В пригородах Парижа, пожалуй, нет ни одного места, которое так или иначе не было бы связано с именами великих писателей, композиторов, художников. Среди них них есть знаковые , вошедшие в историю культуры навсегда. Таков  Буживаль. Даже человек, никогда не бывавший во Франции, знает это название, прежде всего благодаря импрессионистам. Клод Моне, Огюст Ренуар, Альфред Сислей и другие жили здесь и, вдохновленные прелестью здешних пейзажей, запечатлели их в своих произведениях.

 

 

 

     Буживаль, действительно, очень живописен. На вершине холма возвышается старинная церковь, острый шпиль которой пронзает голубое небо. Вокруг простираются луга и сады. Сена, огибая остров Круасси, стремит свои воды мимо пароходов, лодочек, мостов. Удивительное сочетание простоты и красоты, как на полотнах художников-барбизонцев.

     Не случайно глубоко чувствующий душу природы и благоговеющий перед ее красотой И.С.Тургенев, по выражению И.Тэна, «совершеннейший из живописцев», выбрал Буживаль местом своего последнего пристанища.

     И.С.Тургенев назвал поместье «Ясени» («Ле Френ»), что тоже исполнено смысла. В романе «Отцы и дети» читаем: «Ясень по-русски очень хорошо назван: ни одно дерево так легко и ясно не сквозит на воздухе, как он». Ясеневая аллея ведет к усадьбе, история которой началась еще в XVIII веке. Тургенев купил поместье с лесами вокруг в 1874 году для Полины Виардо – женщины всей его жизни, которую он боготворил и за которой скитался по  Европе более тридцати лет. Семейство Виардо (сама певица, ее муж и дети) заняли основной особняк.

     Для себя же И.С. Тургенев построил небольшой дом-шале в швейцарско-русском стиле, изящный, украшенный резьбой. Здесь писатель проживет последние семь лет жизни – с 1875 по 1883 годы.

     Главным местом дома, или дачи, как называл его Тургенев, был рабочий кабинет на втором этаже. Большой, освещенный с двух сторон, с темно-красными обоями и массивной мебелью черного дерева, он был удобен для работы.

 

     Здесь был закончен роман «Новь», созданы «Стихотворения в прозе», мемуары, написаны сотни писем.

     Возле большого окна с видом на Сену была оборудована «мастерская» для Клоди, дочери Виардо, которая занималась живописью и часто рисовала Тургенева и других домочадцев.

     Своеобразным раритетом было немецкое  квадратное фортепиано, привезенное Тургеневым из Баден-Бадена.       

     Музыка сопровождала И.С.Тургенева на протяжении всей жизни не только потому, что он ее любил, но и потому, что он любил женщину, посвятившую себя музыке.

     Полина Виардо – ученица Шопена и Листа, была прекрасной пианисткой и, по воспоминаниям современников, одной из самых знаменитых певиц своего времени. Ей посвящено немало восторженных строк, она послужила прототипом и вдохновительницей для произведений Жорж Санд, Мопассана, Берлиоза и других. Ее карьера певицы была блестящей. Впоследствии, оставив концертную деятельность, Виардо стала профессором Парижской консерватории. В своем доме в Буживале она устраивала концерты, давала уроки пения. О ней много и по-разному писали: говорили об уродливой красоте и чарующем уродстве.

     Красотою Виардо не отличалась, но у нее были  черные глаза – пламенные и выразительные, как у настоящей цыганки. Характером обладала властным. В разговоре была жива, блестяща, смела. Художник А.П. Боголюбов вспоминал, что Виардо «была нехороша собой, но была стройна и даже худощава, у нее до старости были чудные черные волосы, умные бархатистые глаза и матовый цвет лица... Рот ее был большой и безобразный, но только она начинала петь – о недостатках лица и речи не было, она божественно вдохновлялась, являлась такой красавицей могучею, такой актрисой, что театр дрожал от рукоплесканий и браво, цветы сыпались на сцену, и в этом восторженном шуме царица сцены скрывалась за падающим занавесом...»

     Гейне говорил, что опасается ее улыбки, «жестокой и сладостной».

     Ни один портрет никогда не дает истинного представления о красоте женщины, потому что подлинная красота заключена не в классической правильности черт, а в их гармонии, в естественности и органичности проявлений. Когда же речь заходит о «роковых женщинах», удивляет сочетание несовершенства их внешнего облика и  неотразимого обаяния, проступающего в каждом их слове и жесте.

     «C той самой минуты, как я увидел ее в первый раз – с той роковой минуты я принадлежал ей весь, вот как собака принадлежит своему хозяину. Я уж не мог жить нигде, где она не жила; я оторвался разом от всего мне дорогого, от самой родины, пустился вслед за этой женщиной. Я не мог отвести взора от черт ее лица, не мог наслушаться ее речей, налюбоваться каждым ее движением; я, право, и дышал-то вслед за нею», – писал Тургенев о своей первой встрече с Полиной Виардо в 1843 году.

     А.Н. Островский вспоминал: «Тургенев признавался мне, что Виардо имеет над ним какое-то особое влияние, держа его у своих ног какими-то будто чарами, словно колдовством, что он, когда ее видит, физически не может не подчиниться ей, что это выше его сил и он находится в ее присутствии как бы под сильнейшим гипнозом».

     Внезапно вспыхнувшая любовь к этой незаурядной женщине, длившаяся сорок лет, поднимала писателя над обыденностью, о чем сам Тургенев говорил: «Мое чувство к ней является чем-то, чего мир никогда не знал, чем-то, что никогда не существовало и что никогда не может повториться!» И эта же мучительная привязанность вынуждала самому себе признаваться, что «люди без твердости в характере любят сочинять себе “судьбу”, это избавляет их от необходимости иметь собственную волю – и от ответственности перед собой».

     Тургенев даст своей возлюбленной клятву в вечной верности: «А вы будьте вполне уверены, что в тот день, когда я перестану нежно и глубоко любить вас, я перестану и существовать!» — и сдержит эту клятву.

     Он будет жить рядом с любимой  женщиной, дружить с ее мужем (Луи Виардо был искусствоведом, бывшим руководителем Итальянской оперы в Париже, автором первых справочников «Музеи Европы», переводчиком «Дон Кихота»), воспитывать ее детей. Пережив несколько романов, Тургенев так и не женится, довольствуясь весьма двусмысленным положением друга семейства. «Она давно и навсегда заслонила от меня все остальное, и так мне и надо…» – пытался он объяснить в старости Фету. «Всякая любовь счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь». Он уже боялся этого рабства, без которого, кажется, не мог жить.

     Такая странная, такая мучительная – и такая счастливая! – жизнь, которая длилась всю жизнь и последние  семь буживальских лет.

     «Смерть И.С.Тургенева, всю жизнь, по собственному признанию, «ютившегося на краешке чужого гнезда», – пишет Ю. Лебедев, – в чем-то походила на смерть его знаменитого героя – Евгения Базарова. Обоих в мир иной провожала горячо любимая и никогда полностью не принадлежавшая  женщина».

 

 

     «Да, жизнь идет, идет… и кончается. И многие источники, казавшиеся бездонными, рано или поздно иссякают…  Только не любовь». И.С.Тургенев

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: