампиром).

 

Степа Лиходеев: «с опухшей, покрытой черной щетиною физиономией, с заплывшими глазами, в грязной сорочке с воротником и галстуком, в кальсонах и носках» (утро перед появлением Воланда) – «молодой гражданин, дико заросший щетиною», «с воспаленными и испуганными глазами», «в папахе, в бурке поверх ночной сорочки, в синих ночных кожаных новеньких, только что купленных туфлях» (по возвращении из Ялты).

 

К этому ряду относятся герои, на которых по-разному подействовала встреча со свитой Воланда. Для абсолютного большинства она закончилась свиданием с доктором Стравинским. Легко было бы назвать этих персонажей слабыми, не справившимися с жизнью, которая оказалась куда интереснее, чем они предполагали, и не уложилась в установленные рамки. Но пока мы не делаем выводов. Можно ли считать их «наказанными» Воландом? Справедливо наказанными? За филистерство, обыденность, ограниченность – или причина иная?

 

Повторяющиеся, но не изменяющиеся портреты принадлежат свите Воланда и ему самому. Их портреты очень подробны, наполнены многочисленными живописными деталями. Но к концу романа мы можем наизусть пересказать, как выглядел каждый из этих персонажей. Это обусловлено именно тем, что раз от раза портрет не меняется, он статичен. Только в финальном полете, когда герои покидают Москву, их облик преображается. Но он не эволюционирует, а меняется коренным образом – «все обманы исчезли».

 

Что же получается? Московские их лица действительно были только маски? Перед нами нечисть - эти герои не живы, иначе их бы не величали нежитью. Конечно, они и не мертвы, но могут ли изменения коснуться их? Им сотни, тысячи, а в случае Воланда вообще страшно предположить сколько лет. Человеческому глазу не доступно увидеть эти перемены, даже если они есть. Мы видим горы, моря и целые континенты. Мы знаем, что они меняются, но нам, со всей мимолетностью нашей жизни, не дано воочию увидеть движение материков.

 

 

На данный момент мы обнаружили три таких портрета – это Иван Бездомный, Понтий Пилат и Маргарита. Перемены во внутреннем состоянии героев отражаются в их жестах, мимике, взгляде, движениях.

 

Рассмотрим это положение на примере Ивана Бездомного. Проследим его облик от начала описываемых событий до конца.

Итак: «плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылке клетчатой кенке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и черных тапочках», «бойкие зеленые глаза» (на Патриарших прудах);

 

«полосатые кальсоны, рваная толстовка, свеча, иконка и коробка спичек», «он был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стершимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах», «правая щека Ивана Николаевича была свежее изодрана» (таким видят Ивана завсегдатаи Грибоедова);

 

«он увидел лежащего на кровати, побледневшего и осунувшегося молодого человека, с глазами, в которых читалось отсутствие интереса к происходящему вокруг, с глазами, то обращавшимися куда-то вдаль, поверх окружающего, то внутрь самого молодого человека», «равнодушие чувствовалось и во взгляде Ивана и в его интонациях» (после посещения мастером, в больнице Стравинского);

 

«человек лет тридцати, тридцати с лишним», «рыжеватый, зеленоглазый, скромно одетый человек», «и возвращается домой профессор уже совсем больной», «проснется с мучительным криком, начнет плакать и метаться» (после всего произошедшего).

 

В конце романа перед нами предстает уже иной герой, иное даже его имя – Иван Николаевич Понырев. Произошедшее не прошло бесследно. Герой эволюционировал. Он уже не «поэт», пишущий «дурные стихи». Теперь он – «сотрудник Института философии и истории, профессор». Почему же он болен каждое полнолуние? Этого пока сказать не беремся. Но кажется уместным привести здесь поговорку: «многие знания – много печали».

 

Возможно, только героев, входящих именно в этот класс, и будет справедливо считать живыми. Ведь жизнь не мыслима без движения и развития, эволюции. Жизнь немыслима в статике.

В дальнейшем этот вопрос мы рассмотрим подробнее.

 

Мы далеки от выводов и не претендуем утверждение истины. Ответов нет, вопросы множатся. Мы в поиске, на зыбкой, непредсказуемой дороге, но тем увлекательнее путь.

 

 

 

_______

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: