И.Н.Крамской.

Портрет княгини

Е.А.Васильчиковой

1867 г.

Пермская государственная художественная галерея

 

 

Где этот портрет,

как и все собрание,

будет экспонироваться завтра?

 

…Несколько первых минут настороженного вглядывания сквозь призму неизбежного, самим ТТ, его предпоследней премьерой («Венецианским купцом») спровоцированного скепсиса:

музыка, фигуры (живые и манекены), движения, реплики, интонации, жесты, оформление сцены…

 

На сей раз ничто не режет глаз и слух, не торчит поперек романного смысла, все складывается в театрально эффектную, но при этом точную, стилистически выверенную, хорошо знакомую, давно ставшую пространством твоей собственной жизни атмосферу-картину, все собирается в цельный, органичный, живой, дышащий, пульсирующий образ.

 

И ты с радостью и благодарностью отдаешься во власть спектакля, окунаешься в заданную им эмоциональную волну и – здесь это главное, залог успеха! – с первого же появления веришь в него и, так же, как «зондеркоманда», завороженно, требовательно, негодующе и влюбленно следишь и по пятам следуешь за ним – Географом, Служкиным, Сергеем Детковым.

 

Это не просто успех – это редкая актерская удача, когда мало сказать, что герой получился (похож, интересен, адекватен первообразу… и т.д. и т.п.), когда хочется сказать, что это он, он и есть – Географ собственной персоной.

Такой, каким его написал Иванов: «бивень», «лавина», выпивоха, бестолочь, недотепа, неудачник – умница, поэт, философ, бессребреник, романтик – обаятельнейший обалдуй, которому прощаешь все закидоны, потому что в его присутствии даже беспросветная рутина наполняется смыслом и теплотой, юмором и грустью – становится полноценной жизнью. То-то к нему так льнут дети и бабы…

 

И какая же умница режиссер Елена Невежина, которая не стала Служкина концептуализировать, модернизировать, препарировать, подгонять под некую «правильную» и удобную для театрального воплощения схему, а взяла его живьем, взяла тепленьким во всей его человеческой полноте и неотразимости и – доверила, отдала тому единственному актеру, который мог, способен был здесь и сейчас стать – и стал! – Служкиным.

 

В актерском искусстве много составляющих успеха, одна из них – «физика». Иной раз – хоть наизнанку вывернись артист, а зритель смотрит и – не верит, не принимает вот эту вот материализацию созданного писателем и живущего в его зрительском сознании образа.

 

В данном случае, на мой взгляд, попадание – стопроцентное. Рост, комплекция, пластика, черты лица, выражение глаз, мимика, улыбка, жесты – все вызывает радость узнавания и в то же время радость открытия, потому что, читая, видишь мерцающий, многоликий виртуальный образ, «пучок возможностей» (Ю. Лотман), перевод которого в реальный телесный план – всегда вызов и риск.

А изредка – вот такая удача, как Служкин-Детков.

 

Впрочем, замечательно играют – все. Играют, похоже, не только и не просто как артисты; такое ощущение, что участники спектакля с наслаждением купаются в ивановском тексте, талантливо перевоссозданном в текст театральный.

Через своих героев, их устами артисты рассказывают о себе, о своих знакомых, о школьной юности, о сбывшихся и несбывшихся мечтах – и в какие-то моменты совершенно по-детски резвятся, самозабвенно «отрываются» на сцене.

 

Когда после бурных оваций первого представления (16 мая) закрылся занавес и зрители, затихнув, расходились, из глубины сцены пришла ответная звуковая волна – коллективный радостный вопль.

 

Да, все получилось, действительно получилось! – и это общий успех, в котором огромную роль сыграли постановщики, художники, сценографы, музыка и музыканты, автор сценария.

 

И все-таки у этого успеха есть центр и суть, есть главное имя, лицо и главное открытие – Сергей Детков, есть главный нерв, и болевая точка, и безответная любовь, и несбывшаяся надежда – Виктор Сергеевич Служкин, Географ.

 

Я все думаю, как это пиршество смыслов воспринимает неподготовленный (не читавший книжку), наивный зритель, а тут еще и детей привели на постановку по «школьному роману» – разумеется, обременив заданием: написать сочинение. О чем они напишут? Что тоже хотят в поход, хотя учитель вроде как и выглядит подозрительно?..

 

Да уж, учитель он, конечно, еще тот, и сам про себя это знает: «Раздолбай я клёвый, а учитель из меня — как из колбасы телескоп».

 

Ну, так ведь роман и спектакль – не методическое пособие по подготовке будущих педагогов.

 

Хотя, с другой стороны, если будущим и настоящим педагогам непонятен и чужд Служкин, то лучше бы им заняться чем-нибудь бумажным, механическим, а не живыми детьми.

 

Потому что живым детям нужен живой учитель, который не прописи талдычит, а горизонты открывает, не проторенными путями типовых задач и готовых решений за руку ведет, а бросает в самостоятельный поиск-поход, как в реку Ледяную, – через пороги мысли, мечты и судьбы.

 

Такой отчаянный рывок сделала в девяностые вся страна. Сорвалась с прикола, вырвалась на простор живой жизни – отлученная от нее на долгие десятилетия, отученная самостоятельно, осознанно и ответственно двигаться по дорогам истории. И – понеслась по ухабам и бездорожью, без руля и без ветрил.

 

Спуском советского флага начинается спектакль. Манекенами присутствуют в нем пионеры. На ограде музыкальной площадки – цифры: 94. 1994 год.

 

Служкин – порождение 90-х, продукт и участник эпохи полураспада. И эпохи выбора. Кто в новорусские капиталисты подался, кто в криминал ударился, некоторым удалось новаторски совместить оба варианта, а Служкин – в семье не без урода, а в русской сказке не без дурака – в поход отправился – на поиски человека. Что называется, нашел-таки время и место.

 

А может, это время и место нашли его, из очередного загула выдернули и ответственным за слетевшую с катушек, загулявшую, заблудшую страну назначили, доверив ему главное – детей. Чтобы из мира штампов и манекенов вырвал, высвободил, вывел их в мир живой, человеческий.

 

 Вот он и загрузил их в свой Ноев ковчег, отчаявшись «на суше» сделать людьми, и увлек в собственный поход по судьбе.

 

На берегу остался унылый, отягощенный бесчисленными проблемами быт, школьная рутина и олицетворенная инструкция – завуч Роза-Угроза Борисовна.

По дороге Служкин естественнейшим для него образом производит хитроумный кульбит, впадая в пьяную несознанку, в результате которой его свергают с командиров и награждают-величают прозвищем Географ.

 

Подопечным деться некуда: здесь не школа – не сбежишь, не спишешь, не отмажешься, здесь реальные угрозы, реальные трудности, реальная ответственность за себя и друг за друга.

 

Деться некуда – плывем!

 

Мы все гадали в антракте: как поплывем? не утратит ли спектакль тот драйв, который он набрал в первом действии? Оно длилось полтора часа, и ни на минуту со сцены не уходил Служкин, и ни на минуту не ослабевал интерес – напротив, внимание возрастало, и теплело в груди, и хотелось, чтобы это продолжалось еще, и еще, и еще.

 

Можно, конечно, посетовать, что в первом действии «школы» было меньше, чем «быта», что главная пружина романа – процесс приручения «зондеркоманды» – несколько ослаблена, но – сетовать не хочется, вот тот случай, когда – не хочется…

 

А хочется – плыть вместе с ними дальше.

 

Чем театр мог заменить уникальный ивановский дар живописать природу – картинками на экране?

 

Театр не стал делать того, в чем он заведомо проиграл бы писателю. Он сделал по-своему.

 

Во втором действии задник-экран (видеохудожник Дарья Кычина) не пейзажные открытки предъявляет, а карту похода, символы-смыслы: изгибы реки, созвездия, точки схождения, маленький плот, рассекающий неведомое пространство.

 

Природный простор открывает историческую перспективу, а вместе с ней обнажает истоки той социально-исторической драмы, участниками которой стали россияне 90-х: зловещие остовы и колючая проволока бывших лагерей, разрушенные церкви – на экране, звероподобные алкаши, выползающие из недр поруганной и брошенной земли, – лицом к лицу с ребятами и учителем.

 

Поход в романе и в спектакле – это тот опыт постижения красоты и приобщения к боли, без которого нет чувства родины, нет ответственности за нее и за себя.

 

И этот бесценный опыт дал детям Географ. Он вернул, подарил им родину, открыл самих себя.

Не будучи учителем в обычном смысле слова, Географ оказался Учителем самой высокой пробы.

 

Что в итоге?

 

В спектакле – изгнание Служкина из школы и выпускной бал 1994-го, незаметно превращающийся в бал 2013-го.

 

Вот он опять с баяном посреди резвящихся выпускников…

Отдельный поклон Татьяне Виноградовой за то, что вооружила Деткова-Служкина «дудочкой»-баяном и нашла такие точные и тонкие музыкальные «слова», договаривающие то, что недосказано прямым текстом.

 

На самом деле на этом балу его уже не было.

И дальше, в новой, в сегодняшней России, на угарной дискотеке 2013 года, его нет, точнее, он – не нужен.

 

Востребованы не Географы, а – геологи. Не красоты отечественных недр, а – таящееся в них сырье. Не братство в походе по судьбе, а – способность сбиваться в фамильоны, комьюнити и погромные тусовки. Чтобы качать нефть, газ, лес, человекоресурсы и человекочасы, конвертируя это все в материальное преуспеяние и социальный успех в представлении себе подобных.

 

Ну, а Служкин – что с него взять? Дурачок. Маргинал.

 

Но вот ведь зал в восторге – отчего? Истосковался? Хочет не только денег, гламура, престижа – и чем там еще у нас измеряется социальная состоятельность?

 

Хочет хотя бы на мгновение прикоснуться к настоящему?

 

Служкин, где ты? Что делаешь? Кто ты сейчас? В жизни – не разглядеть. Другие на виду. Так хоть в театре свидеться… Спасибо театру.

 

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: