Здесь, кажется, остановилось время. Не природное (в тургеневском рассказе – июль и ночь, на фотографиях – сентябрь и день), а историческое.

 

 

 

Все тот же среднерусский простор, все те же мягкие, поэтические краски, все та же ласкающая глаз и душу красота. И тишина.

 

И острое желание – встать на то самое место, где рассказчик-охотник вдруг почувствовал себя «над страшной бездной»: «Я быстро отдернул ногу и, сквозь прозрачный сумрак ночи, увидел далеко под собою огромную равнину»… Отсюда увидел, где стоим мы?

 
 

 

Или с того крутого берега, который возвышается над невидимой отсюда, прячущейся в изгибах местности речушкой?

 

Бежá – высокий, обрывистый берег. Бежин луг раскинулся на противоположном, ровном берегу и привольно разлегся – разбежался? – во все стороны.

 

 

«Широкая река огибала ее [огромную равнину] уходящим от меня полукругом; стальные отблески реки, изредка и смутно мерцая, обозначали ее теченье».

 

Ну, широкой сегодняшнюю Снежедь никак не назовешь. Чтобы поймать ее в объектив вместе с берегом-лугом приходится исхитряться, спускаться пониже.

 

 

 

В этом месте она действительно образует полукруг, но дальше пробирается сквозь травы и кустарники, причудливо извиваясь и то и дело скрываясь с глаз.

 

Вот опять ее совсем не видно, а виден млеющий под дождливым небом и приглушенным солнечным светом луг, виден торжественно и трогательно принарядившийся перед неизбежной зимней оголенностью дальний лес. А на переднем плане сиротливо и нелепо торчит столб без проводов:

 

 

Провода протягивают перед праздником, а потом снимают, чтобы «не своровали»…

 

А праздник тот самый – ночное на Бежином лугу, на него в последнее воскресенье июня съезжаются до пяти тысяч человек ежегодно. Вот только немногие из жаждущих приобщения к национальной экзотике знают литературные истоки праздника. По словам заведующей музеем в селе Тургеневе Марины Николаевны Ребровой, у гостей мероприятия название «Бежин луг» чаще ассоциируется со сметаной местного производства, чем с рассказом Тургенева.

Само село Тургенево находится в Чернском уезде Тульской губернии (области, конечно, по-нынешнему, но как-то само собой просится и на язык, и на экран – губернии). 

Старшему из братьев Тургеневых, Николаю, отцовское Тургенево достанется в наследство, и, в отличие от Ивана Сергеевича, унаследовавшего после смерти матери Спасское, хозяином он будет рачительным и успешным.

 

А если посмотреть в другую сторону, то на мгновение покажется, что время обратилось вспять и книга ожила, что это ограда в имении стариков Базаровых и вот-вот, решительно размахивая хворостиной, широкими шагами в «кадр» войдет Базаров, а следом, восхищенно оглядываясь вокруг и старательно скрывая свое восхищение от приятеля-«нигилиста», появится Аркадий.

 

 

Слева от музея – школа, построенная на фундаменте бывшего барского дома, а чуть дальше через дорогу – разрушенная церковь:

 

 

Вот парадный вход в школу:

 

 

А это остатки храма:

 

 

Большой был храм, красивый, по руинам видно. Строил его дед Тургенева. Почему не восстановили? Похоже, некому. И не для кого.

 

Возле этих руин директор музея М.Н. Реброва вспомнила так и не вышедший на экраны фильм 30-х гг. «Бежин луг», во время съемок которого якобы и разрушили церковь. Это не совсем так, вернее, совсем не так – сцены в церкви снимали в Подмосковье, но история создания фильма действительно вросла в историю края.

 

Сценарист Александр Ржешевский не без труда убедил Сергея Эйзенштейна в том, что снимать «натуру» нужно именно здесь, в тургеневских местах, хотя «натура» и отсылка к «Запискам охотника» очевидно противоречили сюжетной логике: фильм был посвящен памяти Павлика Морозова и рассказывал о трагедии мальчика, восставшего против злонамеренных планов своего отца навредить советской власти.

 

В «эмоциональном сценарии» Ржешевского тургеневские сюжеты и герои оказываются отрицательной точкой отсчета:

 

ВОТ ЭТИ ЗЕМЛИ, ВОТ ЭТА КОГДА-ТО НИЩАЯ, РАЗРУШЕННАЯ, ВЫМИРАЮЩАЯ ДЕРЕВУШКА, СТАВШАЯ НЫНЕ КОЛХОЗОМ, И ПРЕДКИ ЭТИХ ЛЮДЕЙ ПРИНАДЛЕЖАЛИ В СВОЕ ВРЕМЯ ГЕРОЮ ПОВЕСТИ, ПОЛУСУМАСШЕДШЕМУ САМОДУРУ-ПОМЕЩИКУ ЧЕРТОПХАНОВУ.

И перед вами – цветущий колхоз. Все здесь радует глаз. На улицах чисто. Вдоль домов тянутся аккуратненькие канавки. Через канавки перекинуты изящные мостики. Вдоль канав через весь колхоз – молодые саженцы разных деревьев. Около каждого домика – палисадник. В палисадниках – клумбы, на клумбах – цветы.
 

 

ВЫ, НЕСОМНЕННО, ПОМНИТЕ У ИВАНА СЕРГЕЕВИЧА ТУРГЕНЕВА В «ЗАПИСКАХ ОХОТНИКА» ЕГО ЗНАМЕНИТУЮ ПОВЕСТЬ «ПЕВЦЫ».

Вот перед вами еще колхоз. Какое движение!

Люди не переваливаются, а идут.

Лошади не плетутся, а бегут.

Телега не двигается едва-едва, а несется.

Причем все с гиканьем, с радостным криком, местами с руганью.

ВОТ ЭТО И ЕСТЬ ТА, КОГДА-ТО ТОСКЛИВАЯ, БЕЗ РАДОСТИ И ПРОСВЕТА, ДЕРЕВНЯ КОЛОТОВКА – ГДЕ ПРОИСХОДИЛИ СОБЫТИЯ, ОПИСАННЫЕ ИВАНОМ СЕРГЕЕВИЧЕМ ТУРГЕНЕВЫМ В ПОВЕСТИ «ПЕВЦЫ», – КОТОРАЯ НЫНЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРЕКРАСНЫМ КОЛХОЗОМ И НОСИТ ГОРДОЕ НАЗВАНИЕ «БУРЕВЕСТНИК».

 

К рассказу, давшему название фильму, тоже есть прямая и однозначная пропагандистская отсылка:

 

 

А вот разрушение православной святыни в сценарии подается отнюдь не так однозначно, напротив, возникает ощущение совершаемого кощунства – возможно, это и стало одной из причин запрета и разгрома фильма.

 

Но для нас сейчас важно другое. Этот несостоявшийся (так и не вышедший на экраны) фильм усиливает печальные символические параллели между тургеневским Бежиным лугом и днем сегодняшним.

 

Герои рассказа Тургенева – крестьянские ребятишки, один из них работает на той самой бумажной фабрике, в здании которой сейчас музей. «Мы с братом, Авдюшкой, в лисовщиках состоим», – говорит он. «Вишь ты – фабричные!..» – в этой реплике Павлуши явно звучит уважение. А «фабричный» Ильюша, начав рассказывать про встречу с домовым, попутно, между делом сообщает: «…всех было нас ребяток человек десять – как есть вся смена; но а пришлось нам в рольне заночевать, то есть не то чтобы этак пришлось, а Назаров, надсмотрщик, запретил; говорит: “Что, мол, вам, ребяткам, домой таскаться; завтра работы много, так вы, ребятки, домой не ходите”. Вот мы остались…»

 

Вот ведь вопиющие факты эксплуатации детского труда, да еще и кончается рассказ сообщением о гибели самого смышленого и активного из мальчиков – Павлуши. Приговор «крепостному Бежину лугу»?

 

Критика социальных отношений того времени, конечно, здесь есть, но смысл рассказа уж никак к этому не сводится. Как не сводится образ Чертопханова в соответствующих рассказах к формуле «полусумасшедший самодур-помещик».

 

Понятно, что это издержки пропагандистского пафоса. Но вот ведь какая незадача: те «чудесные» пионеры, которых описывает в своем сценарии Ржешевский и которые с таким энтузиазмом сокрушали веру отцов и созидали новую жизнь, что-то непоправимо сокрушили в самом Бежином луге, во всей России.

 

Об этом немо и страшно свидетельствуют цифры: по словам экскурсовода, в 1861 году, после отмены крепостного права, в Чернском уезде Тульской губернии проживало 158 тысяч человек; после Великой Отечественной войны – 70 000, сегодня – 19 000. В Википедии есть еще одна ориентировочная цифра: в 1902 году в Чернском уезде было 129 016 человек.

 

Официальные данные за последние пятьдесят лет: 1959 г. – 38 840 чел., 1970 г. – 32 539 чел., 1979 г. – 24 850 чел., 1989 г. – 22 605 чел., 2010 г. – 20 422 чел.

 

И на рольне дети не работают, и в ночное не ездят – хотя, для них, между прочим, это был праздник, и «самодуров-помещиков» давно след простыл, да и большой войны во временном промежутке 1959 – 2010 гг. не было.

 

А в центральной, срединной России на плодородной, щедрой земле среднерусской равнины безлюдье и запустение.

 

Но, может быть, не везде так?

 

«Поедемте-ка в Льгов…»
 

Галина Ребель

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: