В 15-м выпуске журнала «Филолог» была опубликована очень интересная статья Л.А.Грузберг «Эндоэтнонимы. Или самоназвания? В жанре субъективных заметок», тема которой увлекает и заставляет продолжить начатый разговор. В этнонимике (науке о названиях этносов), развивающейся в русле современной ономастики (науки об именах собственных), действительно остаются нерешенными многие частные вопросы.

 

Один из них — вопрос о границах этнонимии и отельных этнонимов. Понятие «этнос» достаточно широкое. Кроме названий племен и народов, в него могут включаться названия этноконфессиональных групп, родов, субэтнических групп и т.д.

 

Так, в словаре «Какого мы роду-племени?» Р.А. Агеевой¹ наряду с собственно этнонимами (названиями племен и народов) приводятся и такие именования, как казаки (субэтническая группа русских) и т.п. Таким образом, существует узкое и широкое значение термина этноним. При широком понимании в этнонимию включаются даже коллективные прозвища, которые в этом случае называют микроэтнонимами.

 

На наш взгляд, основой определения границ этнонимии должны являться границы понятия «этнос», определенные этнографами. «Этнографическая наука выработала свой аппарат понятий и определений, с помощью которого раскрывается феномен этничности»². Основным и определяющим является понятие этнос - исторически сложившаяся общность людей, характеризующаяся на стадии этногенеза общностью территории и языка, а также приобретающая в ходе своего развития этническое самосознание и общие черты в материальной и духовной культуре. Важным, безусловно, является и понятие этнической общности. Существуют этнические общности разных уровней и порядков. К одному уровню, например, относятся русские казаки или поморы в составе русского этноса, к другому – русские, к третьему – восточные славяне, к четвертому – славяне вообще. Для обозначения внутренних подразделений этноса, части этнической общности, этнографы пользуются определением этнографическая группа или этническая группа.

 

Этнографические группы складываются на основной этнической территории и не изолированы от этнического ядра. Этнические группы – те части этноса, которые расселялись и функционировали вне основной этнической территории, в большем или меньшем отдалении от нее, в иной лингвокультурной среде³.

 

Таким образом, мы придерживаемся такого определения границ этнонимии, при котором в поле исследования попадают этнические общности разных уровней. Однако ученый, описывающий эти разные типы общностей, должен обязательно помнить, об этносе какого уровня идет речь.

 

Как справедливо отмечает И.В. Власова, «только при детальном и четком описании можно выявить то или иное подразделение народа, не стараясь «втиснуть» его сущность в предлагаемые сейчас термины, в какую-либо классификацию этнических понятий. Путем любого набора «особых признаков» нельзя создать точное определение для таких понятий, если всесторонне не изучить подобные сообщества»⁴.

 

Исследуя этнонимию многонационального региона, нельзя обойти вниманием и такое явление, как микроэтнонимы (ср.: воршуды). Например, «проблема удмуртских микроэтнонимов по-своему является уникальной, т.к. среди финно-угорских народов только у удмуртов сохранились реликты родовых делений, восходяших к эпохе матриархата»⁵. У некоторых других народов также присутствуют родовые имена, ср., например, Сюзь, Юсь у коми-пермяков (память о них хранят современные гидронимы Сюзьва, Юсьва).

 

Псевдоэтнонимами, а в каких-то случаях «этнодисфемизмами (этно + греч. disphemeo «оскорблять словами») предлагается называть разговорные, неофициальные наименования этнических групп (другие термины: вторичные этнонимы, этнические прозвища)»⁶.

 

Термин «псевдоэтнонимы» появился в отечественной этнонимике более 30 лет назад для названий объединений, носящих политический, культурный, религиозный и т.п. характер. М.А. Членов, используя данный термин, делит псевдоэтнонимы на географические (серамцы, среднеазиаты), антропологические (негры, бледнолицые), религиозные (мавры, фаринги), культурно-исторические (царские скифы) и мнимые, обозначающие общности, реально не существующие (татары – для всего населения Сибири и Дальнего Востока)⁷.

 

А.В.Суперанская называет данный термин неоправданным, поскольку «включение элементов псевдо и мнимый как нельзя лучше свидетельствует об этнографической несостоятельности подобного деления». Перечисленные М.А. Членовым обозначения, по мнению А.В.Суперанской, «не содержат признаков, достаточных для выделения этнической единицы, и в большинстве своем характеризуют различные социальные группировки безотносительно к этническим характеристикам»⁸.

 

Групповые прозвища, как справедливо отмечает А.В.Суперанская, также нельзя отнести к этнонимии. «Как и этнонимы, они употребляются в формах единственного и множественного числа мужского и женского рода, но в отличие от последних даются таким коллективам, которые не обладают этнической обособленностью»⁹.

 

Ю.Б. Попова отмечает такую черту вторичных этнонимов, как «ономасиологическая размытость»: «образного переосмысления черт той или иной нации может не происходить, важным оказывается лишь факт принадлежности «чужому миру» (таким образом, ономасиологически значим мотив принадлежности чужому коллективу, а выбор конкретного имени, реализующего этот мотив, может быть случайным)»¹⁰.

 

Иногда вопрос о том, является ли исследуемое название групповым прозвищем или наименованием этнографической группы, представляется достаточно сложным. Одним из видов подобных именований является оппозиция челдоны – кацапы, называющая русских, являющихся коренными уральцами или сибиряками (челдоны), и выходцев из центральной России (кацапы). Основываясь на том, что одним из принципов классификации этносов является территориальный, можно, на наш взгляд, считать названия челдоны и кацапы наименованиями этнографических групп русских.

 

Интересна для исследования и проблема (не имеющая на данный момент решения в лингвистике) о полисемии того или иного этнонима, т.е. о том, что понимать под тем или иным названием народа. Например, этноним «югра» имеет более широкое и более узкое значения. А.А. Дмитриев еще в конце ХIХ в. отмечал: «Соответственно указанной терминологии, употреблялось и слово Югра во всех памятниках нашей древней письменности, начиная с ХI века. Многолетнее изучение последних привело меня к твердому убеждению, что и это слово прежде употреблялось в двояком значении: в общем, собирательном значении всех Угорских народов и в частном значении Югричей, древних обитателей берегов Сылвы и Сосвы на восточном склоне Уральских гор»¹¹.

 

Кроме того, в отдельных случаях наблюдается «совмещение в одном этнониме указания на народ и на территорию его проживания», которое было известно уже в древнерусском языке. Так, например, корела – это название племени и «наименование побережья белого моря, известное по данным Новгородской первой летописи»¹².

 

Другой вопрос, требующий дальнейших исследований, - изучение этнических стереотипов. Л.А. Грузберг в своей статье рассматривает проблему психологического плана — отношение людей (этнической группы, этноса) к своему самоназванию. Именно с психологическими особенностями восприятия связано такое понятие, как стереотип - «стандартное представление, имеющееся у большинства людей, составляющих тот или иной этнос, о людях, входящих в другой или в собственный этнос»¹³. В языке это обычно «стереотипная формула, в которой выражаются представления о своем и о других народах»¹⁴.

 

Существуют автостереотипы, выражающие представление о “своем” этносе, и гетеростереотипы, относящиеся к “чужому” этносу, которые обычно более критичны.

 

Из всего многообразия этнических стереотипов этнология выделяет группу стереотипов восприятия, под которыми обычно понимается «упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какой-либо этнической группы или общности, распространяемый на всех ее представителей»¹⁵.

 

Историки и этнографы, исследуя традиционную культуру народов Прикамья, сталкиваются с очень интересными с точки зрения стереотипов восприятия характеристиками: «Каждая русская женщина, с которой беседуешь о костюме, в первую очередь скажет: “Вот ведь, мы штанов-то не носили - грех, а оне (татарские женщины) все в штанах”. Татарка тоже добавит с удивлением: “Русские всю зиму в одной юбке, без штанов, коленки красные”...»¹⁶.

 

Наряду с термином «стереотип» в этнологии используется термин «этнический образ» – форма краткого описания, «в котором выделяется какое-то одно типическое свойство в восприятии представителей других этносов. Этнический образ, акцентируя внимание на какой-либо специфической черте внешнего поведения индивида, формирует общее представление об облике представителей того или иного этноса в целом»¹⁷.

 

В языковой картине мира русских жителей Пермского края отражаются следующие черты этнических образов соседей:

 

1. Язык того или иного народа: «Были марийцы у нас. У них-то разговор свой»¹⁸. Именно особенности языка чаще всего отмечаются в различных приговорках и песенках: «Тру-та-та, тру-та-та, вышла кошка за кота. Ладила за барина, вышла за татарина. Стал татарин лопотать, стала кошка хохотать».

 

Немногочисленный этнос коми-язьвинцы, населяющий север Прикамья, до настоящего времени сохранил свою культуру благодаря бережному отношению к своему языку. Противопоставляя свой язык близкому коми-пермяцкому, представители коми-язьвинцев без труда отличают «своих»: «Наш язык с коми-пермяками не сходится, слова есть разные. У них ударение другое, какое-то большое, нам его трудно понять»; «У нас заяц нимал, а у коми-пермяков кэч, у нас прялка коба, а у них печкан»¹⁹.

 

Неумение правильно говорить получает у носителей говоров отрицательную оценку: «Все да не все правильно говорим. Челдоны-то челдоны и есть – необразованные люди».

 

По наблюдениям Л.А. Шкатовой, «своих», не научившихся пользоваться речью для достижения коммуникативных целей, русские называли дураками, дурными²⁰.

 

2. Типичные черты характера и поведения: «Он придет, так ево не выгонишь. Больно навяшшывые. Своя нация – цыганы»; «Шапку не снимат даже. Ты што, по-татарски?».

 

3. Занятия представителей определенной национальности: «Приезжали раньше-то гадали цыганки»; «Манси раньше наезжали. Унты продавали, туфли теплые»; «Третное ткали только пермянки, – оне в шесть ниченков, а мы – в три-четыре».

 

4. Манера одеваться: «Штаны как у татарки выпушшэны наверх».

 

5. Особенности вероисповедания. Опознание «своих» и «чужих» может происходить не только на основе языковых различий, но и на основе различий религиозных. Старообрядцы в народном сознании – это отдельный народ, «как нациё». Слово кержаки, как и многие этнонимы, имеет переносное значение – ‘упрямый, замкнутый человек, а также скупой’.

 

Отсутствие твердой христианской веры получает у русских отрицательную оценку. Недаром жителей д. Коми-Березовка, предки которых на рубеже ХIХ – ХХ вв. переселились из коми-зырянского села Усть-Нем (бассейн Вычегды), соседнее русское население называло лопарями некрещеными за то, что подобного населения, к тому же и не посещавшего храмы, не было.

 

Все эти образы складываются в стереотипные представления о том или ином народе, с которым русское население проживает в тесном контакте.

 

Однако основой гетеростереотипов, по наблюдениям этнологов, является все же антропостереотипичность, т.е. обусловленность стереотипа внешним обликом индивида: «Личность такая мариец. Глаза узкие».

 

Стереотипные представления о типичных чертах характера или поведения позволяют использовать этнические имена в качестве нарицательных обозначений. Например, тунгусом в пермских говорах называют молчаливого человека: «Спросишь – он молчит. Тонгус называют. Он-де какой тонгус, нельзя-де слова докупиться». Шутливое и бранное значение слова воть (так в пермских говорах называли удмуртов), имеющее в Словаре русских народных говоров помету «пермское», - ‘дурак, разиня, болван’.

 

Средствами языкового выражения этностереотипов являются:

 

1. Слова, содержащие оценку свойств типичного представителя другого этноса:

 

а) существительные: «Это которой по-русски говорить хорошо не умеет, вот и вотяк»; «Мачеха-то у меня такая еврейка была. Слова я при ней сказать боялась»²¹;

 

б) глаголы: «Ходит и всех обцыганиват, обманыват всех окаянный»;

 

в) наречия, например, по-татарски, отражают в основном особенности поведения и речи: «Шапку не снимат даже. Ты што, по-татарски?»; «Все старухи уж переладились на городской лад и не хочут по-чалдонски говорить».

 

2. Словосочетания, обозначающие характерные предметы быта, одежды и т.д. Татарские платки, русская баня, русский сарафан - все эти и многие другие сочетания терминологического характера являются устойчивыми и отражают реалии национального быта: «Платок у тебя каки-то татарской»; «В русской бане бывал?»; «Сарафан у тебя чисто русский». Как видим, данный способ репрезентации характерен в основном для отражения специфики материальной культуры.

 

3. «Предложения-формулы»²², которые эксплицитно, при помощи специальных показателей (предикатов, предикатных сочетаний, союзов) выражают данные стереотипы, например:

 

1) Х как (похож, словно, будто) Y. Данный тип высказывания довольно часто формирует устойчивые сочетания, отражающие стереотипические представления: «Где-ко издят. Как цыгана - с места на место»; «Живем, как вогулы, ругамся, грешим, переговаривам, вот дождя и нет»; «Раньше чё, книжки не читали, радиво не слышали, как чучмеки жили»; «Дикие, как чучкари, раньше жили»;

 

2) Х – настоящий (форменный) Y. Предикат отражает соответствие определенным требованиям, некоему образцу: «Чуть повыше Усть-Улс, там и есь форменные вогулы».

 

Способствуют выражению определенных оценочных смыслов различные частицы, местоимения, оценочные прилагательные.

 

Усилительная частица даже служит четкому противопоставлению «свой – чужой»: «За нашими ребятами даже немцы и татары есть».

 

Местоимения этот, эти, какой-то, выражая определенность или неопределенность, способствуют выражению «чужести», «далекости» (в каких-то отношениях) другой нации: «Он удмур был какой-то»; «У нас отец колды-ко лошадь им, этим вогулам, продавал».

 

Ключом к открытию стереотипов национальных характеров, по мнению И.М. Кобозевой, могут служить лексические коннотации, которые понимаются как «несущественные, но устойчивые признаки выражаемого лексемой понятия, воплощающие принятую в обществе оценку соответствующего предмета или факта»²³.

 

К числу объективных проявлений коннотаций следует относить, по наблюдениям И.М. Кобозевой, и те явления, которые обычно не фиксируются словарями, но с достаточной регулярностью воспроизводятся в процессе порождения и интерпретации высказывания с данной лексемой или ее дериватом. В этом плане интересно, что отмеченное в словаре В.И. Даля толкование лексемы цыган как «обманщик, плут» актуализируется в высказываниях носителей пермских говоров: «Цыган проклятой! (о петухе)», а этноним татары имеет коннотацию ‘хитрый, жадный’: «Татара наверно съели ево с кобылой вместе».

 

Итак, главным условием существования этничности является наличие дихотомического отношения «мы – они». «Если такового отношения не существует, тогда нет смысла говорить об этничности, поскольку она предполагает такие отношения между группами, члены которых рассматривают друг друга как различающиеся по каким-либо культурным характеристикам»²⁴.

 

В высказываниях носителей пермских говоров часто актуализируется именно эта сторона этничности: «Украинцы – национальность у них такая. Их же называют хохлами. Это у них прозвишшо. Сами себя называют. Не серчают»; «Чиганьё-то – своя нация у их».

 

И, наоборот, «свои» говорят одинаково: «Вот мы-то люди русские, у нас по Вишере разговор однакой».

 

В языковом сознании личности могут происходить разные процессы, отражающие восприятие этничности, например:

 

1) расширение этнического пространства “чужого” этноса: «Вогула живут в юртах, а зыряна-то тоже вогула»;

 

2) перенесение свойств и качеств “чужого” этноса на представителей своего: «Сосед-то у меня шибко тунгусливой, слова от него не дождешься»;

 

3) именование “своих” с оттенком иронии. Бытует в русских говорах Прикамья фразеологизм обуть в русские лапти – ‘обмануть, перехитрить’: «Я говорю Наталье: обуёт она Татьяну в русские лапти»²⁵.

 

Вообще толерантность, умение приспособиться к традициям того народа, в среде которого живешь, оценивается носителями говора положительно. Существует, например, фразеологизм быть под русских – быть как русские, жить, соблюдая русские традиции: «От Алмаза хорошая деревня была, большая – Жуки. Половина почти немцы были. У нас только русские, ну так вот приезжие были когда, немцы-то это. Хорошо жили. Не скажем, чтобы какие-то склоки. Вообще как-то раньше народ дружнее был. Оне же это под русских ведь были»²⁶.

 

Положительно оценивается обычно и все свое, коренное, челдонское (челдоны – коренные уральцы в противоположность жителям центральной России): «Челдонский – ето настоящий русский язык»; «В челдонскую баньку – в русскую значит»; «Шти-те чалдонские беда хороши мне»; «Чё, челдонской рыбки захотели покушать?».

 

Представляется, что региональные исследования этнонимии дадут впоследствии более полную картину функционирования русского этнонимикона в целом. Этнонимика же как наука должна развиваться в функционально-когнитивном плане, рассматривая функционирование этнических имен в разных типах дискурса, а также их роль в формировании языковой картины мира.

 

1. Агеева, Р.А. Какого мы роду-племени? Народы России: Словарь-справочник / Р.А. Агеева. — М.:Academia, 2000. – 424 c.

2. Черных, А.В. Русские и татары Прикамья: межэтническое взаимодействие / А.В. Черных // Живая старина. – 2001. – № 2.

3. Кузеев, Р.Г. Этнографические и этнические группы (к проблеме гетерогенности этноса) / Р.Г. Кузеев, В.Я. Бабенко // Этнос и его подразделения. – М.: Наука, 1992. – Ч. 1. - С. 18 – 24.

4. Власова, И.В. О терминах для обозначения этнических категорий / И.В. Власова // Этнографическое обозрение. – 2009. - № 4. – С. 118 – 129.

5. Атаманов, М.Г. По следам удмуртских воршудов / М.Г. Атаманов. – Ижевск: Удмуртия, 2001. – 216 с.

6. Васильева, Н.В. Этнонимы и псевдоэтнонимы: попытка сравнения / Н.В. Васильева // Изменяющийся языковой мир. – Пермь, 2001. – С. 187 – 188. - С. 187.

7. Членов, М.А. О некоторых индонезийских этнонимах (к вопросу об этнонимической классификации) / М.А. Членов // Этнонимы. – М., 1970. – С. 99 – 100. - С. 99.

8. Суперанская, А.В. Групповые обозначения людей в лексической системе языка / А.В. Суперанская // Имя нарицательное и собственное. – М., 1978. – С. 59 – 83. - С. 59.

9. Суперанская, А. В. Общая теория имени собственного / А.В. Суперанская. – М., 1973. – 366 с. - С. 209.

10. Попова, Ю.Б. Русские коллективные прозвища и традиции этнонимии / Ю.Б. Попова // Лингвистическая ретроспектива, современность и перспектива города и деревни. – Пермь, 1999. – С. 143 – 149.

11. Дмитриев, А.А. К истории Башкирского землевладения в Пермском уезде и грамоты башкир / А.А. Дмитриев // Труды Пермской ученой архивной комиссии. – Пермь, 1896. – Вып. 3. - С. 2.

12. Парфенова, Н.Н. Русские фамилии конца ХVI – ХVIII вв. (по архивным источникам Зауралья) / Н.Н. Парфенова. – Сургут, 2001. – 278 с.

13. Крысин, Л.П. О русских этностереотипах в их языковом выражении / Л.П. Крысин // Лексикология и лексикография. – М., 2006. – Вып. 17. – С. 103 – 108. - С. 103.

14. Подюков, И.А. Этнические стереотипы в народной фразеологии / И.А. Подюков // Этническая культура и современная школа. – Кудымкар, 2003. – С. 84 – 90. - С. 84.

15. Садохин, А.П. Этнология: Учебник для студентов высших учебных заведений /А.П. Садохин, Т.Г. Грушевицкая. – М.: Академия, 2003. – 320 с. - С. 215.

16. Черных, А.В. Русские и татары Прикамья: межэтническое взаимодействие / А.В. Черных // Живая старина. – 2001. – № 2. - С. 35.

17. Садохин, А.П. Этнология: Учебник для студентов высших учебных заведений /А.П. Садохин, Т.Г. Грушевицкая. – М.: Академия, 2003. – 320 с. - С. 216.

18. Здесь и далее использованы материалы экспедиций в д. Акчим Красновишерского района Пермской области из картотеки словарного кабинета Пермского государственного университета.

19. Чагин, Г.Н. Этносы и культуры на стыке Европы и Азии / Г.Н. Чагин. – Пермь, 2002. – 384 с. - С. 113.

20. Шкатова, Л.А. Национально-культурные стереотипы поведения и их отражение в фолькоре / Л.А. Шкатова // Динамика фольклорной традиции на современном Урале. – Челябинск, 2000. – С. 107 – 109. - С. 107.

21. СПГ – Словарь пермских говоров: В 2-х вып. – Пермь, 2000 – 2002. - Вып. 1. - С. 243.

22. Протченко, И.Ф. Лексикология и стилистика в преподавании русского языка как иностранного (динамика, экспрессия, экономия) / И.Ф. Протченко, Н.В. Черемисина. – М.: Русский язык, 1986.

23. Кобозева, И.М. Немец, англичанин, француз и русский: выявление стереотипов национальных характеров через анализ коннотаций этнонимов / И.М. Кобозева // Вестник Московского университета. Сер. Филология. – 1995. – № 3.– С. 102 – 116.- с. 102.

24. Садохин, А.П. Этнология: Учебник для студентов высших учебных заведений /А.П. Садохин, Т.Г. Грушевицкая. – М.: Академия, 2003. – 320 с. - с. 87.

25. Прокошева, К.Н. Фразеологический словарь пермских говоров. – Пермь, 2002. - с. 243.

26. Словарь русских говоров Южного Прикамья — Пермь, 2010. - с. 93.
 

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: