Журнал - Интернет-журнал "Филолог"

Главная > Выпуск № 25 > «Метель»: Театральная фантазия на тему Пушкина с участием Гоголя и при посредстве Сигарева.

Галина Ребель

«Метель»:

Театральная фантазия на тему Пушкина

с участием Гоголя и при посредстве Сигарева

Galina Rebel

«The Blizzard»:

Theatrical fantasy on the theme of Pushkin

with participation of Gogol and by way of Sigarev

The article is the review about the performance in Perm Theatre-Theatre. The basis for performance is the short novel «The Blizzard» by Alexander Pushkin, which was turned into the play more than ten years ago by Vasily Sigarev. By now it has been staged by a young director Alexey Lobachev at the small stage of the Perm Theatre-Theatre - Stage-Molot.

Unlike the play, which conveys the atmosphere and the style of work by Pushkin not quite precisely in terms of plot and style, the performance has turned out to be hilarious and interesting and due to it «got» into the primary source. The script extension has become successful owing to including into it Pushkin and Gogol as characters in the play and also the fragment from the tale of Captain Kopeikin.

The good acting, interesting scenography also contributed to the performance success.

Вот они – все трое:

белоснежный, одновременно зимний («Метель»!) и ангелоподобный Пушкин (Владимир Чуистов), с красными бакенбардами, которыми снабдил его задолго до этой премьеры на своих рекламных листовках и вестибюльных раскрасках Театр-Театр, последовательно выдерживающий курс на интригу, эксперимент и эпатаж;

ученик и антипод Пушкина, уведший русскую литературу в прямо противоположную, «натуральную», сатирическую и одновременно мистическую сторону, – темный, загадочный Гоголь (Дмитрий Васев);

а с портрета на стене за метельной круговертью наблюдает снабженный для такого случая котелком и все теми же красными бакенбардами Сигарев, пьеса которого, написанная «по мотивам» пушкинской «Метели», легла в основу спектакля, поставленного Алексеем Логачёвым на малой сцене ТТ – Сцене-Молот.

Символично получилось: Пушкин и Гоголь, хоть как их видоизменяй, – живые, вездесущие, всегдашние. Современный автор пока еще не столь любезен народу, чтобы быть явленным во плоти наравне с классиками.

Надо сказать, что текст сигаревской пьесы весьма несовершенен, в частности потому, что имитирует не пушкинскую, а скорее фонвизинскую стилистику – точнее, стилистику героев «Недоросля».

Вот, например, фрагмент диалога родителей Марьи Гавриловны, обсуждающих настроение дочери в связи с тем, что ее возлюбленный Владимир Николаевич не явился на бал:

«Прасковья Петровна: …Говорит, будто догадалась, что не пригласили мы его.

Гаврила Гаврилович: И пущай. Оно и к лучшему. Может, поймет в конец, что не пара он ей. Вона сколь женихов, пущай выбирает кого хотит. Для того и балу учинили. (Молчание.) И пущай. Пущай догадалась. Хоть теперича знает нашу волю.

Прасковья Петровна: А ежели чего сделать удумает?

Гаврила Гаврилович: Я ей удумаю!

Прасковья Петровна: А как сделает?

Гаврила Гаврилович: Господь с тобою, Прасковья Петровна. И думать не смей про такие страсти. От одной мысли душа индевеет. Чего токмо не родит язык твой бескостный»¹.

Родители Марьи Гавриловны отнюдь не фонвизинские Простаковы, от которых их отделяет целая культурная эпоха, и сама Маша не только не митрофанушка в юбке, а образованная, выросшая на французских романах барышня. У Пушкина даже родители Петруши Гринева («Капитанская дочка»), исторически гораздо более близкие Простаковым, выражаются вполне литературно, так что все эти «вона», «хотит», «теперича», «балу учинили» и т.п. очень режут слух.

Постмодернистские игры играми, но именно Пушкин дал нации литературный язык, и вряд ли стоило так коверкать «под старину» речь героев «Метели».

Еще существеннее расхождения психологические: в повести начитавшиеся сентиментальных романов молодые люди предписали «доброму» Гавриле Гавриловичу Р. и его супруге роль «жестоких родителей» – без этого романический сюжет тайного венчания был бы невозможен, однако развернувшиеся далее события наглядно демонстрируют, что Машины родители – люди действительно добрые, безгранично любящие свою дочь (которая, между прочим, платит им взаимной привязанностью) и на все согласные ради ее счастья.

И уж совсем никак не вяжется с пушкинским вариантом поведение Прасковьи Петровны (Татьяна Синёва), которая неожиданно обнаруживает манеры и намерения гоголевской городничихи Анны Андреевны, готовой дать фору дочери по части заигрываний с молодыми людьми.

То-то Гоголь-Васев, с одной стороны, время от времени по-воландовски вздымает полы своего черного плаща, с другой – преданно заглядывает Пушкину в глаза, а с третьей – лукаво улыбается: вы, мол, думаете, что это Пушкин, – ан нет, на самом деле, это уже я, Гоголь!

А Пушкин-Чуистов все больше хмурится и недоумевает – вроде как чувствует (предвидит) подмену.

Судя по всему, режиссер, прельщенный возможностью поиграть в «Метель», тем не менее, почувствовал, что просто инсценировать сигаревский текст невозможно, ибо произведенные в нем стилистические деформации вкупе с упрощенно-поверхностным пересказом сюжета пушкинской повести вряд ли станут прочным фундаментом для театральной постановки.

Интуитивный ли это был ход, или сознательная стратегия – но Логачев деконструировал сигаревскую деконструкцию «Метели»: он «остранил» пьесу, введя в спектакль не только Пушкина, который, с одной стороны, вроде бы диктует героям, что делать, а с другой – недоумевает по поводу происходящего, но и вообще не предусмотренного Сигаревым Гоголя.

И Гоголь тут как нельзя кстати.

В творчестве своем он трансформировал пушкинскую добродушную иронию в иронию сатирическую, обнажил социальные уродства русской жизни и ее зловещую метафизическую изнанку, – иными словами, в определенном смысле выступил относительно Пушкина как постмодернист-деконструктор, что и делает его появление в таком спектакле закономерным.

Присутствие Гоголя дало действию дополнительные сюжетные возможности: погибший Владимир Николаевич воскресает и является в виде капитана Копейкина, вокруг которого разыгрывается вставная новелла – политический фарс на тему мертвенно-бездушной российской власти. В рамках этого эпизода обыгран и гоголевский «Нос»: все чиновники наделены одинаковыми «носатыми» обличьями-масками.

Одновременно гоголевское присутствие во многом художественно оправдывает трансформации литературного первоисточника, в том числе характеров Прасковьи Петровны и Марьи Гавриловны – последняя хотя и не столь откровенно, как маменька, но моментами тоже смахивает на героиню гоголевской выделки (в частности напоминает дочь городничего Марью Антоновну в исполнении Татьяны Васильевой в давнем спектакле Театра Сатиры).

Да и сам текст пьесы Сигарева стилистически ближе пародийной стихии «Ревизора», чем добродушно-иронической интонации и романтической атмосфере пушкинской «Метели».

Вполне закономерно, что не Пушкин, а именно Гоголь выступает многозначительно-молчаливым партнером сетующей на бесцеремонное обращение с классикой «училки», в которую на время интермедии превращается Татьяна Синева. На большой сцене в спектакле «Географ глобус пропил» ¬ Синева играет завуча Угрозу Борисовну, и завсегдатаи Театра-Театра с удовольствием считывают этот внутритеатральный интертекст, закрепленный в финале, когда у Пушкина в руках вдруг оказывается глобус – еще одна отсылка к самому успешному спектаклю ТТ последних лет и одновременно – вполне допустимая метафора «подлунного мира», в которым по-прежнему живы поэты, а значит, бессмертен Пушкин.

Тем не менее, следует сказать, что желание насытить действие дополнительными аллюзиями и смыслами привело к избыточности отдельных эпизодов и невнятности их:

так, затянута и переусложнена заключительная часть вставной новеллы про капитана Копейкина, где вскользь упомянутая Гоголем «стройная англичанка» выведена на передний план и долго дефилирует по сцене во главе ансамбля иноземных национальных и культурных символов, – смысл этого дефиле непонятен, как не дожата, недообъяснена сценически и трансформация пушкинского бедного прапорщика в гоголевского таинственного персонажа;

перекарикатурена кавалерами в масках с длинными носами и игривость Прасковьи Петровны.

А вот народно-песенное сопровождение «страданий» Марьи Гавриловны уместно и остроумно.

В целом, несмотря на излишнюю карнавальность, постановка получилась веселой и зрелищной.

На сей раз нет претензий к сценической речи исполнителей (это уязвимое место ТТ); артикуляционно внятны и точны, к тому же мимически и пластически выразительны Ирина Мальцева (Марья Гавриловна), Алексей Каракулов (Владимир Николаевич, капитан Копейкин), Валерия Рамазанова (К.И.Т.), Иван Горбунов (Бурмин), Алексей Шумков (Дравин), Валентин Белоусов (Гаврила Гаврилович, генерал-аншеф Такой-то), Алексей Дерягин (Молодцов).

Хорошо держат дистанцию и в то же время целенаправленно «ведут» действие Владимир Чуистов (Пушкин) и Дмитрий Васев (Гоголь).

Актерская игра, режиссерские решения, эффектная сценография (Евгений Лемешонок) во многом скрадывают недостатки пьесы, обогащают ее – в результате получается забавная театральная шутка на тему русской литературной классики и, одновременно, своеобразная реклама последней, что похвально вдвойне.

Заметим, что это уже четвертая с начала сезона премьера в Театре-Театре, и каждый из новых спектаклей позволяет говорить о том, что театр находится в хорошей творческой форме, в энергичном и успешном поиске новых форм, он готов работать в разной стилистике, в разных жанрах, с разными режиссерами и разным сценарным материалом.

Это позволяет надеяться на новые успешные премьеры.

-----

1. Сигарев В. Метель. По мотивам одноименной повести А.С.Пушкина http://vsigarev.ru/doc/metel.html (или)

http://www.theatre-library.ru/authors/s/sigarev_vasiliy

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева

Архив «Филолога»: