Журнал - Интернет-журнал "Филолог"

Главная > Выпуск № 26 > Виталий Полонский о музыке, театре и любви.

Виталий Полонский о музыке, театре и любви

Vitaliy Polonskiy about music, theatre and love.

The article contains the interview with Vitaliy Anatolyevich Polonskiy, who is the director of the opera company, chief choirmaster of the orchestra MusicAeterna in Perm Tchaikovsky Opera and Ballet Theatre.

Виталий Анатольевич Полонский,

директор оперной труппы, главный хормейстер MusicAeterna

Пермского театра оперы и балета им. П.И. Чайковского

Наша встреча началась в зале, где шла репетиция «Евгения Онегина». В спектакль в качестве солистов вводились участники хора «MusicAeterna».

Об этом, очевидно важном для него событии, Полонский и заговорил в первую очередь, не дожидаясь моих вопросов.

О хоре и хормейстере

– Алексей Светов будет петь впервые Онегина – но он уже был Елецким, он поет у нас Данкайро в «Кармен», Орфея в одноименной опере Монтеверди, Айзенштайна в концертном исполнении «Летучей мыши», также он работает в детском спектакле «Малахитовая шкатулка»– Степан. У него большой опыт, это артист хора и солист оперы – не так часто поет сольно, но все его выступления достаточно удачные. Я его знаю еще по Новосибирску, по консерватории. Он поработал в Нижнем Новгороде солистом труппы, и теперь с нами сотрудничает уже два года.

– Все артисты вашего хора готовы петь сольные партии?

– Мы хотим этого.

– А они – способны?

– Большинство – да. Пермская публика уже, надеюсь, полюбила нашего Сашу Егорова, который был Варлаамом в «Борисе Годунове». А еще один эпизод в его творческой биографии может войти в историю. В спектакле «Дуэнья» он исполнил три роли, одна из них заглавная – Дон Карлос. Последняя его работа была Фальк в «Летучей мыши».

– Тогда сразу спрошу, хотя не собиралась: «Летучая мышь» – это удачный опыт? С точки зрения совмещения…

– Сценографии и концертного исполнения?

– Нет, мне кажется, что иногда концертное исполнение даже лучше, чем театрализованное, – именно так, по-моему, получилось с «Летучим Голландцем» Вагнера. Это такая мощная, захватывающая музыка, что ей совершенно не нужны никакие дополнительные сценические эффекты, сценографические подпорки. По-моему, здесь ничто не может и не должно конкурировать с музыкой.

«Летучая мышь» – это изначально другая история – и музыкально, и драматургически другая. Но решение довольно длинных драматических сцен мне показалось не бесспорным…

– Само по себе исполнение «Летучей мыши» в концертном варианте – это очень хороший, важный опыт. К тому же это был предновогодний спектакль, шалость, шутка.

– И в этой шутке один из самых изящных и впечатляющих моментов – исполненная хором «MusicAeterna» блоковская «Незнакомка».

– Да, они это хорошо делают.

– Заговаривая о своих хористах, вы несколько раз употребили слово «дети» – они для вас родные, близкие люди?

– Да, несомненно. Я сейчас подойду к Леше [Алексей Светов] – поздравлю его, обниму Наташу и подбодрю. [Наталья Ляскова готовит партию Ольги Лариной]…

– Это не входит в противоречие с профессиональной требовательностью?

– Нет, это разделено – дело делом, дружба дружбой. Если возникают какие-то профессиональные проблемы, то мы их решаем профессиональным способом.

– А почему и как делом вашей жизни стал хор? Почему вы стали именно хормейстером, а не дирижером, например?

– Думаю, что большинство хормейстеров – это результат некоего случая. Никто в музыкальную школу не идет учиться на хормейстера. Я бывший народник. Мое первое образование – это аккордеон в музыкальной школе, потом музыкальное училище. Жил в ПГТ (поселке городского типа) в северном Казахстане, пошел в музыкальную школу поздно, на фортепиано опоздал. После восьмого класса хотел поступать в театральное училище, но мама не отпустила. Пришлось заканчивать 9-й, 10-й класс и музыкальную школу. С точными науками у меня не очень складывалось, я и сейчас не в ладу с техникой, даже машину не вожу… Технарство для меня не существовало. Что оставалось после школы? Музыкальное училище. На аккордеон идти не хотел. А поскольку у меня неплохой тембр (как говорили) – мне предложили поступать на отделение хорового дирижирования. В первый год учебы я не очень понимал, чем я занимаюсь и что я буду делать дальше. А потом учеба захватила, и я ни разу не пожалел о сделанном выборе.

Я сравниваю хормейстера с врачом-терапевтом. Когда к терапевту приходит больной, он ведь не знает, какой болезнью придется сейчас заниматься. Он должен быть готов ко всему. Так и здесь. Ты должен быть универсалом: и на рояле играть, и петь, и лекторствовать – то есть много разных опций должно работать.

– И вам именно эта универсальность нравится?

– Да, я уже давно в профессии, и мне нравится то, чем я занимаюсь. Хотя есть у этой универсальности и оборотная сторона: самостоятельным исполнителем я выступить не могу…

– Для того, чтобы быть хормейстером, не обязательно петь самому? Показывать не обязательно?

– Есть абсолютно не поющие хормейстеры, но владеющие приемами вокального звукоизвлечения.

– Тогда в чем секрет вашей работы – объясните непосвященным. Как вы объясняете свой замысел, свои требования?

– Я не показываю голосом, я показываю прием. У меня есть представление о том, каким должен быть звук – и я любыми способами должен этого добиться. Во время репетиции я могу танцевать, напевать, задавать ритм... Тут любой метод хорош. Кроме психологического давления. Не могу оскорбить. Формула «Ну, ты что, не понимаешь, что должно быть вот так?!» – это не мой метод. Моя цель – создать такую атмосферу, чтобы людям хотелось работать, хотелось выполнить поставленную творческую задачу.

О «Королеве индейцев»

– В «Королеве индейцев» получилось то, что было задумано?

– Мы не знали, чего мы хотим. Вообще это был момент очень напряженный, сложный. Теодор планировал много заниматься с хором – но на нем были солисты, оркестр, он просто физически не успевал охватить все, с хором ему приходилось работать дистанционно. Он мне рассказывал, какой звук, какую фразировку он бы хотел. Уже перед премьерой было много совместных репетиций, а до этого мы занимались самостоятельно...

– На премьере хор звучал просто фантастически. А для меня эта магия началась еще раньше – с репетиции, точнее даже с пресс-конференции, когда сверху на собравшихся вдруг полилась музыка…

И все-таки – вы получили то, чего хотели, то, что слышали внутри себя?

– Может быть, даже больше…

В оперу включены четыре антема [церковные кантаты] Пёрселла – это духовные сочинения, на них ставить что-то – это странно. Но Питер [Селларс] – со своей фантазией и со своим видением – нашел, как это сделать. Эта пластика рук… Когда я пересматриваю запись, у меня каждый раз комок в горле: я смотрю в их лица и думаю – это фантастика, это потрясающе; я знаю, как традиционно исполняются эти гимны, но чтобы так это сделать!.. Это же опера, соответственно это другие условия, и они в них вписались….

Мы исполняли гимны Пёрселла на Рождество в Органном зале, чтобы пермский зритель слышал эту музыку чаще, – и было сложно уйти от уже сложившегося, оперного, варианта – это ведь две разные истории…

– По-моему, ваши «дети» могут все – в любом состоянии, в любой позе, в любом варианте.

– Да, теперь уже да.

– А что меняется в «Королеве индейцев» от представления к представлению?

– Это каждый раз по-разному.

– По-разному в категориях «лучше» – «хуже»?

– Хуже не может быть, качество не падает.

– Тогда что меняется?

– Меняется состояние. Контекст.

– Где был для вас кульминационный момент? Где был самый удачный спектакль?

– Это невозможно определить однозначно. Различаются не только спектакли, но и отдельные фрагменты.

Три последних спектакля, шедших в Мадриде, были записаны для издания на DVD. Монтаж осуществлялся из разных вариантов записи. Питеру было сложно остановиться на каком-либо варианте. В один день хор выглядит более эмоциональным и напряженным, а на другом представлении артисты хора нежные и просветленные. Прямая трансляция на канале Mezzo была в последний день гастролей. Было очень тяжело, так как накопилась физическая и эмоциональная усталость, но ответственность, которую ребята чувствовали, дала свои результаты. Показ получился очень хорошим.

– На репетиции был очень забавный момент, когда вы с Курентзисом вступили в лингвистический спор по поводу того, что «яма дышит»¹. А вообще между руководителями постановки – дирижером, хормейстером, режиссером, сценографом – бывают конфликты?

– Вот для того, чтобы их не было, и нужен художественный руководитель, который дергает за все ниточки, все увязывает и за все отвечает. У Теодора это замечательно получается.

О Курентзисе и стратегии преобразований

– Вы не идеализируете Курентзиса как руководителя? Не бывает такого, что вам собственная художественная идея кажется более интересной, чем та, на которой настоял он?

– Нет, я признаю гений Курентзиса как творческой личности. Он невероятно одаренный музыкант. У нас не было никогда принципиальных творческих расхождений. Он всегда убеждает меня.

– Своей властью? Или в процессе работы, ее результатом?

– «Я тебе покажу», – говорит он. И показывает. Убеждает концептуально.

– А как вообще устроено управление Пермским театром оперы и балета сегодня? Помимо художественного руководителя, предполагается ли главный режиссер, которого сейчас нет?

– Объявлен конкурс на и.о. главного режиссера. Главного режиссера как фигуры постоянной здесь не будет, чтобы не было двоевластия. Европейские театры отказались от главных режиссеров, заменили их интендантами. В России эта должность пока в большинстве случаев сохраняется, но это чревато неизбежными проблемами, потому что вектор развития должен задавать кто-то один. В нашем случае – это Курентзис. Его художественное видение определяет всю творческую политику театра

– То есть авторитарная организация – это оптимальный для театра вариант управления?

– Да. Если ты хочешь реализовать большую идею, то тут не должно, не может быть коллегиальности. Когда очень много институций, они не в состоянии договориться, должно быть единоначалие.

– А как формируется художественная политика? Чему она подчинена?

– Вхождение Курентзиса в Пермь изначально имело свою стратегию. Его работу здесь можно разделить на несколько периодов. На протяжении первого года он продемонстрировал, что он большой мастер и может делать большие проекты. Следующий этап – сегодняшний – позволяет уже осмотреться и скорректировать данную изначально ситуацию. Сейчас мы находимся именно на этом втором этапе, когда формируется труппа.

– Заново? С изгнанием аборигенов?

– Нет, методы очень мягкие. При Теодоре, по его инициативе, не продлили контракты только с тремя солистами, и то двое из них были стажерами. Причем один из них сейчас работает в хоре у Дмитрия Батина.

– То есть формирование в данном случае не означает разгон старой труппы и набор абсолютно новой? Это скорее переформатирование коллектива?

– Да, конечно.

– Какова во всем этом роль и.о. главного режиссера?

–А кто будет поддерживать гигиену каждого спектакля? Концепцию задает режиссер-постановщик, а и.о. главного режиссера обязан следить за тем, чтобы заданный уровень и концепция реализовались на каждом представлении, чтобы не было огромной разницы между премьерными представлениями и показами в текущем репертуаре.

Курентзис в этом плане очень требователен – ведь он как художественный руководитель несет личную ответственность за качество всех спектаклей. И он очень переживает, когда приходится терпеть обветшавший, требующий принципиального обновления спектакль.

– Например, «Пиковую даму»?

– Да, в обновлении нуждается и «Пиковая дама»…

– Вы знаете, мне кажется, что за это время доверие к обновленному театру, к Теодору Курентзису, к тому, что он делает, безусловно возникло, но – страх не исчез. И заинтересованная публика вновь и вновь задается вопросом – как долго это продлится? Когда и с чем останется город, когда эта птица-феникс улетит?

– А что, собственно, сломано?

– Стабильность. Сегодня привычной стабильности функционирования репертуарного театра нет. Качество новых постановок – вне сомнения. Но вот великолепную «Свадьбу Фигаро» поставили – и где она? «Королева индейцев» – красочный, потрясающий спектакль – где он? Вернутся ли эти постановки сюда?

– Вы знаете, есть большая надежда, что новое здание театра все-таки начнут строить, соответственно – с чем мы туда пойдем? Если сейчас не готовить творческие проекты, то чем тогда заполнить и ту и эту сцену? Мы об этом думаем и над этим работаем.

– Но Курентзис не приемлет репертуарный театр …

– Ему действительно не очень нравится репертуарный театр, потому что это априори низкое качество. Так как он перфекционист, он хочет получать каждый раз стопроцентный творческий результат.

– А есть надежда, что будет налажена ритмичная и постоянная работа на старой и новой сценах, что это будет не репертуарный, а живой, динамичный, постоянно обновляющийся театральный проект мирового уровня – тут, в Перми?

– Ни один спектакль, поставленный при Курентзисе, не снимается с производства и с проката, но в силу разных обстоятельств – это тяжелые по исполнению постановки, требующие больших энергозатрат, привлечения дополнительных творческих сил, – здесь есть проблемы.

Например, возникали сложности с показом «Свадьбы Фигаро» в марте в Москве на «Золотой маске»: не было Фигаро, который пел на премьере. Ни Альбергини, ни Кристиан ван Хорн не могут приехать в заданные сроки. А Теодору нужен не только хорошо поющий, но и хорошо говорящий на итальянском языке солист. Ни один из здешних баритонов не готов работать на «Фигаро» на том уровне качества, который требует маэстро. Именно поэтому мы сейчас и готовим труппу к тому, чтобы осуществлять все постановки с нашими певцами.

– А это опять-таки заставляет ставить вопрос: в Перми, для Перми есть солисты, которые способны вытянуть сложный репертуар и соответствовать требованиям художественного руководителя?

– Теодор активно работает с Натальей Кирилловой, Натальей Буклагой, Надеждой Павловой, Надеждой Кучер, Гарри Агаджаняном…

– В чем разница между нашими солистами и ангажированными на премьерные спектакли звездами – в голосовых данных? в вокальной подготовке? в чем еще?

– В мобильности, в дисциплинированности, в способности вовремя и качественно подготовить партию – то есть в уровне профессионализма.

– Правильно ли я понимаю, что даже присутствие в театре таких сильных конкурентов, появление таких мощных стимулов, в том числе возможности учиться, не выводит некоторых «аборигенов» из расслабленного состояния?

– Да, профессионализма во всей его полноте многим недостает…

– Как вы взаимодействуете с оркестром Платонова? Вот сейчас вы вводите солистов в его спектакль.

– Нормально взаимодействуем. Все солисты, перед тем как войти в спектакль, обязаны сдать партии дирижеру. Я могу только рекомендовать кого-то. Последнее слово остается за дирижером. Еще не было случая недовольства вводом нового солиста. Случается, что Валерий Игнатьевич обращается ко мне с просьбой ввести одного из артистов хора в свой спектакль. С Теодором у Валерия Игнатьевича отношения уважительные. Конечно, существуют и проблемы. Сказывается разница в зарплатах артистов двух оркестров и хоров. Но сейчас, благодаря Курентзису, под которого дают деньги – и бюджетные, и спонсорнские, – будет и подпитка оркестра Платонова. Теодор лоббировал интересы оркестра Платонова, в результате чего министерство культуры выделило дополнительные средства. Администрации оркестра необходимо должным образом перераспределить ресурсы внутри того состава, который есть сейчас, а также набрать новых музыкантов.

– Все-таки внутри театра два коллектива?

– Да. Но художественный руководитель один, и все, что происходит в театре, – это сфера ответственности Курентзиса. Он видит среди прочих свою задачу и в том, чтобы пополнить оркестр Платонова качественными музыкантами.

– Будет увольнять «некачественных»?

– Думаю, что будут какие-то рокировки. Я могу отвечать за вокальную труппу солистов – здесь нет разделения на «наших» и не «наших», «старых» и «новых». Все новые солисты поступают в штат театра.

– А хоров два?

– Да. Хор под руководством Дмитрия Батина и камерный хор «MusicAeterna». Есть задача обновления и доукомплектования хора Батина – в частности, тенорами. Женский хор у Димы хороший, а мужской хор требует пополнения и как минимум обновления. Он уже взял нескольких студентов. И передо мной Теодор поставил задачу расширить хор «MusicAeterna». Необходимость в этом проявилась во время работы над «Летучим голландцем» … Так что мы находимся в процессе активной работы, на этапе формирования труппы.

– Каким будет следующий этап?

– То, что происходит сейчас, является очень важным моментом. От комплектации творческого коллектива зависит будущее театра. Как мы уже говорили, вторая сцена откроется по плану в 2018 году и за это время должны появиться два равноценных оркестра и хора, способных работать на двух сценах. Труппе солистов необходим полноценный вокальный ансамбль, где будет не меньше двух Хозе, Германов, не говоря уже о лирических героях – Ленский, Альфред. Уже сегодня мы имеем в нашем составе молодых певцов, которые замечательно работают на сцене. Мы будем продолжать работать в этом направлении. Вот такие задачи стоят перед нами.

– В заключение хотелось бы вас спросить о том, ощущаете ли вы, вся ваша команда, свою причастность…

– К Перми?

– …нет, тут, надеюсь, вопроса нет, – а вот как насчет Пермской культурной революции? Лидеры этого процесса едва ли не главной своей заслугой считают приглашение в Пермь Курентзиса, потому что в данном случае – результат очевидный. Вы готовы подтвердить, что сегодняшнее состояние Театра оперы и балета как-то связано с ПКР?

– Если проанализировать высказывания Курентзиса, сделанные по ходу переезда в Пермь, то будет понятно, что он не под флагами культурной революции шел сюда. Это отдельный проект. Относительно собственной стратегии Теодор подчеркивал, что революцию не собирается совершать, потому что революция – это всегда насилие. Вместе с тем, пригласил Курентзиса тогдашний министр культуры Борис Мильграм, а поскольку он был одним из лидеров ПКР, можно, наверное, говорить о какой-то нашей причастности к ней. Возможно, лидеры культурной революции смотрели с некоей высоты и могли видеть эту картину как общую, вписывая в нее Курентзиса. Но общей команды не было и быть не могло. Теодор занимается своим делом и к событиям ПКР отношения не имеет.

Однако это не значит, что его не интересует жизнь города, состояние пространства, в котором находится театр. Он, например, настоял на том, чтобы площадь перед театром освободили от парковки. Он считает, что здесь должен быть свободный обзор, цветы, место для прогулок мам с детьми. Его интересует и беспокоит история с переносом зоопарка.

Здесь недалеко от театра – здание Мариинской женской гимназии, где сейчас расположена сельскохозяйственная академия, – это очень красивое здание с домовой церковью, которую планируется восстановить. Мы в прошлом году на Страстной неделе вместе были на Афоне, Теодор купил там икону, привез ее сюда, и эта икона ждет теперь своего места.

– Курентзис намерен участвовать в восстановлении церкви?

– Да. Он воспринимает город не только как место расположения театра.

Пермь теперь не только ваш, но и наш город. Невероятно приятно получать лестные отзывы о своей работе за пределами города или страны и знать, что ты представляешь город. Город Пермь.

В одной статье, вышедшей в Мадриде после наших спектаклей «Королева индейцев», было написано так: «Для многих зрителей Пермь была незнакомым городом, а после знакомства с хором “MusicAeterna” все поняли, что там живут ангелы»²... Это не дословный перевод, но смысл таков.

– Каковы ближайшие планы?

– В середине февраля оркестр и хор «MusicAeterna» едет в европейский тур по четырем столицам: Берлин, Афины, Париж, Лиссабон. Мы будем с гордостью представлять наш город. Надеемся на поддержку земляков.

Запись от 24 января 2014 г. Г.Р.

Фото: Антон Завьялов (1),

Алексей Гущин (2),

Галина Ребель (3)

-----

1. См.: Ребель Галина. В ожидании «Королевы индейцев» / Филолог. 2013. № 24 / http://philolog.pspu.ru/module/magazine/do/mpub_24_512

2. Полностью статью можно прочитать здесь: http://www.ociogay.com/2013/11/15/the-indian-queen-el-teatro-real-remata-triunfal-su-diptico-sobre-la-conquista/

Наша страница в FB:
https://www.facebook.com/philologpspu

К 200-летию
И. С. Тургенева

Архив «Филолога»: