Русский мюзикл по мотивам романа Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорбленные» – так обозначен жанр спектакля его создателями. Потенциальный зритель, даже совершенно не страдающий особым пристрастием к литературной классике вообще и к «невыносимому» Достоевскому в частности, тем не менее, в девяноста случаях из ста просто за долг почтет в ответ на такую заявку выразить скепсис, а то и возмущение: мюзикл – по Достоевскому?! Каюсь: меня тоже в зрительный зал привели скорее профессиональное любопытство и интересы журнала, взявшего на себя миссию отражения театральной жизни Перми, нежели предчувствие и предвкушение яркого эстетического события. А между тем событие состоялось. Как-то удивительно гармонично, естественно, без насилия над материалом, без натуги и скрипа на стыках разноприродных первоэлементов все совпало: музыка, либретто, режиссерские и сценографические решения, актерские усилия, – и все это попало в точку: в мелодраматический, сентиментальный нерв первого романа Достоевского.

 

Для того чтобы задуманный питерским режиссером Владиславом Пази спектакль состоялся, нужны были соразмерные поставленной задаче соавторы: композитор и либреттист.

 

Музыка Александра Журбина не только точно ложится на материал, на характеры героев, их душевное состояние, на обстановку, в которой происходит действие, – она легко ложится на слух и на душу зрителя. Это легкая для восприятия, с первого раза внятная, доступная и при этом красивая, выразительная, драматическая музыка – музыка, рассказывающая историю и наполняющая ее поэзией.

 

Выстроить историю, то есть создать адекватное первоисточнику и сценически выразительное либретто по роману «Униженные и оскорбленные», было совсем непросто, но Вячеславу Вербину удалось из ветвящегося лабиринта повествования изъять его сюжетно-динамическую составляющую, так что даже не читавший книгу зритель прекрасно разберется в отношениях между героями и в перипетиях их судеб. Стихотворные тексты многих арий заимствуют интонацию и стилистику городского романса, песни, исполнявшейся под шарманку, – то есть популярнейших в XIX веке форм эстетического самовыражения городской бедноты и мещанства. Между прочим, изначальное значение слова «мелодрама» – действо, исполняемое под музыку. Традиционно мелодрамой называется произведение, в котором расхожая житейская коллизия получает сентиментально-лирическое, «слезное» воплощение. Очевидно, что «Владимирская площадь» вполне соответствует и первоначальному, и современному жанровым канонам, но позволительно, как мне кажется, и метафорическое уточнение: благодаря музыке и пению, которые выполняют в спектакле не подсобно-украшательскую, а важнейшую сюжетную, эмоционально-психологическую функцию, можно было бы и самый жанр этого спектакля определить как городской романс.

 

Сам город, выступающий не просто как место действия, но как участник и «провокатор» событий, дан условно-символически (художник-сценограф Александр Липовских): через означенную Храмом и заполненную видоизменяющейся толпой Владимирскую площадь, которая по мере необходимости преобразуется в пивную, притон, ресторан и т. д., вновь и вновь восстанавливаясь в первичном своем качестве; и через черные металлические остовы доходных домов с клетушками убогого частного бытия, по-достоевски обнаженного для стороннего лицезрения и беззащитного перед ним.

 

Действие начинается массовкой – коллективной «атакой» на зрителя площадных нищих, взывающих и требующих «Подайте!», – и этот резкий вступительный аккорд, пожалуй, самая «агрессивная» сцена спектакля, в какой-то мере отсылающая к эстетике знаменитых заморских киношных мюзиклов. Все остальные эпизоды, включая даже сцены в притоне, в ресторане, в самом содержании своем несущие провокативно-эффектное начало, решены камерно. Их зрелищная выразительность призвана не подчинить и завоевать зрителя, а взволновать, тронуть его, личностно приобщить к разыгрывающейся на его глазах драме. И вот тут-то весь успех предприятия оказывается во власти актеров. Вообще все перечисленные выше художественные составляющие спектакля (литературный первоисточник, музыка, текст, сценография) могут сработать, ожить и сложиться в полновесное художественное целое только при условии, если режиссеру удастся их увязать, «сцепить» с актерскими усилиями, если сцена заполнится не механическими исполнителями, каковыми, к сожалению, артисты Пермской драмы порой выступали¹, а соавторами, сотворцами, художниками. И то, что в данном случае это получилось, – событие не менее значительное, чем сам спектакль. Актерский ансамбль в разных своих модификациях – в массовых (хоровых) сценах, дуэтах, соло – работает слаженно, увлеченно, красиво и убедительно. В этом большом музыкальном спектакле нет проходных, неинтересных, блеклых номеров. И групповые, и индивидуальные характеры не только ярко прописаны, но и выразительно, достоверно и очень культурно, стилистически чисто сыграны-спеты.

 

Интеллигентски благороден и практически беспомощен мечущийся между страдальцами Иван Петрович в исполнении Вячеслава Чуистова. Безответно любимая им Наташа романтически приподнята и исполнена достоинства, которое удачно акцентировано покроем одежды, силуэтом (художник по костюмам Мария Брянцева), и в то же время героиня Татьяны Поповой беззащитна перед собственной любовью к недостойному избраннику и перед его расчетливым отцом. Абсолютное попадание в образ хрупкой, порывистой, несчастной девочки-подростка со зловеще-загадочной судьбой демонстрирует исполнительница роли Нелли Ирина Максимкина – даже трудно поверить, что это взрослая актриса; ее высоким, прозрачным, «детским» голосом словно само поруганное детство молит и рыдает. Очень хорош – и фактурно, и исполнительски – Игорь Гладнев в роли князя Валковского. Несомненной актерской удачей стала роль Алеши для Дмитрия Васева, психологически и пластически очень точно воссоздающего незлобивую пустоту своего героя. Интересно решен образ матери Нелли (Евгения Барашкова) – есть в облике и манерах этой жертвы безоглядной любви нечто французское, из тех романов, которыми питались, в ожидании счастья, русские барышни и которыми, между прочим, подпитывался как писатель Достоевский. Убедительны в своих обидах и страданиях старик Ихменев (Михаил Гасенегер) и его жена (Елена Старостина), интересны каждый по-своему супруги Маслобоевы (Олег Выходов, Анна Сырчикова) – очень трогательна и выразительна их «частная» сценка с прерываемым и подстегиваемым мужниными репликами лирическим соло Александры Семеновны. Исполнен драматического напряжения дуэт двух соперниц – Наташи (Татьяна Попова) и Кати (Ольга Пудова). Пожалуй, только в старике Смитте недостает убедительности – но дело тут, по-моему, не в артисте (на генеральной репетиции эту роль исполнял Андрей Гарсиа), а в самом сценическом решении образа, в том числе в силуэте, в костюме: на мой взгляд, этот герой получился ряженым под нищего, а не страшным, загадочным и безысходно несчастным стариком, каким он дан в романе. Но это едва ли не единственный «прокол», не нарушающий, впрочем, стройности и выразительности всей картины. Все фрагменты (сцены) этой картины тщательно продуманы и выстроены, а некоторые еще и закруглены, то есть обладают внутренней цельностью, завершенностью (примечательна в этом смысле, например, окольцованная стилизованным цыганским пением сцена в ресторане), так что производят впечатление спектакля в спектакле и вполне могут быть представлены как самостоятельные концертные номера. При этом автономность отдельных эпизодов ни в коей мере не разрушает целостности спектакля, а, напротив, обогащает и разнообразит ее.

 

И вот ведь какая странная вещь: история на сцене разворачивается грустная и конец у нее безрадостный – умирает Нелли, несчастна брошенная Алешей Наташа, ни с чем остается Иван Петрович, все обращается в фантасмагорию, в сон, – а зритель, сглотнув подступивший было к горлу комок, сияет от удовольствия. Но вовсе не потому, что он равнодушен к чужим страданиям или, хуже того, жестокосерден, – нет, просто он хороший зритель, он адекватно реагирует на мелодраму, которая обязательно щекочет нервы, но никогда не повергает в отчаяние, а, напротив, утешает и обнадеживает самим своим мелодраматическим языком, – разумеется, если это хорошая, художественно состоятельная мелодрама, такая, как «Владимирская площадь» в постановке Владислава Пази и в исполнении артистов Пермской драмы.

 

-----

1. Сошлемся, в частности, на рецензии на спектакли Пермского театра драмы в «Филологе» № 4. С. 110 – 115.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: