События 1812 года – незабываемая страница в истории России, которая всегда будет вызывать интерес. Отечественная война 1812 года, третья по счету с начала XIX века, явилась самым тяжелым и кровопролитным столкновением между армиями России и Франции. Кампания 1812 года, как известно, ознаменовалась полным разгромом Великой армии Наполеона – разгромом, от которого он так и не смог оправиться, потеряв сначала Европу, а потом и Францию.

 

«История плохо предсказывает будущее, но хорошо объясняет настоящее»¹, – некогда заметил Ю.М.Лотман в «Беседах о русской культуре», обращаясь к давним временам. Безусловно, 1812 год как событие национальной истории поможет разобраться мыслящей части российского общества в своей исторической судьбе. Этому способствуют, помимо крупных исторических исследований той эпохи, и другие многочисленные, самые разнообразные материалы: письма, дневники, воспоминания, мемуары, в которых присутствует сильное личностное начало, позволяющее увидеть людей тех далеких времен, их мысли, чувства, отношение к происходящему, к друзьям и начальникам, великим мира сего.

 

Современники Отечественной войны сами испытывали необычайный интерес к таким публикациям: документы подобного рода стали издаваться уже с осени 1812 года. Сегодня они имеют еще большее значение, так как мы знакомимся с жизнью того поколения, представители которого «с млеком материнским влили в себя дух к воинственным подвигам»², с малых лет готовя себя к военной славе. Да, они вкусили все тяготы военной службы, но при этом испытывали гордость и радость от того, что верой и правдой служат Отечеству. Этими чувствами наполнены воспоминания многих, на кого была возложена обязанность служить в армии.

 

Юный прапорщик-пехотинец эпохи 1812 года, принявший боевое крещение под Смоленском в возрасте 15-ти лет и считавшийся ветераном в 17 лет, Д.В. Душенкевич признавался: «Не перестану до конца дней моих ставить себе щастием величайшим, что судьба удостоила меня быть в рядах защитников Отечества, сей чести ничем заменить не допускаю; всякий раз, когда вспоминаю о том, внезапная радостная гордость, подобная чудному восторгу, озаряет дух и сердце, не забывающее тех славных событий, в коих и я, право имею сказать, участвовал, – как капля в бурном океане»³.

 

Ученые, изучающие эту страницу нашей истории, обычно сходятся во мнении, что вплоть до революции 1917 года каждый год печатались воспоминания участников Отечественной войны. В книге авторитетнейшего историка-источниковеда А.Г. Тартаковского «1812 год и русская мемуаристика»⁴ в Приложении дается «Перечень мемуаров, специально посвященных эпохе 1812 года», в котором материалы расположены в хронологическом порядке в зависимости от года издания (1, 2, 3,), здесь же даны 5 таблиц, учитывающих погодную динамику движения публикаций мемуаров. С помощью этих таблиц можно выявить времена, когда общественное внимание повышалось к событиям 1812 года. Так было в 30-е годы, в 50- 60-е XIX в., затем в начале ХХ века в связи с подготовкой 100-летнего юбилея Отечественной войны. Военные историки, работники государственных архивов, музеев проявили (заметим, и проявляют) незаурядную активность по выявлению и публикации еще не изданных документов и сегодня.

 

В «Перечне» А.Г. Тартаковского не раз упоминаются публикации Александра Ивановича Михайловского-Данилевского⁵, будущего историографа, который в годы войны 1812 г. был сотрудником Главной квартиры русской армии, приближенным к М.И.Кутузову и начальнику Главного штаба П.М.Волконскому. Еще во время войны он опубликовал первые историографические опыты, будучи от природы «очень способным человеком в таких молодых летах», по мнению своего современника Федора Глинки. Затем по поручению Николая I он занялся сбором материалов, относящихся к кампаниям 1812 – 1814 годов, итогом этого труда стала написанная им «История», «выгодно отличавшаяся непредвзятым истолкованием событий в духе воззрений на Отечественную войну передовой дворянской интеллигенции». В это же время Михайловский-Данилевский обратился к участникам войны – генералам, офицерам, партизанам, частным лицам (чиновникам, дворянам, купцам, лицам духовного звания, горожанам и т.д.) – с просьбой присылать свои записи о событиях этих лет либо специально восстановить в письменном виде свои воспоминания. Он знал, что «дети 1812 года» (по выражению А.А. Муравьева-Апостола) имели обыкновение записывать (в большинстве случаев по-французски) то, чем они занимались, что читали, с кем встречались, как проходили их служебные будни; во время войны многие из них описывали сражения, в которых участвовали, вспоминали своих погибших друзей, командиров. Михайловский-Данилевский, к сожалению, опубликовал не все собранные им документы, он лишь частично использовал их в своих исторических трудах.

 

Мысль о создании истории Отечественной войны была всеобщей в те годы. В 1815 – 1816 годах Ф.Н.Глинка в «Русском вестнике» опубликовал статью «Рассуждение о необходимости иметь Историю Отечественной войны 1812 года»⁶, потом эту же мысль он повторяет в журнале «Сын отечества»⁷ и позже – в «Письмах к другу, содержащих в себе замечания. мысли и рассуждения о разных предметах....». Эта история, пишет он, должна быть «не только для ученых, не для одних военных, но для людей всякого состояния, ибо все состояния участвовали в славе войны и в свободе Отечества. <...> Итак, да будет История сей войны <...> лучшим похвальным словом героям, наставницею полководцев, училищем народов и царей»⁸.

 

Статья Глинки привлекла внимание современников и положила начало созданию военно-исторических трудов по военной истории Кампании 1812 года. Сошлемся еще раз на книгу А.Г. Тартаковского «1812 год и русская мемуаристика», где в четвертой главе – «Общественно-исторические предпосылки развития русской мемуаристики 1812 года» – историк подробнейшим образом исследует зарождение историографии Отечественной войны в 20 – 60-х годах XIX века. Ведь тогда, по словам А.Я. Булгакова, сына известного дипломата Я.И. Булгакова, участника войны 1812 года и мемуариста, «каждый хотел быть историографом». Тартаковский обращает внимание на эту характернейшую черту тогдашнего общественного умонастроения. Отсюда та множественность замыслов (это и историческое повествование об Отечественной войне, и жизнеописание ее героев, обзоры военных действий, военно-теоретические трактаты, биографии полководцев и личные воспоминания), та разноголосица идеологических мнений (монархических, консервативных, просветительских и даже декабристских) по созданию истории Отечественной войны. Этой задачей проникаются сам Александр I и военачальники, которые поручают способным молодым людям – Д.И. Ахшарумову, Н.И. Старынчевичу, Д.П.Бутурлину, совместно с известным военным теоретиком и историком А.Жомини, – стать историографами Военной кампании 1812 года.

 

Не отстает от государственных чиновников и пресса. Журналы того времени: «Сын Отечества», «Русский вестник», «Военный журнал», «Русская старина» и другие, – охотно печатали проекты правительства, которое предпринимает шаги к политическому упорядочению в изучении наполеоновских войн, размышлений очевидцев тех или иных событий, мемуаров, воспоминаний об Отечественной войне и заграничных походах и просто сообщений о готовящихся к изданию трудах. Среди перечисленных журналов А.Г.Тартаковский выделяет роль «Военного журнала», который начали издавать по распоряжению Александра I. В «Военном журнале» в 1817 году под руководством Ф. Глинки печатается ряд записок-воспоминаний о войне 1812 года: А.Ф.Ланжерона, Н.Б.Голицына, Н.М.Сипягина, К.Ф.Толя, Д.П. Бутурлина. В этом же журнале и было опубликовано «Описание военных действий отряда, находившегося под начальством генерала Винценгероде в 1812-м году»9 Александра Христофоровича Бенкендорфа в переводе с французского языка Ф.Глинки. Это одной из первых по времени публикаций частных мемуаров участников войны.

 

В основу мемуаров Бенкендорфа легли его записки, которые «он имел во всю жизнь обыкновение составлять... о служении своем, также и о важнейших событиях ему современных». Это цитата из «Военного энциклопедического лексикона, издаваемого обществом военных и литераторов», который был издан в Санкт-Петербурге в 1844 году, и далее авторы статьи дают следующую оценку: «Изданные в свет записки сии составят драгоценный материал для истории»¹⁰. С этой оценкой соглашается и современный ученый А.Г.Тартаковский, считая «Записки Бенкендорфа» «богатейшим мемуарным наследием», еще недостаточно изученным.

 

Под таким названием – «Записки Бенкендорфа: 1812 год. Отечественная война. 1813 год. Освобождение Нидерландов», они были изданы в 2001 году в Москве в издательстве «Языки славянской культуры»¹¹. Это единственное издание за весь ХХ век после 1903 года, когда в Вильно видный военный историк генерал-майор В.И.Харкевич опубликовал «Записки»¹², сохранив французский оригинал и его перевод в третьем из четырех сборников мемуаров и дневников участников Отечественной войны.

 

Публикации мемуаров Бенкендорфа интересны тем, что имя автора воспоминаний может «зацепить» не только тех, кто интересуется военной историей нашей страны, но и гораздо более широкий круг читателей, напрямую или опосредованно знакомых с Бенкендорфом по его жандармской деятельности и в качестве так называемого гонителя А.С.Пушкина. Во всяком случае, в свое время в школе рассказывали о нем, как о чиновнике-бюрократе, тупом солдафоне.

 

 

 

Вероятно, чтобы убедиться в правильности своих давнишних представлений об этом человеке, я и раскрыла «Записки» Бенкендорфа.

 

Немец по происхождению, русский по воспитанию, Александр Христофорович Бенкендорф (1783 – 1844) принадлежал к российской военной аристократии. Уже в 1798 году в возрасте 15 лет начал служить в чине унтер-офицера Лейб-гвардии Семеновского полка; вскоре стал прапорщиком, потом флигель-адъютантом императора Павла I; воевал в Грузии, Персии; участвовал во всех войнах с Наполеоном — от кровопролитного сражения при Прейсиш-Эйлау (1806) до «битвы народов» под Лейпцигом (1813). В 1812 году, находясь в составе Императорской Главной квартиры, выполнял важные поручения императора Александра I и главнокомандующего второй западной армией князя П.И. Багратиона, будучи их связным; командовал авангардом «летучего корпуса» генерал-лейтенанта барона Винценгероде; отличился в сражениях под Велижем и Звенигородом, с боем вошел в Москву, покидаемую французами, где до прибытия властей был временным комендантом в столице, спасая ее от дальнейшего разорения. За храбрость и умелое руководство вверенными ему частями Бенкендорф был награжден не только русскими, но и боевыми иностранными орденами.

 

 

 

«Записки» Бенкендорфа – это относительно краткое повествование обо всем 1812 годе, рассказ об увиденном и пережитом, описание и осмысление событий с характеристикой лиц, которых знал автор и с которыми служил в армии, его свидетельства о представителях разных сословий, о некоторых общественных событиях.

 

В первой главе «Mémoires ducompte Alexandre Benkendorf Général cavalerie, Aidede Camp Général de S.M.E. l’Empereur de Russie» (таково истинное французское название мемуаров) автор описывает события от начала войны до соединения русских армий под Смоленском.

 

С первых строк мемуаров видно чрезвычайно почтительное отношение автора к Императору Александру I. Бенкендорф пишет о его «ангельской доброте», «милосердии», «невозмутимом спокойствии». Бенкендорф лично знал Императора и общался с ним, так как в начале кампании он как флигель-адъютант и полковник состоял в штате Императорской Главной квартиры, и поэтому вполне мог составить себе представление о нем как о человеке, политике и главнокомандующем. Например, Бенкендорф отмечает, что Император был терпелив к генералу Нарбонну, адъютанту Наполеона, хотя понимал, а потом и узнал, что за его дипломатической миссией скрывается разведывательный характер, что ему было поручено разузнать число русских войск, артиллерии, выяснить, кто командует армиями, каков дух в войске, в народе, а также каково моральное состояние самого царя. Невозмутимость Императора была такова, что Нарбонн докладывал Наполеону о «настоящем патриотизме без самохвальства и спокойствии на лице императора» (С.31-32). Те балы и празднества, которые давались для двора в Вильно, могли также сформировать это мнение Нарбонна. Намекая на это, Бенкендорф пишет о «затянувшемся пребывании в Вильне», которое «походило скорее на приятное путешествие, нежели на приготовления войны» (С.32). Спокойствие и доброту император сохранял и по отношению к полякам, которые эти празднества и устраивали, хотя «не скрывали своих надежд и желания нашей гибели». Поведение императора вполне объяснимо, так как офицерский корпус русской армии был многолик по национальному составу. Это понимал и автор «Записок».

 

Только тогда, когда Наполеон подошел к Неману, начался выезд двора, военных, чиновников с их женами и всей дворней. Это было похоже на отвлекающий продуманный маневр верховного командования, демонстрацию легкомысленного поведения или даже работу по дезинформации противника, но в это же время «наши корпуса стягивались». Однако об этом читатель «Записок» может только догадываться, так как Бенкендорф рассказывает о первых месяцах войны предельно кратко. Стиль автора кажется чрезмерно лаконичным, при этом очень простым, ясным, в повествовании нет светской манерности, нет какой-либо позы. Это рассказ солдата, который выполнял свой долг честно и добросовестно. Да и современники, многие из которых были непосредственными участниками этих событий, по-видимому, не нуждались в более пространных описаниях.

 

Бенкендорф вполне достоверен и в том, что царь «слишком скромно оценивал собственные военные способности» (С.39). Известно, что после Аустерлица Александр не считал себя способным к деятельности полководца, но в самом начале войны он сам корректировал все планы, предлагаемые его военными советниками. Бенкендорф попутно сообщает о тех планах, которые были отвергнуты в Главной квартире: это и план Багратиона, который предлагал вести основные военные действия на территории Польши, и план Пфуля, прусского военного теоретика, перешедшего на русскую службу после разгрома Пруссии в 1806 году. План Пфуля был грамотен в теоретическом плане, но он не соответствовал действительному положению дел. Бенкендорф поясняет это несоответствием численности войск: русских в 150 тысяч человек против французских в 450 тысяч. Александр I, как видно из «Записок», лично отдавал распоряжения, в частности автору записок, который выполнял важную миссию: Бенкендорф должен был информировать командующего Второй Западной армией князя Багратиона о передвижениях Первой армии Барклая де Толли. «Так как мой путь становился очень опасным, – писал Бенкендорф, – он [Император] не дал мне письменных повелений, а только поручил мне объяснить все князю на словах» (С.37). Эти строчки свидетельствует о принадлежности автора к кругу доверенных лиц, хотя далеко не полностью осведомленных. В то же время он дает понять читателю, что Александр обладает талантом военного стратега: он принимал участие при разработке стратегического плана начального этапа войны, он знал цену Барклаю де Толли и Багратиону, он принял решение о назначении генерала Кутузова главнокомандующим армии. И только после этого решился оставить фронт (в Полоцке) и отправиться в Москву, дабы «своим присутствием возбудить там энтузиазм и твердую решимость во всех классах народа» (С.41).

 

Бенкендорф не погрешил против истины. Манифест или приказ по армиям действительно произвел сильное впечатление в войсках и народе. Считается, что именно Император писал (или правил; обычно такие документы составлял государственный секретарь А.С.Шишков) воззвание, которое заканчивалось такими словами: «Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, Свободу! Я с вами. На зачинающего Бог! Александр».

 

Бенкендорф высоко ценит и дипломатические способности Императора, которые позволили ему предугадать результаты переговоров генерал-адъютанта Балашева с Наполеоном о прекращении военных действий. Миссия Балашева состояла в том, чтобы объяснить французскому Императору поведение русского посла, князя Куракина (Наполеон обвинял его в объявлении войны), и предложить французскам отойти назад за Неман, тогда «вторжение не будет считаться свершившимся». Здесь мнение автора «Записок» противоположно общепринятой трактовке, согласно которой русский царь униженно просил Наполеона удалиться с русской территории. По свидетельству Бенкендорфа, еще до посольства Балашева государь ему лично говорил: «Ничто не заставит меня положить оружие, пока неприятель будет в наших пределах».

 

Перед первой поездкой Бенкендорфа к Багратиону государь сказал ему о том, что, «верный своей системе, Бонапарт, вероятно, направится по дороге к столице и захочет устрашить Россию, наступая на Москву» (С.34); цитируя эти слова Императора, Бенкендорф подчеркивает, что Александр хорошо изучил стратегию неприятеля. Это побуждало царя сблизить обе армии «в случае надобности». Была выработана тактика, которая «расстраивала соображения противника». «Наполеон был так этим раздражен, – продолжает Бенкендорф, – что отнял командование у короля Вестфальского и отослал его в Германию» (С.40). Тактика сработала, что и подтверждает автор, сообщая о том, что Багратион «расстроил искусно предположения противника» и «обе армии, не быв расстроены, к большому удивлению Наполеона, наконец, соединились 22 июля в Смоленске» (С.43).

 

Характеристика, данная Бенкендорфом Императору, лаконична, немногословна, может быть, в чем-то традиционна. Да и нельзя ждать от дворянина, исполняющего свой офицерский долг, каких-то критических замечаний по отношению к царю, олицетворяющему собой Отечество. Непоколебимая уверенность в «богоугодности» царской власти являлась основой мировоззрения офицеров эпохи 1812 года. Бенкендорф не был исключением, хотя и обучался в пансионе аббата Николя, то есть имел наставника католического вероисповедания. Заметим, что все офицеры и солдаты русской армии , несмотря на разницу вероисповедания, сражались за победу, осененные Верой. Это подтверждает и Бенкендорф: «Благодарственный молебен, отслуженный с усердием, был для нас как бы предзнаменованием Божественного покровителя и расстроил виды и надежды наших врагов» (С.42).

 

Известно восприятие личности Наполеона русским обществом. Об этом можно прочитать в «Войне и мире» Л.Н. Толстого. Но существует и множество воспоминаний о небывалом страхе и ужасе перед Наполеоном, о почти мистическом отношении к нему. Военные, в том числе и Бенкендорф, знали Наполеона не понаслышке. В «Записках» Бенкендорф сравнивает его с Ксерксом: «Подобно Ксерксу, Наполеон поднялся на гору близ Ковны и созерцал у ног своих всю свою необозримую армию. Вид русской территории воодушевил его пыл, и, приветствуемый множеством солдат, он устремился в борьбу двенадцатого года, в конце которого от всего этого гигантского полчища суждено было сохраниться лишь одним кровавым следам» (С.33).

 

Вполне романтический образ! Видел ли эту сцену автор записок? Но если и не видел, то это сравнение с Ксерксом указывает на то, что Бенкендорф здраво оценивал смысл исторического события. Как когда-то Ксеркс стремился к уничтожению иного мира идей, иной культуры в лице одинокой Греции, так и Наполеон, объединив Европу, идет на оставшуюся в одиночестве Россию. Эту мысль автор «Записок» выскажет еще раз в третьей главе, уже не прибегая к средствам художественной выразительности: «… Наполеон, как в новый крестовый поход, ополчил всю Европу против нашей Империи» (С.68).

 

Бенкендорф понимал силу и мощь французской армии и, безусловно, высоко оценивал полководческие способности Наполеона. При этом он был уверен в печальном исходе кампании для французского императора и его армии. Сообщая об этом, он использует эпический прием столь характерный для французской героической жесты «Песнь о Роланде», – логическую инверсию, или «логику конца». Бенкендорф употребляет в своем тексте Futurdansle Passé, время, подходящее для этого случая. Но это только предвидение, а пока Бенкендорф рисует портрет уверенного в себе полководца, который уже дошел до Вильно и сообщил Балашеву о том, что чувствует себя здесь хорошо и что «он здесь и останется; что армия Багратиона несомненно отрезана и погибла и что без боя он взял уже несколько тысяч пленных» (С. 36). Дух Наполеона был поколеблен только после «достопамятного» Бородинского сражения.

 

А вступление в Москву и пребывание в ней утвердило Наполеона в мысли сначала об опасности своего положения: «Он (Наполеон) рассчитывал на мир, а с ним отказывались от всяких переговоров» (С.71), а потом и об отступлении: «Он приготовился к отступлению» (С.73). И «Великая армия Наполеона покинула Москву…» Автор «Записок» рассуждает о превратностях судьбы, постигших Наполеона: «…совершив славный подвиг, достигнув высшей степени успеха – обратиться в бегство; лишиться господства над общественным мнением, доставленного ему этим завоеванием; решиться уничтожить в своей армии веру в его неизменное счастье и показать удивленной и готовой стряхнуть иго Европе свою слабость и силу России» (С.73). В этих словах нет злорадства по поводу противника, нет уничижительного к нему отношения, уж слишком много бедствий, страданий, крови, жертв принесла эта война обеим сторонам. Поэтому так сдержан и лаконичен Бенкендорф при описании бегства Наполеона: «Наполеон, по переправе, в санях обогнал армию, сопровождаемый лишь несколькими доверенными лицами. Он не остановился в Вильне и бежал за Неман, который он с таким высокомерием перешел за несколько месяцев перед тем, проехав через Германию, и сам привез в Париж известие о всех поражениях» (С,83). В этой констатации поражения полководческого гения Наполеона нет презрения автора. По логике «Записок», судьбе, «фатуму», воинской удаче, в которые так верил Наполеон, как и многие военные того времени, пришел конец, и Наполеон мужественно сообщил об этом Франции.

 

Бенкендорфу свойственно относиться с достаточным уважением к противнику, армию которого он часто называет «Великой». При этом он подмечает «дезорганизацию и упадок дисциплины» в армии Наполеона еще задолго до Бородина. Уже в сражениях при Витебске и Городке в ней наметились эти«предвестники бедствий» (С.47). В это время Бенкендорф, получив новое назначение в отряд генерала Винценгероде, который служил для связи с большой армией и армией под командованием графа Витгенштейна, и, находясь в тылу французов, мог наблюдать, как французы занимались мародерством, сжигали и грабили деревни. Отряд Бенкендорфа «повсюду находил следы их погрома и святотатства, и везде мы спешили на помощь несчастным жителям» (С. 49). В третьей главе он опишет свой лагерь уже после того, как французы оставили Москву: «Мой лагерь походил на воровской притон; он был переполнен крестьянами, вооруженными самым разнообразным оружием, отбитым у неприятеля. Каски, кирасы, кивера и даже мундиры разных родов войск и наций представляли странное соединение с бородами и крестьянской одеждой. Множество людей, занимавшихся темными делами, являлись беспрерывно торговать добычу, доставлявшуюся ежедневно в лагерь. Там постоянно встречались солдаты, офицеры, женщины и дети всех народов, соединившихся против нас. Новые экипажи всевозможных видов, награбленные в Москве; всякие товары, начиная от драгоценных камней, шалей и кружев и кончая бакалейными товарами и старыми сворками для собак. Французы, закутанные в атласные мантильи, и крестьяне, наряженные в бархатные фраки или старинные вышитые камзолы. …» (С.69-70). Это отступление от описаний маневров его отряда, с помощью которых нападали на французские части в окрестностях Рузы, Звенигорода, «захватывая почту и курьеров», а иногда и пленных до двухсот или трехсот и более (С.68), напоминает зарисовки в стиле Вальтера Скотта или французских романтиков с их «местным колоритом». Жаль, что таких описаний в «Записках» немного. Эти зарисовки доказывает, что автор владеет пером, умением передать состояние дел в армиях противников при оставлении французами Москвы, их моральный настрой. Упадок дисциплины, упадок духа овладевал французскими войсками постепенно, но по возрастающей, считает автор, так как они «привыкли к быстрым успехам и богатству средств Германии и Италии» (С.72).

 

Бенкендорф сочувственно относится к тем, кого «... ненасытный голод обратил <…> прежде смерти в скелеты, и эти обезображенные тени тащились друг за другом, высматривая, где бы поесть падали или отогреть свои полузамерзшие тела. Длинный след трупов, окоченевших от холода, обозначал путь и страдания армии, выставленной Европой» (С,81). И в то же время он с ужасом взирает на состояние Москвы после выхода из нее французов, осуждая варварство и алчность врагов. В главе 4-ой он показывает картины разграбленного и испоганенного Кремля, говоря, что его охватил ужас при виде «поставленного вверх дном безъбожием разнузданной солдатчины» Успенского храма. Еще в большей степени впечатляет описание потери Москвы: «Сердца самых нечувствительных солдат разрывались при виде ужасного зрелища тысяч этих несчастных, которые толкали друг друга, чтобы выйти скорее из города, в котором они покидали свои пепелища, свое состояние и свои надежды. Можно было сказать, что они прощались с Россией. <…> нас охватил ужас, и мы отчаялись в спасении России» (С.63).

 

Известно, что русское население ужасно боялось вторжения наполеоновской армии: например, ходили слухи, что французы людоеды и т. п., поэтому люди добровольно сжигали свои дома и уходили в леса, а когда могли, то сами убивали, грабили, пленных в том числе. Крестьяне не могли простить французам мародерство, уничтожения их жилищ (хотя чаще всего крестьяне поджигали сами целые деревни), осквернение храмов. Не оправдывая их, Бенкендорф объясняет эти действия чувством мщения, страхом перед врагом. Он часто упоминает те жертвы, которые понесло русское крестьянство, отмечает самоотверженность крестьян: «Никогда русский мужик не обнаружил большей привязанности к религии и к своему отечеству, более преданности Императору и законным властям» (С.70). Бенкендорф заступается за мужиков, когда приходит приказ о разоружении партизан под угрозой расстрела, в случае неповиновения, так разъясняя свою позицию: «... я не могу обезоружить руки, которые сам вооружил...» (С. 71), и отказывается считать их мятежниками, ибо знает, что они «уничтожали врагов отечества», «жертвовали своей жизнью для защиты своих церквей, независимости, жен и жилищ» (С.71).

 

Как видим, Бенкендорф смел и благороден. Вступившись за крестьян, он вступает в конфронтацию с «петербургскими интриганами» и с помощью Винценгероде спасает крестьян¹³. Император, ознакомившись с «делом», прекратил его. Этот случай подтверждает, что о народе Бенкендорф судит не с сословной позиции, а с нравственной, хотя подчас народ удивляет его своим противоречивым характером.

 

В «Записках» рассказывается о том, как отряд Бенкендорфа проходит через территорию Белоруссии, где были погромы польских дворянских домов и усадеб. Автор осуждает этих «мелких тиранов (подонков)», «скупых и развратных дворян», которые довели крестьян до такого состояния, что они взбунтовались и «сочли себя свободными» (С.48). Маловероятно, что Бенкендорф не знал о распространявшихся до войны слухах о том, что Наполеон освободит крестьян от рабства. Свободолюбивые настроения крестьян были известны не только в западных территориях России, но и в других ее частях. Автор, казалось бы, обходит эту скользкую тему, буквально на следующей странице рассказывая о якобы «трогательной привязанности крестьян к своим господам». В одной деревне, принадлежавшей княгине Голицыной, французские мародеры защищали усадьбу, так как узнали от одной крестьянки (они выбили это признание, забив женщину до полусмерти), где спрятано имущество княгини. Французы были перебиты драгунами под командованием Бенкендорфа, затем отыскали жителей поместья, собрав их с большим трудом, и попросили приготовить фураж и продовольствие для войска. Один из крестьян попросил позволение от имени всех утопить предательницу, так как она «нарушила интересы» их госпожи. Расспросив подробнее о случившемся, автор испытал сначала уважение к этим «честным людям», решив, что княгиня «была для них ангелом доброты» (С51). Каково же было его удивление, когда он узнал, что они ненавидели свою помещицу. Примечательно, что комментария по поводу этого случая Бенкендорф не дает, он только честно излагает факты.

 

Надо отдать должное автору: он часто называет простых людей, всемерно помогающих армии, «мужественными», «усердными», самоотверженными; отмечает, что те помещики, которые, не побоялись вооружить своих крестьян, убедились в их умелом действии против общего врага, в их желании уничтожить «дерзких чужеземцев». Из «Записок» понятно, что автор разбирается в людях, в жизненных ситуациях, поэтому он видит в народе и тех, кто не прочь под шумок заняться грабежом и разбоем в Москве после ухода французов. Но в то же время для Бенкендорфа самое важное – поддержка всех слоев населения армии, его радует процесс единения народа: «Дворяне, священники, купцы, крестьяне – все были одушевлены одним духом» (С,49).

 

Оказавшись под началом генерала Винценгероде, Бенкендорф успешно выполняет приказы и осуществляет ему порученные операции; в «записках» он рассказывает о действиях своего отряда, описывает сражения, в которых участвовал его отряд, пишет об удачах и промахах, печалится о вынужденных отступлениях. В воспоминаниях о разных военных событиях нет преувеличения, ложного пафоса. Просто и сдержанно пишет автор и о своей роли в этом историческом процессе: отмечает удачную переправу через Москву-реку, которую он осуществил в отсутствие Винценгероде, о своей деятельности в освобожденной Москве, волею обстоятельств оказавшись в должности временного коменданта Москвы. Благодаря своей энергии и разумным действиям, он разрешил множество проблем в чрезвычайной ситуации.

 

Напомним, что «летучему отряду» (так тогда называли мобильные отряды), в котором служил Бенкендорф, составленному из нескольких конных и казачьих полков Первой Западной армии, поручались командованием особые, очень ответственные задачи. о де Толли определяет назначение «летучего отряда» Винценгероде как стратегически важное для армии. Барклай лично отдавал распоряжения командиру отряда. Например, охранять крайний правый фланг объединенных русских армий при Смоленске, отвлечь на себя часть сил противника для благоприятного наступления армии на правом фланге, установить связь с Первым армейским корпусом Витгенштейна, защищавшим Петербургское направление. Отряд Винценгероде, усиленный другими частями, принимал участие и в бою под Звенигородом. В этой битве не последнюю роль играли полки Бенкендорфа и Иловайского. В «Записках» Бенкендорфа кратко говорится о подвигах всего отряда и его собственной бригады в частности. Подробнее об этой битве можно узнать из воспоминаний С.Г.Волконского и «Дневника дивизии Прайзинга» баварского лейтенанта фон Флотова¹⁴.

 

Бенкендорф, хорошо знавший состав верховного командования и лично и генерала Барклая де Толли и генерала Багратиона, мог судить об их полководческих талантах и действиях. Известно, что отступление армии Барклая вызывало нарекания не только солдат и офицеров, но и генералитета. Бенкендорф писал по поводу сложившейся ситуации, что генерал «исполняя своим отступлением мудрые указания Императора, принимал на себя ненависть и проклятия народа и ропот солдат». Бенкендорф ценит самоотверженное поведение Б. де Толли: «Это великое самоотвержение было во сто раз достойнее похвалы, нежели все победы, которые увенчали его впоследствии лаврами и доставили ему титул князя и звание фельдмаршала». «Генерал показал себя выше клеветы», – считает автор «Записок», а ведь Барклая де Толли обвиняли даже в измене^*. Бенкендорф ценит и «неустрашимое мужество» генерала Б. де Толли в Бородинском сражении; он оплакивает гибель князя Багратиона, «рожденного для войны», а также гибель генерала Тучкова, молодого генерала Кутайсова и других выдающихся офицеров» (С. 52,55, 53).

 

Кандидатуру фельдмаршала Кутузова, который « народным голосом был призван к командованию армиями и своими талантами и счастьем оправдал выбор нации» (С.55), поддерживает и Бенкендорф. Поддерживал он и решение Кутузова оставить Москву, решение чрезвычайно непопулярное: «Жители Москвы не могли представить себе, что неприятель может в нее войти, и вся армия требовала защиты этого оплота величия» (С,60). Для Бенкендорфа как для профессионального военного было очевидно, что крайне рискованно было принимать бой с превосходящим по силе противником «на невыгодной позиции», в «огромном городе», «спасение которого было лишь в победе» (С.60-61).

 

Правильными считал Бенкендорф и те маневры, которые разрабатывал Кутузов, вынуждая отступать армию Наполеона. Но при всем огромном уважении к фельдмаршалу ему, как и другим военным, казалось, что Кутузову не хватает энергии при преследовании неприятеля. Армия Наполеона таяла бы быстрее, считает Бенкендорф, «если бы фельдмаршал Кутузов ускорил преследование и ежедневно вводил в серьезный бой линейные войска» (С,82). Мысль о «неотступном и безостановочном преследовании» противника автор высказывает еще не раз, поэтому его так огорчают действия адмирала Чичаговапри переправе через Березину. Бенкендорф говорит о многих других ошибочных действиях, которые совершили многие командиры во время преследования последних частей армии Наполеона, но, наконец, «Сам Император перешел границы своей Империи» и «вселенная взирала на энергию России и на благородную умеренность ее могущественного Государя» (С.88).

 

Этими словами Бенкендорф заканчивает свои «Записки». Они свидетельствуют о том, как сложно и сурово происходила борьба народа разных сословий и национальностей за освобождение России. Важна мысль автора и о том, что сплоченность, духовное единение народа оказались сильнее всех внутренних противоречий, которые были присущи русскому обществу и в те годы. Именно объединяющая всех идея и смогла привести Россию к победе над врагом.

 

-----

1. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII–началоXIX века). СПб. 1994.

2. Генерал Багратион. Сборник документов. М. 1995. С. 147.

3. Душенкевич Д.В. Из моих воспоминаний от 1812-го года до 1815-го года. // 1812 год в воспоминаниях современников. М. 1995. С. 120-121.

4. Тартаковский А.Г. 1812 год и русская мемуаристика. М. 1980. Здесь и далее ссылаемся на это издание.

5. Михайловский-Данилевский А.И. Мемуары. 1814-1815. СПб. 2001; Военные дневники. М. 1900; Описание Отечественной войны в 1812 году. М. 2008

6. Русский вестник. 1815. №4. С.25-29.

7. Сын Отечества. 1816. №4. С.138-162.

8. Глинка Ф.Н. Письма к другу... СПб. 1816. Ч.1. С.3-37.

9. Военный журнал. 1817. №4. Кн.3. С 25-41.

10. Военный энциклопедический лексикон, издаваемый обществом военных и литераторов. СПб. 1844. С1-3.

11. Записки Бенкендорфа. 1812. Отечественная война. 1813. Освобождение Нидерландов. М. 2001. Далее ссылаемся на это издание, указывая страницы в тексте статьи.

12. Харкевич В.И. 1812 год в дневниках, записках, воспоминаниях современников. 1-4 вып. Вильно. 1900-1904.

13. Тарле Е.В. нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. М. 1938. С. 179-180.

14. ВолконскийС. Г. Записки. СПб. 1902; Флотов фон. Дневник дивизии Прайсинга. //Фабри Г. Русская Кампания 1812 г. П. 1903.Т..III. С.198-199. (на франц. яз.)

*. См.: Ребель Г. Пушкин, Полководец и Метель на фоне и в контексте войны 1812-го года / Филолог. 2012. № 18.

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева


Архив «Филолога»: