Этой авторской строчкой я могу передать то впечатление, которое вызывает книга Б.Ф. Егорова «Воспоминания». Читать ее можно только так, как она написана, – смачно, медленно, с любовью к каждой строчке, фразе, буковке, потому что все затягивает, просит внимания, завораживает и – используем еще одно выражение автора – «зашаманивающе вдохновляет». Нарочито читаю небольшими кусочками, дабы ощущать радость оттого, что у меня еще много дней впереди для общения с этой удивительной книгой и ее автором. Она из-под тяжелых напластований возрождает давно забытое чувство, сегодня почти невозможное, – способность очаровываться жизнью как фактом, не зависящим ни от бед и войн, ни от поражений и предательств. Это как же мощно надо любить все живое, как же мудро сохранить душу живу, что все еще – имея протяженный и непростой опыт жизни – писать о ней, о прожитом и пройденном, с такой прелестной, почти детской чистотой и непосредственностью, открытостью и сердечностью. Когда я сажусь за это чтение, я закрываю окно – нет, не потому, чтобы не слышать звуков и шума улицы, а потому, что хочу сбросить ощущение скорости, которое навязывается мне извне. Книга Бориса Федоровича останавливает мгновение, она меняет темп моей жизни, подчиняя своей размеренности, неспешности, подробному живописанию самый ритм чувствований, внутренних вибраций. Автора не знаю лично, только по его научным трудам (и то неглубоко), и воспоминания его открывают человека теплого, родного по сходности отдельных реакций, обмолвок, мимоходных замечаний, близкого по разрозненно проговоренным политическим и идеологическим репликам, симпатичного по житейским привычкам и философии, конечно, глубоко своего по художественным и эстетическим пристрастиям. Надо быть очень естественным человеком, чтобы так открыто и доверительно сказаться в книге о себе, своих родных и близких, о вещах очень личных и интимно дорогих.

 

Борис Федорович без тени лукавства или кокетства сообщает о себе очаровательные подробности: как он всегда любил поесть (чтоб еды во рту было много, а посторонних вовсе не надо: ведь процесс еды – дело интимное и серьезное, требующее благоговейного уважения и почти крестьянского почтения), как он всегда безмятежно спал, не нуждаясь в пилюлях и психологических приемах (вспомнился поэт: «так только в раннем детстве спят»; и правильно: совесть-то чиста!), как он предпочитает миниатюрное замкнутое пространство, потому что в нем уютнее и комфортнее (по себе знаю: в малом помещении спокойнее, и даже «сквозняки большой истории» свистят в нем острее и размах чувствований тоже усиливается). И происходит чудо: автор говорит о себе, а ты вдруг спохватываешься, что детали его признаний крепко пронзают твою собственную память, и вот ты уже числишь себя представителем того самого поколения военных и полувоенных детей, которые, не имея много игрушек, ладили их собственными руками из тряпья и бумаги, которые умели радоваться малому, которые с упоением играли в слова (очень были разнообразные игры!) и повально делали из «мухи» «слона» (только, Борис Федорович, зачем же час на это дело? мы, девочки, лепили муху за 15 минут, правда, не у всех получалось). Чудесно вернул тебя автор в твое собственное детство, в драгоценную юность – и от этого грустно и счастливо одновременно…

 

Какая мудрая, честная и сильная книга!

 

Увлекла меня и притягательная нравственная высота всех размышлений, оценок, подходов – никакого цинизма (это в наши-то дни!), беспардонной иронии, ожесточения. Книга не просто умная и поучительная, интересная и захватывающая – она безусловный подвиг души, личностный поступок по отношению к ушедшим людям, трогательный жест чудесного семьянина, отца, мужа. Я не пишу критический отзыв, а хочу лишь в эмоциональном экспромте сказать большое спасибо автору и пожелать ему еще многих чудесных лет жизни, радоваться и очаровываться которой он так завидно умеет.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: