Термин дефиниция (от лат. definitio) толкуется как «краткое определение какого-либо понятия, содержащее наиболее существенные его признаки»¹. Под художественной дефиницией (ХД) мы понимаем истолкование одного понятия/явления через соотнесение с другим, возникшее и/или бытующее в сфере словесного художественного творчества: поэзии, художественной прозе, драматургии, киносценариях, фольклорных произведениях, афористике, – а также (иногда) в публицистических текстах. Это образования типа Мир – театр, и люди в нем актеры (Шекспир); Что наша жизнь? Игра! (Пушкин); Россия – сфинкс (Блок); Надежда – мой компас земной (Добронравов); Аляска не штат, а состояние души; О спорт, ты мир!; Слово – не воробей и т. п. ХД обладают целым рядом особенностей как в плане содержания, так и в плане структуры и формы. Кроме того, они способны выполнять функции, не свойственные научным или словарным дефинициям.

 

В ХД нет, как правило, равенства между содержанием дефинируемого (определяемого) понятия и самого определения. Несколько примеров: Есть только миг между прошлым и будущим, / Именно он называется жизнь; Ах, Арбат, мой Арбат, / Ты – моя религия; Кто мы? (люди. – Л.Г.) Волки в овечьей шкуре?!; Хорошая жизнь – это мягкий диван, большой арбуз и интересный роман, который никогда не кончается; Две вечных дороги – любовь и разлука – проходят сквозь сердце мое; Счастье – это когда тебя понимают; Мои года – мое богатство и т. п. Одна из причин указанного неравенства заключается в несоблюдении основного правила построения «обычной» дефиниции – через род и видовое отличие. Как видно из уже приведенных примеров, в ХД не осуществляется процедура определения через родовое понятие. Причины же отступления от этого правила сопряжены (не обусловлены, но сопряжены!) с целой гаммой специфических характеристик ХД как таковой, в частности с особенностями ее порождения.

 

Художественная дефиниция – это акт и факт творчества, причем в момент своего появления ХД, как правило, являются результатом творчества индивида, авторским произведением, и потому субъектное, а следовательно, и субъективное начало в них весьма велико. ХД отражает авторское мировидение, индивидуально-личностные приоритеты, интеллектуальный и художественный потенциал творца и – без чего нет творчества – оригинальность взгляда, нестандартность мышления, неожиданность, парадоксальность ассоциаций, сопоставлений, параллелей. И потому дефиниции одного и того же явления оказываются столь великолепно неповторимыми: Жизнь – игра; Жизнь – игра без рефери (И. Бродский); Жизнь – это репетиция (Л. Додин); Жизнь – это дорога; Жизнь – это миг между прошлым и будущим; Жизнь есть небес бесценный дар (Г. Державин); Жизнь прожить – не поле перейти; Слово – полководец человечьей силы; Слово есть Бог; Слово не стрела, да пуще стрелы разит; Слово не воробей и т. п.

 

Однако, будучи глубоко индивидуализированными, ХД эксплицируют массовые, нередко общечеловеческие представления об определяемом явлении, что позволяет говорить об антиномичности ХД: они индивидуальны, субъективны и в то же время общечеловечны. Именно отражение общечеловеческих характеристик, оценок, интеллектуальных находок, а также отточенная форма выражения способствуют тому, что ХД нередко приобретают статус крылатых выражений, афоризмов, пословиц и поговорок и входят в разряд прецедентных текстов.

 

Отсутствие равенства между определяемым и определением обусловливает и такую особенность ХД, как необратимость, т. е. невозможность поменять их местами. Правда, необходимо уточнить, что мы говорим о внеконтекстной необратимости, в пределах же каждого конкретного текста ХД обратимы: Арбат для Окуджавы есть отечество и отечество есть Арбат, например.

 

Положение о необратимости ХД легко подтверждается многочисленными примерами: весьма высокочастотна дефиниция Жизнь (есть) борьба, но редка Борьба есть жизнь; Красота – это страшная сила, но страшная сила не есть красота; из ХД Животные – это мы отнюдь не следует, что мы суть животные; Язык мой – враг мой, но мой враг вряд ли только язык и т. д. Однако есть случаи, требующие специального обсуждения. Прежде всего, евангельское Слово есть Бог – и Бог есть слово. По нашему глубокому убеждению, приведенное может быть истолковано не иначе, как две самостоятельные дефиниции, глубинное содержание которых отнюдь не идентично. Встретившаяся в наших материалах дефиниция Игра – это жизнь хотя и была в какой-то мере предсказана привычным Жизнь – игра, но никак не может считаться результатом обратного прочтения этого выражения, ибо смыслы этих двух суждений (Жизнь – это игра и Игра – это жизнь) принципиально различны.

 

Более аргументированное подтверждение сказанного возможно в ходе обсуждения следующего вопроса: что является предметом истолкования в ХД? Ответ, предполагающий, что в ХД толкуется слово, отпадает сам собой, как и ответ, гласящий, что предметом определения в ХД является научное понятие. Допустимо, как мы считаем, обсуждение мнения, согласно которому в ХД дефинируется обыденное (бытовое) понятие. Имплицитно осуществив такое обсуждение, мы пришли к выводу, что и последнее мнение неочевидно. Предметом определения в ХД является, по нашему убеждению, культурный концепт, единица «культурно-ментально-языковая»², предполагающая серьезное (воз)действие субъектного начала и функционирующая в сфере культуры³.

 

Поскольку определяемое в ХД есть культурный концепт, постольку определяться он может тоже лишь через культурный концепт. А поскольку к сфере культурных концептов неприложимо лингвистическое понятие синонимии (как, кстати, и антонимии), постольку «обратное прочтение» ХД невозможно в принципе.

 

При всем сказанном, наиболее явственно специфичность ХД проявляет себя в выполняемых ею функциях. Для обычной, не художественной, дефиниции цель и функции во многом совпадают. Ее цель – 1) «формулировать критерии отличия изучаемого объекта от других объектов <...>; 2) формировать значение вновь вводимого знакового выражения или уточнять значение имеющегося выражения <...>»⁴. Как видим, в этом же заключаются и основные функции дефиниции. Плюс к этому необходимо сказать, что поскольку дефиниция зачастую формулируется в процессе научного исследования, она составляет важную часть научных теорий и их фрагментов – и отсюда вытекает еще одна функция научной дефиниции: регистрируя результат изучения нового научного объекта, способствовать внедрению нового научного знания.

 

Цели ХД совершенно иные, основная из них – продемонстрировать индивидуально-личностное представление о каком-либо объекте, авторское видение его, часто оригинальное, неожиданное и несомненно новое сравнительно с общераспространенным. Отсюда – функция, перекликающаяся с одной из функций научной дефиниции, – привнесение в социум нового знания, однако характер этого знания и сфера его распространения иные: здесь знание есть результат художественного осмысления объекта/явления, а сфера распространения значительно более обширна сравнительно со сферой научного знания.

 

Исключительно важная функция ХД – быть одним из источников формирования культурных концептов. По определению Ю. С. Степанова, концепт (реально речь идет о культурном концепте) – это своего рода «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека <...>, тот “пучок” представлений, понятий, знаний, ассоциаций, который сопровождает слово»⁵. ХД, ставшие прецедентными текстами, непосредственно влияют на формирование содержательной стороны концепта. Такие смысловые составляющие концепта жизнь, как ‘игра’, ‘борьба’, ’движение’, или такие смыслы концепта игра, как ‘высокоинтеллектуальная деятельность’ и ‘любая сознательная деятельность’, сложились во многом под влиянием ХД⁶. Более того, изменение «удельного веса» ХД в общественном сознании способно изменить смысловую структуру концепта. Как только общественное сознание признало, «ощутило» приоритетность выражения Вся наша жизнь – игра сравнительно с утверждением Вся наша жизнь – борьба, изменилось содержание трех концептов – жизнь, игра и борьба, изменилась значимость смыслов ‘игра’ и ‘борьба’ в концепте жизнь: ведь если жизнь мыслить как игру, а не как борьбу, то «приглушаются» или даже нейтрализуются такие смыслы, как ‘жестокость’, ‘непримиримость’, ‘возможность смертельного исхода’ и т. п.

 

Ставшие прецедентными текстами ХД, постоянно вращаясь в сфере культуры, способны вызвать к жизни художественные произведения (обычно философски насыщенные), являющиеся результатом новых авторских осмыслений какой-либо истины. Так, в стихотворении Б. Пастернака «Гамлет» («Гул затих. Я вышел на подмостки...») представлено еще одно философско-поэтическое воплощение великой шекспировской дефиниции Мир – театр, а в поэме-мистерии И. Бродского «Шествие» гениально совмещены две художественные дефиниции, определившие ряд основных смысловых составляющих концепта жизнь: Жизнь – игра и Жизнь – движение: жизнь в этом произведении осмысляется как карнавальное (‘игра’) шествие (‘движение’).

 

В монографии Р. С. Спивак «Русская философская лирика. Проблемы типологии жанров»⁷ содержатся данные, позволяющие говорить еще об одной чрезвычайно важной функции ХД. Как указывается в названном исследовании, «одна из специфических особенностей сюжета философской лирики состоит в логике движения авторской мысли <...>. Наиболее распространенный тип этого движения напоминает логическую операцию определения, или дефиницию» (выделено нами. – Л.Г.). По принципу дефиниции или с использованием ХД в качестве важнейшего сюжетно-структурного компонента построены многие стихи Баратынского, Тютчева, Пушкина и др.

 

Подобное движение мысли характерно и для произведений современной поэзии. В качестве примера приведем фрагмент стихотворения В. Долиной «Поэт»:

Поэт – у древа времени отросток.
Несчастный, но заносчивый подросток.
Обиженный, но гордый старичок.
Коры кусок, и ветка, и сучок.
Поэт – у древа времени садовник.
Босой, как нищий, важный, как сановник,
Носящий на груди свою беду,
Просящий «подожди» свою звезду...
Поэт – у древа времени воитель.
Чужой и тощей почвы освоитель.
Поэту поклонялись племена,
Поэту покорялись времена.
Премудрое дитя, худой подросток!
Усохшего ствола тугой отросток...
Судьба твоя кромешна, краток путь.
И все-таки, поэт, у древа – будь!⁸

 

Построение сюжета по принципу дефиниции обусловливает, как пишет Р. С. Спивак, «повышенную емкость и обобщенность сюжетных ситуаций, обеспечивает возможность их многозначного, многовариантного прочтения»⁹.

 

И в завершение: по нашему мнению, есть основания утверждать, что некоторые ХД заключают в себе концепции – философские, социальные, художественные и др. Одной из таковых является дефиниция Вся наша жизнь – игра, вобравшая в себя сформировавшиеся в мировой культуре параллели мир – театр, жизнь – маскарад, жизнь – карнавальное шествие, человек – актер на сценических подмостках (Шекспир, Пушкин, Лермонтов, Пастернак, Бродский и др.), а также распространившееся в самое последнее время утверждение Мир – (это) кино. Колоссальная роль кинематографа в современной культуре позволила последней ХД войти в число прецедентных текстов. Симптоматичен в этом плане следующий частный пример: на последнем по времени Берлинском кинофестивале из уст одного из режиссеров прозвучало: «Жизнь – это нескончаемое кино и вечное преодоление».

 

Таков диапазон (конечно же, неполный и сверхкратко изложенный) возможностей, которыми обладает художественная дефиниция – движитель множества актов и процессов в сфере словесного творчества.

 

-----

1. Большой толковый словарь русского языка. СПб., 1998. С. 255.
2. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 40.
3. Более развернуто о культурном концепте см.: Л. Грузберг. Концепт, или Отчего Америка – концепт, а Финляндия – нет? // Филолог. Пермь, 2002. № 1. С. 58-61.
4. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 460.
5. Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 40-41.
6. Подробнее см.: Грузберг Л. Антиномия // Филолог. Пермь, 2003. № 2. С. 33-34.
7. Спивак Р. С. Русская философская лирика. Проблемы типологии жанров. Красноярск, 1985.
8. Долина В. Виденье о розе. СПб., 1997. С. 76.
9. Спивак Р. С. Указ. соч. С. 23.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: