Когда это молодое вино перебродит, выйдет напиток, достойный богов (3, 52).

     Дай бог ему успокоиться и смягчиться – из него выйдет великий (без преувеличения) писатель и отличный человек (3, 65).

 

     …я желаю следить за каждым Вашим шагом (3, 62).

     Вы становитесь свободны, свободны от собственных воззрений и предубеждений. Глядеть налево так же приятно, как направо – ничего клином не сошлось – везде – «перспективы» <…> – стόит только глаза раскрыть. Дай бог, чтобы Ваш кругозор с каждым днем расширялся! Системами дорожат только те, которым вся правда в руки не дается, которые хотят ее за хвост поймать; система – точно хвост правды, но правда как ящерица: оставит хвост в руке – а сама убежит: она знает, что у ней в скором времени другой вырастет (3, 75).

 

     Читаю теперь пятую часть «Войны и мира» – и попеременно то сержусь, то восхищаюсь. Отсутствие свободного воззрения, настоящей художнической свободы производит тягостное впечатление в таком великом таланте (8, 41).

     Г-на Толстого «Война и мир» я прочел, есть вещи гениальные – есть возмутительные. В своем поклонении бессознательному невежеству … он скоро дойдет до апофеозиса Ивана Яковлевича, московского юродивого (8, 43).

     … «Войну и мир» перечитываю с тою же смесью противуположных чувств. Что хорошо в этом романе – то удивительно, а что плохо или слабо или с претензией – все-таки не скучно и даже в известном смысле интересно – как уродничание генияльного человека (8, 52).

     Что бы он ни делал – будет хорошо, если он сам не исковеркает дела рук своих. Философия, которую он ненавидит, оригинальным образом отмстила ему: она его самого заразила – и наш враг резонерства стал резонерствовать напропалую! Авось это всё с него теперь соскочило – и остался только чистый и могучий художник! (9, 170)