Существует ли связь между этими понятиями? Несомненно. Более того – она нерасторжима. Любой вид искусства – это игра, и литература – не исключение. «Игра, – читаем в Большом Энциклопедическом Словаре (М., 1997), – вид непродуктивной деятельности, мотив которой заключается не в ее результатах, а в самом процессе». В самом деле: зачем люди читают художественную литературу? Не для того же, чтобы извлечь прямые практические указания. Читают, чтобы в воображении, в душе уйти в особый, созданный автором мир, и, приобщившись к нему, больше узнать о человеке, а значит, и о себе, чтобы прожить в мире книг – условно, конечно, – разные ситуации, побывать, не зная ограничений, во всевозможных местах и временах. Такое в реальности в рамках одной человеческой жизни недоступно никому… Но разве условное проживание не игра? Конечно, игра. Недаром говорят: «актер играет роль», «пианист играет Баха» и т.п. Но игровой характер произведения, особенно литературного, строительный материал которого – слово – осознается не каждым…

 

Читатели ждут от литературных произведений содержательности, смысла и, как правило, оценивают книгу прежде всего по этим критериям. Но в литературе бывают также произведения, не претендующие на смысл в привычном нам виде жизненной проблематики, – смысл в них совсем другой, необычный, мы его зачастую не можем распознать, он нам не открывается. Мы видим не смысл, а бессмыслицу, абсурд, нонсенс. Впору просто отмахнуться от такой нелепицы… Но наука о литературе не отмахивается от нонсенса, а проявляет к нему растущий интерес. Во второй половине XIX столетия нонсенс был признан жанром. Теперь его включают в институтские программы, в частности в российские программы по детской литературе для пединститутов и в темы курсовых работ, в которых мы находим имена К. Чуковского, Г. Остера, С. Маршака (переводы с англ. и шотл.), Б. Заходера, Э. Успенского.

 

Жанр – это форма, структура произведения, определяемая содержанием, причем самым общим, так называемым жанровым содержанием. Например, содержание рассказа – случай, эпизод, или недлинный ряд внутренне связанных эпизодов. Содержание романа – многофигурная развивающаяся во времени жизнь. Мы не уточняем, определяя жанровое содержание, какой именно случай, какие персонажи или какая эпоха имеются в виду. Для определения жанрового содержания в этом нет необходимости, – это было бы нужно, если бы мы анализировали произведение в его конкретных особенностях. Но остается вопрос: в чем именно жанровое содержание нонсенса? В отсутствии смысла? Что же в этом случае можно из него извлечь? Что он может дать читателю? Оказывается, многое.

 

Отметим, прежде всего, что бывают абсурдные ситуации в самой жизни, и тогда нонсенс может получить не только или не обязательно комическую окраску, а окраску драматическую или даже трагическую. Во Франции со второй половины XX в. существует драма абсурда (Э. Ионеско, С. Беккет). Такая драма в гротескных формах демонстрирует ложность и бессмысленность повседневной жизни обыкновенного человека и его чувство шока при столкновении с иллюзорностью традиционных жизненных ценностей. Наше время, когда, как мне думается, происходит снижение уровня цивилизации, может предложить драме абсурда немало созвучных ей сюжетов. В истории искусства, в смене и полемике разных художественных течений и стилей, в поисках новых аспектов и способов изображения, возникает немало кажущегося странным и не сразу понимаемого и принимаемого. Так, любителям жизнеподобной живописи, привыкших к тому, чтобы «было похоже», творчество авангардистов зачастую кажется бессмысленной мазней.

 

Тема нонсенса, как видим, далеко не однозначна. Но трудно претендовать на полный ее обзор. Меня в этой теме особенно привлекает комический нонсенс как инструмент раскрепощения, отрицающий логику причинно-следственных и других привычных связей, обуживающих жизнь.

 

Нонсенс демонстрирует непредсказуемость жизни, ее непостижимость при помощи традиционной логики, ее свободную игру. Он восходит к фольклору и занимает едва ли не ведущее место в литературе для детей и в детских играх. Дети свободны по определению, у них нет груза жизненного опыта, для них мир нонсенса – естественная среда обитания, а жизнь – праздник свободы, если взрослые у них этот праздник не отнимают. Они наслаждаются всякими игровыми стишками, считалками, и чем они бессмысленнее, тем лучше. К примеру:

Ацуге, демуге, де а
Эна, бена, кумына,
Ики, пики, граматики,
Ин, клин.

    Или:

Птички, птички колибри,
Едем, едем в Бриндизи,
Едем, едем, едем шагом
На пирожном с красным флагом.

 

Взрослых же, испытывающих, как правило, ту или иную зависимость и от прошлого, и от настоящего, нонсенс хоть на время раскрепощает и тем самым обогащает. Он снимает усталость, снимает обуженность восприятия жизни под гнетом воспоминаний или под воздействием целеустремленности, приоткрывает завесу над скрытыми и немеренными возможностями человека и пробуждает в нем новые силы.

Бывают, видимо, времена, когда потребность в нонсенсе возрастает, то ли от усталости, то ли от избытка сил. Чем иным можно объяснить то обстоятельство, что классиков нонсенса стали в последнее время дружно переиздавать? Появились новые издания произведений Льюиса Кэрролла об Алисе в Стране Чудес и в Зазеркалье, стихи и рисунки его современника и соотечественника Эдварда Лира, открывшего поэзии нонсенса путь в большую литературу, детские стихи и проза Даниила Хармса и др.

Нонсенс – жанр, конечно, игровой, но ведь игра есть определяющее начало искусства как вида человеческой деятельности. Фридрих Шиллер – великий немецкий поэт, драматург и теоретик искусства, творивший на рубеже ХVШ–ХIХ вв., т.е. в эпоху Французской Революции, писал в работе «Письма об эстетическом воспитании человека»: «…Человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет». Иными словами, по мысли Шиллера, истинно человечно лишь свободное проявление творческих сил, не предполагающее какой-либо практической выгоды, человечна деятельность, стимулируемая радостью самой этой деятельности. Шиллер был глубоко привержен идее свободы, но он был убежден, что применение насилия унижает, расчеловечивает человека, какие бы цели он перед собой ни ставил. Цель в глазах Шиллера не оправдывала бесчеловечности. Герои-бунтари его драм неизменно оказывались в трагической ситуации. Мне в свое время довелось преподавать в советском университете. Хорошо помню, что полагалось с «высот коммунистической идейности» критиковать Шиллера, якобы пасовавшего перед немецкой отсталостью, за абстрактность и ограниченность.

Нонсенс помогает выпутаться из подобной ложной логики и подняться над ней. Он действует неожиданно, вдруг, внезапно переворачивая ситуацию в совершенно другую плоскость и, ставя в первое мгновение в тупик, вызывает комический эффект. Он всегда в той или иной дозе присутствует в комическом. Без него не обходятся ни клоунады, ни фарсы, ни анекдоты, ни фольклорная поэзия, ни роман Рабле, ни комические эпизоды у Шекспира, ни комедии Мольера, ни проза Гоголя, ни романы Диккенса, ни рассказы Марка Твена или Вуди Аллена. Примерам несть числа, тем более, что история стихов-нонсенсов уходит в века.

В собрании английских народных стишков и песенок для детей «Mother Goose Rhymes» нам многое уже знакомо благодаря переводам Маршака – стихи о Шалтае-Болтае, что сидел на стене и свалился во сне, о коте и скрипке (Hey, diddle, diddle! / The cat and the fiddle, / The Cow jumped over the moon; / The little dog laughed / To see such sport, / And the dish ran away with the spoon), о киске, что побывала в Лондоне у английской королевы и видела мышку на ковре и т.п. Такого рода шуточные стишки встречаются у всех народов, но неслучайно Англия особенно богата разными формами нонсенса. Он противостоит культу традиций в этой стране и чопорности ее уроженцев. Анекдоты об англичанах демонстрируют английскую невозмутимость в совершенно неподходящих для этого обстоятельствах. Есть, например, такой анекдот: англичанин, живущий в гостинице, вызывает горничную и просит ее принести стакан воды, что она и делает. Через минуту он звонит снова и просит второй стакан, затем третий, четвертый. Удивленная горничная спрашивает: «Что с вами, сэр? Вы нездоровы?» «Не беспокойтесь, – отвечает он, – все в порядке. Просто у меня в номере пожар». Американцы же, как свидетельствуют комические рассказы Марка Твена «Миссис Мак Вильяме и молния», «Как я редактировал сельскохозяйственную газету», «Как меня выбирали в губернаторы» и др., проявляют повышенную экзальтацию в условиях, ее вовсе не мотивирующих. Нонсенс, как видим, помогает выявить национальные особенности юмора.

У Вуди Аллена, известного американского актера, режиссера, сценариста, писателя, есть такой эпизод: ребенок не хочет делать уроки, потому что Вселенная расширяется и мир в перспективе погибнет. Комический эффект вызывает здесь несоразмерность сближаемых явлений и их несовместимость во времени. Связаны ли друг с другом необходимость делать уроки и будущая гибель мира? Практически нет. Вряд ли они когда-нибудь соприкоснутся. Мальчик явно не доживет до конца мира и успеет сполна использовать полученные знания, его потомки тоже вряд ли до этого доживут. Мальчик со всеми своими потомками и перспектива конца мира находятся в разных измерениях. В другом рассказе того же писателя действуют дантисты-импрессионисты, соревнуясь в причудливости создаваемых ими протезов. Протез, как каждому понятно, не допускает фантазий, он должен быть точно прилажен к челюсти, чтобы успешно выполнять свои функции, иначе он ни к чему. Но дантистов-импрессионистов это не волнует, они заботятся о своем творческом самовыражении, а не о больных. Здесь нарушена согласованность цели и действия и оттого получается полная нелепица. Нонсенс, таким образом, порождается несогласованностью начал, требующих для своего нормального существования полной согласованности. Характер этой согласованности может быть разным, не только причинно-следственным, и ее разрушение может иметь разные формы и особенности. Есть основания, я думаю, говорить и о том, что с ходом исторического времени связи между разными явлениями становятся сложнее и нонсенс это по-своему отражает, тоже меняя свой облик. Одно дело нонсенс в лимериках, фольклорных или литературных, создававшихся в XVIII–XIX вв., другое – нонсенс у Вуди Аллена, писателя XX–XXI вв.

Жанр нонсенса вовсе не обязательно довольствуется малой формой. Есть и произведения большего объема в этом жанре: «Винни Пух» Ал. Милна, «Долгий путь к чаепитию» Энтони Берджеса, да и книги Кэрролла об Алисе не так уж малы. Довольно большое место в литературе нонсенса заняли лимерики, форму которых первым использовал для этой цели поэт и художник XIX в. Эдвард Лир. Он заимствовал эту форму из ирландской литературы, где она использовалась еще в XVIII в. группой поэтов из ирландского графства, называвшегося «Лимерик», и ввел ее в английскую. Первое собрание лимериков на английском появилось в 1820 г. Они привлекли внимание Эдварда Лира, талантливого художника, и он издал в 1846 г. свою «Book of Nonsens», сопроводив стишки очень смешными иллюстрациями в стиле того же нонсенса. Лимерик – пятистрочное стихотворение в размере анапеста (– –'), с рифмовкой аабба, в третьей и четвертой строчках по 2 стопы, а в остальных по 3. Ритм лимериков очень задорный, содержание же преобладало грубое, скабрезное. Лир превратил их в своей книге в забавные юмористические нонсенсы. Вот один из примеров:

 

Лир издал также «Бессмысленные песни ботанику и алфавит» (1871), «Смешные стихи» (1872), «Бессмысленные песни и истории» (1895, изданы посмертно). Эдвард Лир был отцом лимериков-нонсенсов, он первым осознал их значение и сосредоточил свое творчество поэта и в значительной мере художника именно на них. Сегодня форма лимериков применяется довольно широко, пришла она и в русскую литературу, где она используется для выражения разного содержания, а не только нонсенса, как это было у Лира.

Льюису Кэрроллу (Настоящее имя Чарльз Латуидж Доджсон) тоже принадлежит в литературе нонсенса выдающееся место. Его книги о приключениях Алисы в Стране чудес и в Зазеркалье демонстрируют такие возможности нонсенса, о которых до него никто и не подозревал. Он был ученым, автором ряда работ по математике и математической логике, создателем новых шахматных правил, читал лекции в оксфордском колледже Крайст Черч, который окончил сам. В сказках об Алисе он замаскировал исповедальные моменты, а также свои научные, нравственные и философские наблюдения и размышления. Как отмечает Н.М. Демурова, исследователь и комментатор ряда произведений нонсенса, книги Кэрролла поначалу вызвали недоумение, и только к середине XX века их оценили как новаторские произведения, изменившие представления о возможностях детской литературы. Назидательность и сентиментальность уступили место смеху и игре. Обнаружилось также, что находящийся на поверхности приключенческий слой сюжета скрывает под собой другой, предназначенный не для ребенка, а для взрослого образованного читателя. Обе книги на каждом из уровней пронизывает игра в нонсенс. Эта языковая игра состоит в борьбе двух тенденций – к упорядочению (порядку) и разупорядочению (беспорядку), – не приводящей к победе ни одной из них и потому не имеющей конца. Вспоминается острота Жванецкого, сказавшего о ремонте, что его нельзя закончить, его можно только прекратить. Применительно к ремонту бесконечность процесса противоестественна и сама может быть названа нонсенсом, бесконечность же игры в нонсенс вытекает из его природы. Момент игры в нонсенсе, в отличие от всех других жанров художественной словесности, является ведущим. Нонсенс играет словами, создает каламбуры, перевертыши, меняет местами объект и субъект, причину и следствие, большое и малое, соединяет несоединимое, отчуждает друг от друга неразрывно связанные явления или части предмета. Интересный прием – переход явления или предмета из одной системы координат в другую. Это, в частности, происходит в стихотворных пародиях, которые у Кэрролла имеют не критическую, а юмористическую направленность. Персонажи не стоят на какой-то одной стороне, т.е. не занимают твердой позиции в борьбе порядка и беспорядка, а постоянно меняют позицию. Здесь нет решительного преобладания ни одной из сторон, ни одна из них не одерживает победы, и смех звучит все время как реакция не на финал поединка, который не наступает, а на самый процесс и его бесконечные перипетии. Вот несколько примеров в переводе Владимира Набокова. Перевод отмечен некоторой русификацией текста, чтобы юмор автора легче воспринимался русскими читателями:

Провалившись под Землю, героиня, названная Набоковым Аней, думает: «Должно быть, я уже приближаюсь к центру Земли… Как забавно будет выйти на той стороне и очутиться среди людей, ходящих вниз головой! Антипатии, кажется» (вместо «антиподы», путаница слов). Аня, засыпая: «кошки на крыше, летучие мыши», «летучие кошки, мыши на крыше» (перевертыш). Аня, уменьшаясь в размерах: «Ведь это может кончиться тем, что я вовсе погасну, как свеча… На что же я буду тогда похожа?» И она попробовала вообразить себе, как выглядит пламя после того, как задуешь свечу» (нонсенс, Аня пытается вообразить, как выглядит то, чего уже нет, но то, чего нет, уже вообще никак не может выглядеть, по сути перед нами проблема превращения материи). Аня, вытянувшаяся в длину, думает: «чем дальнее, тем странше» (неологизмы, таких слов, как «дальне'е» или «странше», в русском языке нет. Правильно: «чем дальше, тем все более странно». В оригинале – «“Curiouser and curiouser!” cried Alice (she was so much surprised, that for the moment she forgot how to speak good English)». Аня решает послать посылку своим отдалившимся ногам и придумывает адрес: «Госпоже правой ноге Аниной. Город Коврик. Паркетная губерния» (нонсенс, отчуждение части от целого). Аня «стала мысленно перебирать всех сверстниц своих, проверяя, не превратилась ли она в одну из них» (отчуждение от себя самой, взгляд на себя со стороны). Шуточная пародия на известное стихотворение Пушкина «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда»: «Крокодилушка не знает / Ни заботы, ни труда. / Золотит его чешуйки / Быстротечная вода. / Милых рыбок ждет он в гости / На брюшке средь камышей, / Лапки врозь, дугою хвостик / И улыбка до ушей» (контраст между реальным представлением о крокодиле и сентиментальной окраской его образа в пародии. В оригинале, как указано в примечаниях, пародируется стихотворение английского поэта и богослова Исаака Уоттса из его сборника «Божественные песни для детей»).

Льюис Кэрролл тщательно оберегал тайну своего авторства книг об Алисе, вел замкнутый образ жизни, чтобы тайна ненароком не обнаружилась, и постоянно боялся разоблачения, видимо, чтобы не подорвать свой научный авторитет столь легкомысленными сочинениями. Но они – правда, не сразу – принесли ему едва ли не больше славы, чем его научные труды.

С некоторых пор ученые практикуют так называемую «мозговую атаку». Если они сталкиваются со сложной проблемой, не поддающейся традиционным подступам, они собираются и начинают наперебой предлагать что-нибудь нелепое, с потолка… Этот метод нередко приносит успех, – подчас среди внесенных предложений вдруг оказывается именно то, что и надо было найти. Нужны ли другие доказательства того, что привычная логика не всесильна? В одной заметке о стиле нонсенса я прочитала следующее: «Замечательно, если хоть на миг вы почувствуете, что весь мир словно встал с ног на голову». Марксисты гордились тем, что перевернули Гегеля с головы на ноги. Но и с этой, казалось бы, естественной позиции видно далеко не все. Нужны перевертыши, чтобы увидеть явление с разных сторон, и тут нонсенс более чем кстати.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: